Русская Япония

В поселке Саруфуцу, что в полутора часах езды от Вакканая, по призыву Номура Асауэмои (умер в 1954 г.) регулярно устраивалась панихида по погибшим, а 12 декабря 1971 г., на 32-ю годовщину гибели «Индигирки», в поселке был сооружен памятник. Японцы много лет разыскивали тех, кого удалось спасти с русского парохода в те дни, но на открытие памятника из Советского Союза приехал только один В. И. Варакин. Он принял участие в панихиде по погибшим и вместе с японцами дал клятву прилагать усилия для предотвращения аварий на море и укрепления международной дружбы.

Каждый год в августе японцы собираются на процедуру поминовения усопших. В этот день из порта Саруфуцу выходит в море катер, огибает остатки судна, видные с берега, люди бросают в море цветы, поминают тех, кому поставлен памятник на высоком холме. Этот памятник жертвам кораблекрушения многим знаком по красочным японским проспектам. Скульптор из Отару И. Кендзи создал пятиметровую скульптурную группу, символизирующую защиту человеческой жизни: три фигуры, взявшиеся за руки, окружают шар. Не могу сказать, что идея художника мне понравилась, но сам факт внимания к чужой беде не может не вызывать симпатии. Вокруг скульптуры расположены еще несколько памятных знаков, больше поставленных для туристов.

Скалы. Сильный ветер. Море в барашках. Откуда-то появилась стая чаек, которые стремительно летали над водой. Возможно, разглядывали нас.

Мы уселись на мелкую гальку за памятником, где ветер дул не так сильно, и молча долго смотрели вдаль — туда, где много лет назад разыгралась трагедия. Японские источники утверждали, что прах всех погибших передали представителям советской власти. Но Сакихара-сенсей сказала, что чувствует, что некоторые до сих пор лежат здесь. Я налил в пластмассовый стаканчик водки, положил туда камень, чтобы не сдуло ветром, накрыл кусочком хлеба и поставил у памятника. Вечный покой вам на японском берегу, соотечественники!

В двух шагах от мемориала располагается шикарная гостиница с онсеном, парком и аттракционами. Мы зашли в бар, заказали саке и помянули тех, кто потерял жизнь недалеко отсюда…

Обратный путь прошел незаметно, в раздумьях. Много крушений терпели русские суда у берегов Японии. Вот и следующий пункт моего маршрута был связан с этим печальным событием. Почти сто двадцать лет назад шхуна «Крейсерок» разбилась около знаменитого маяка в местечке Соя у пролива Лаперуза. Это самая северная часть Хоккайдо, откуда в хорошую погоду виден Сахалин. Сейчас там крупный туристический центр.

Сев на автобус в Вакканае, вновь поехал вдоль берега, разглядывая соответствующий пейзаж: шеренги лодок, некоторые с моторами, сети… Обычная рыбацкая жизнь.

Абашири, хоккайдская глубинка. Ночью дождь. Завтрак тоже под шум дождя. Как обычно, к нему подали рис, японский хлеб. С утра бабушка отнесла две мелкие чеплашки риса в буцудан (butsudan), семейный буддистский храм-киот. Скучный день, только и работать на компьютере. Да еще поговорить за обеденным столом.

^{На «блошином» рынке в Токио. Фото автора}

Вечером отправился побродить по окрестностям. Проходя мимо харчевни, где продавали, судя по вывеске, знаменитую местную собу, почувствовал голод и заглянул внутрь. Японец за стойкой лихо накладывал лапшу в огромные пиалы, добавлял приправы и заливал все пахучим острым бульоном. Выглядело и пахло очень аппетитно, а выбрать нужное блюдо без труда можно было по муляжам, расставленным в витрине и снабженных номерами. Опустил в щель автомата монетки, нажал нужную клавишу и получил билетик, согласно которому наполнили и мою пиалу.

Увидев в углу свободное местечко, протиснулся туда и огляделся. Вероятно, забегаловка пользовалась большой популярностью. Небольшое пространство было, что называется, забито под завязку. Следом за мной в утолок пролез пожилой японец, по виду простой работяга. Случайно двинув меня локтем, он извинился.

— Ничего страшного. Будем надеяться, что соба будет вкусной, — ответил я.

— Вы здесь впервые? Откуда родом? О, из России! Меня тоже можно считать русским.

Увидев мое удивленное лицо, собеседник, улыбаясь, объяснил:

— Я родился на Кунашире, который забрала Россия в 45-м. Мне дважды посчастливилось там побывать, посетить прах своих предков и посмотреть, что осталось от отчего дома. Ничего…

Понимая, что тема нашей беседы весьма скользкая и можно невзначай нарваться на грубость, начал было жалеть об этом нечаянном соседстве.

— Не беспокойтесь, — усмехнулся сосед, видимо, заметивший мою нервозность. — Я не буду сейчас требовать возврата наших островов. Может быть, чуть позже, после обеда. Да, мы соседи с вами, так уж распорядился ваш бог и наши божества. Я много читаю всякой исторической литературы. Жаль, что не знаю русского. Очень хотелось бы почитать и ваших историков. Ведь у них наверняка другая точка зрения. Не стоило в Русско-японскую войну связываться с вами. Но «обезьяна и та падает с дерева». [14] Южная половина Сахалина оказалась тем «троянским конем», на котором вы въехали на наши Южные Курилы. Конечно, я знаю и о том, что мои соотечественники побывали у вас во время вашей Гражданской войны. Не стоило этого делать. Главной же причиной считаю, что мы напали на Пёрл-Харбор. Да, конечно, американцы сполна отплатили в Хиросиме и Нагасаки, но Россия-то при чем?

14

Сару мо ки кара отиру — яп. поговорка. (Ср. русское «Конь на четырех ногах и тот спотыкается»).

Мой собеседник долго и весьма обстоятельно растолковывал мне политику своей страны и ту горечь, которая осталась в сердцах тех, кто имеет прямое отношение к «Северным территориям».

Через два дня у меня состоялась еще одна интересная встреча, в онсене, куда я зашел смыть пыль после очередной поездки. Обстановка обычная: огромный зал с рядами умывален, душами и скамеечками. Несколько бассейнов с проточной горячей водой. Сауна. На улице еще пара бассейнов, над которыми почти нависает шумная горная речка. Как всегда, они нарочито грубо отделаны крупным камнем. Обмывшись в душе, плюхнулся в горячую воду и невольно вскрикнул: она была гораздо горячее, чем обычно.

— Что, жарко? — спросил японец, у которого из воды торчала только голова. — Откуда приехали? О, из Владивостока?

Он даже привстал, чтобы получше меня разглядеть.

— Впервые вижу русского из тех мест. Во время войны мой отец служил в Маньчжурии, а потом оказался в плену. Провел в России пять лет и даже строил дома у вас во Владивостоке. Он мне очень много об этом рассказывал!

Японец стал что-то так быстро рассказывать, что половину его речи я не понял.

— Плен помог ему увидеть другой мир. Конечно, его пичкали всякой пропагандой. Порой было голодно, но отец видел, что простым русским жилось не лучше. В праздники люди бросали им хлеб. Вернувшись на родину, некоторые его сослуживцы стали открывать русские рестораны. Мой отец водил меня туда на встречи с однополчанами и угощал вашими пирозики (пирожки. — А. Х.). А ваши песни! Например, «Катюша». Я с детства помню, как отец пел ее. У него не было злобы: проиграли, значит, проиграли, и нужно с этим примириться. Конечно, рухнули идеалы. После войны и у нас было здесь немного страшновато. Я много слышал о русской мафии, но и у нас водились местные бандиты, обирающие всех до нитки. О якудза слышали?! А спекуляция…

Прощаясь, словоохотливый собеседник добавил:

— Особенно отцу понравилась русская баня. Позднее он дома смастерил такую же. Конечно, не как у вас, но, наверное, похоже. Кстати, вместо саке у нас пили только русскую водку. Да, еще отец, когда выпьет, признавался, что влюбился у вас в русскую девушку и чуть было не остался во Владивостоке навсегда…

Не без волнения, честно признаться, отправлялся в городок Сетана. Еще в середине 1980-х, собирая материалы для своей первой книги «Terra Incognita, или хроника путешествий по Приморью и Дальнему Востоку», встретил в одном из старых номеров газеты «Владивосток» заметку о гибели в Японии русской шхуны «Алеут». Заинтересовавшись этим фактом, стал искать подробности давней трагедии и вскоре нашел их в Российском государственном архиве Военно-морского флота. В материалах пухлого дела детально описывалось все, что случилось с русской шхуной в японских водах.