Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава
Шрифт:
Обе части разделенного русского войска потеряли всякую связь друг с другом. Видимо, этим объясняется странное противоречие, которое обнаруживается при сопоставлении освещения событий 941 г. в древнерусских и византийских источниках. Согласно последним, война с русами распадается на два этапа: первый закончился июньским поражением русского флота под Константинополем; второй продолжался в Малой Азии еще три месяца и завершился в сентябре окончательным разгромом русов. Древнерусские источники, повествующие о походе Игоря на греков, восходят к византийским (главным образом к Хронике Георгия Амартола и Житию Василия Нового). Но в данном случае это не простая компиляция, столь обычная для древнерусского летописания. Оказывается, «составители первых русских хронографов, пользовавшиеся Хроникой Амартола и Житием Василия Нового, не просто переписали из них сведения о первом походе Игоря, но сочли нужным дополнить эти сведения из какого-то русского источника (что частично уже имело место при переводе Жития Василия Нового на русский язык) и произвести такие перестановки в тексте Хроники и Жития, которые изменили их до неузнаваемости» [127] . Суть этих изменений и перестановок сводится к тому, что византийские известия о втором этапе кампании 941 г. (в Малой Азии) либо совсем отброшены, либо объяснены по-своему. В Повести временных лет второй этап войны затушеван путем присоединения мало-азийских провинций Византии к перечню тех областей, которые подверглись опустошению с самого начала похода: Игорь «почаша воевати Вифиньскиа страны, и воеваху по Понту до Ираклиа
127
Половой Н.Я. К вопросу о первом походе Игоря против Византии (Сравнительный анализ русских и византийских источников) // Византийский временник. Т. XVIII. М., 1961. С. 86.
Итак, Игорь с остатками своего войска, едва опомнившись после разгрома, немедленно начал отступление. От миролюбивого настроения русов не осталось и следа. Свою ярость от понесенного поражения они выместили на византийском селении под названием Стеной [128] , которое было разграблено и сожжено дотла. Впрочем, причинить грекам крупные разрушения войску Игоря было не под силу ввиду его малочисленности. Известия о русских разбоях на европейском берегу Понта в византийских хрониках исчерпываются сообщением о сожжении Стенона.
128
В византийских источниках Стеноном называют: 1) деревню на европейском берегу Босфора; 2) весь европейский берег Босфора (см.: Половой Н.Я. К вопросу о первом походе Игоря против Византии. С. 94). В данном случае имеется в виду первое значение. Нападение на Стеной не могло быть совершено таврическими русами, отплывшими, согласно Продолжателю Феофана, «к Сгоре», местности на малоазийском побережье Босфора — еще одно свидетельство разделения русского флота.
В июле Игорь с остатками дружины прибыл к «Боспору Киммерийскому», то есть в «русскую» Таврику, где и остановился в ожидании вестей о своих черноморских соратниках.
Война у побережья Малой Азии
Тем временем остальной русский флот сновал вдоль побережья Вифинии, запертый на мелководье эскадрой Феофана. В помощь византийскому флотоводцу в Константинополе спешно снаряжалось сухопутное войско. Но до его прихода жители малоазийского побережья, среди которых было немало потомков славян, образовавших здесь в VIII—IX вв. многочисленную Вифинскую колонию [129] , оказались во власти русов. По свидетельству Повести временных лет, крайними восточными областями, подвергшимися набегам русов, были Никомидия и Пафлагония. Один византийский документ, датируемый приблизительно 945 г., подтверждает летописные сведения. В письме опального митрополита Никеи Александра к новому митрополиту этого города Игнатию бывший владыка напоминает о своей «помощи твоим [Игнатия] никомидийцам во имя человеколюбия во время нашествия...» [130] .
129
В середине VII в. многие славянские племена, вторгнувшиеся на Балканы, признали верховенство византийского императора. Многочисленная славянская колония была размещена имперскими властями в Вифинии в качестве военнообязанных.
130
Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX — начало XIII в.). СПб., 2000. С. 75.
Византийские воины X в. (миниатюры из византийской Минеи, хранящейся в Ватикане)
А помощь жителям здешних городов и селений летом 941 г. была совершенно необходима, ибо русы наконец дали себе полную волю. Их жестокость, подогреваемая жаждой мести за сожженных и казненных товарищей, не знала границ. Продолжатель Феофана с ужасом пишет об их злодеяниях: русы предали огню все побережье, «а пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов».
Кровь мирных жителей лилась рекой до тех пор, пока в обезлюдевшую Вифинию не подоспел патрикий Варда Фока «с всадниками и отборными воинами». Положение сразу изменилось не в пользу русов, которые стали терпеть поражение за поражением. По словам Продолжателя Феофана, «росы отправили было в Вифинию изрядный отряд, чтобы запастись провиантом и всем необходимым, но Варда Фока этот отряд настиг, разбил наголову, обратил в бегство и убил его воинов». В то же время доместик схол [131] Иоанн Куркуас «пришел туда во главе всего восточного войска» и, «появляясь то там, то здесь, немало убил оторвавшихся от своих врагов, и отступили росы в страхе перед его натиском, не осмеливаясь больше покидать свои суда и совершать вылазки».
131
Доместик схол — титул наместника восточных (малоазийских) провинций Византии.
Так прошло еще около месяца. Русы никак не могли найти выхода из морской ловушки. Между тем сентябрь был на исходе, «у росов кончалось продовольствие, они боялись наступающего войска доместика схол Куркуаса, его разума и смекалки, не меньше опасались и морских сражений и искусных маневров патрикия Феофана и потому решили вернуться домой». В одну темную сентябрьскую ночь флот русов попытался незаметно проскользнуть мимо греческой эскадры к европейскому берегу Босфора. Но Феофан был начеку. Завязалось второе морское сражение. Впрочем, если быть точным, никакого сражения в собственном смысле слова не было: греческие хеландии просто гонялись за убегавшими русскими ладьями, поливая их жидким огнем, — «и множество кораблей пустил на дно, и многих росов убил упомянутый муж [Феофан]». Житие Василия Нового утверждает: «спасшиеся из рук нашего флота перемерли по дороге от страшного расслабления желудка». Хотя византийские источники повествуют о почти поголовном истреблении русов, какой-то части русского флота, по-видимому, все же удалось прижаться к фракийскому берегу и скрыться в темноте.
«Олядний» [132] огонь, действие которого русы в 941 г. испытали на себе впервые, надолго сделался на Руси притчей во языцех. В Житии Василия говорится, что русские воины вернулись на родину, «чтобы рассказать, что с ними было и что они потерпели по мановению Божию». Живые голоса этих опаленных огнем людей донесла до нас Повесть временных лет: «Те же, кто вернулся в землю свою, поведали о случившемся; и об оляднем огне говорили, что это молнию небесную греки имут у себя; и, пуская ее, жгли нас, и сего ради не одолели их». Рассказы эти неизгладимо врезались в память русов. Лев Диакон сообщает, что даже тридцать лет спустя воины Святослава все еще не могли без дрожи вспоминать о жидком огне, так как «от своих старейшин слышали», что этим огнем греки превратили в пепел флот Игоря.
132
Олядия (др.-рус.) —
ладья, корабль.Глава 7
ВТОРОЙ ЦАРЬГРАДСКИЙ ПОХОД И ДОГОВОР 944 г.
Приготовления
Под 944 г. Повесть временных лет рассказывает о втором походе Игоря на Царьград. Сообщается о широких военных приготовлениях: «Игорь совокупи вой многи: варяги, русь и поляне, и словены, и кривичи, вятичи и тиверцы»; говорится также о найме печенегов и взятии у них заложников — в обеспечение их верности. Характерно, что в перечне Игоревых «воев» отсутствуют чудь, меря, северяне, радимичи, хорваты и дулебы, которых летописец ранее отправил на Царьград вместе с вещим Олегом. Эти данные объективно верны в том смысле, что Игорь действительно не располагал военными ресурсами державы «светлых князей» начала X в. Однако пестрый этнический состав Игорева войска, в том виде, в каком он представлен в летописи, не соответствует истине. Восточнославянские племена зачислены летописцем в Игоревы «вой» произвольно [133] . Так, вятичи не могли быть участниками похода по той простой причине, что они не были данниками Киева — их предстояло «примучить», согласно самой же летописи, только Святославу; этническими «призраками» оказываются также словене (ильменские), кривичи и тиверцы, поскольку ни Новгород, ни Полоцк, ни какой-либо другой восточнославянский племенной центр не попал в текст договора 944 г. И напротив, наличие в нем единственного этноса — «руси», вкупе с тремя городами Среднего Поднепровья — Киевом, Черниговом, Переяславлем, — на которые распространились торговые льготы, убедительно свидетельствует, что в 944 г. «поиде на грекы в лодиях» одно лишь «русское» ополчение Киевской земли.
133
Ср. приготовления Ольги к походу на «древлян»: «Ольга с сыном своим Святославом собра вой многи и храбры». Силы русов и здесь не ограничиваются одной княжеской дружиной, а между тем в «русском» войске супруги Игоря нет ни «словен», ни прочих восточнославянских племен, что несомненно отражает реальное положение вещей. Характерно, что по договору 944 г. русин, попавший в плен и выставленный на продажу на каком-либо невольничьем рынке империи, подлежал немедленному выкупу и освобождению, тогда как относительно славян подобное условие не оговорено.
Архангелогородская летопись сохранила сведения, что в 941 г. русы из-под стен Царьграда вернулись «во свояси без успеха» и лишь «на третье лето приидоша в Киев» — стало быть, два года они провели где-то в другом месте. По сообщению Льва Диакона, разбитое под Константинополем русское войско зазимовало в городах и поселениях Черноморско-Азовской Руси — на «Киммерийском Боспоре». По всей видимости, там же оно оставалось и два следующих года, готовясь к новому походу.
Чем была вызвана двухлетняя стоянка русских дружин на берегах «Боспора Киммерийского»? По словам Кембриджского документа, Х-л-го (то есть в данном случае — Игорь), бежав из-под Константинополя, «устыдился возвращаться в свою землю». С психологической точки зрения звучит достаточно правдоподобно. Однако не в одних расстроенных чувствах юного князя было дело. Игорь медлил с возвращением в Киев из-за вполне обоснованного опасения встретить там плохой прием. В языческом понимании святости (в том числе святости вождя-жреца, предполагающей, помимо прочего, его «удачливость», как целый набор выдающихся психофизических свойств: сила, ум, ловкость и проч.) одной из главных составляющих было понятие целокупности, цельности, целостности, не только не терпящей какого бы то ни было умаления, но, напротив, постоянно увеличивающей свой плодоносный и властный потенциал [134] . Поэтому военное поражение наносило серьезный ущерб сакральному и политическому авторитету вождя, оно означало, что боги отвернулись от него, а вместе с ним и от всего общества (племени, рода и т. д.). Для воина существовал, собственно, только один выход из состояния богооставленности — смерть с оружием в руках. В идеале при неудачном исходе сражения вождь не должен был пережить своего позора, а дружина — своего предводителя. Так, Тацит писал о германцах, что у них «вожди сражаются ради победы, дружинники — за своего вождя». Об этом же языческом кодексе чести напоминал своим воинам Святослав, когда призывал их: «Да не посрамим земле Руские, но ляжемы костью ту, мертвы бо сорома не имаеть». В 941 г. «небесные молнии» греков оказались сильнее военного счастья и магических способностей русского князя. Он бежал с поля боя и не получил даже символической дани. Боги больше не покровительствовали ему. Игорю необходимо было восстановить свою репутацию удачливого предводителя, которая установилась за ним после покорения угличей и «древлян» и изгнания Олега II из Киева.
134
См.: Петрухин В.Я. К дохристианским истокам древнерусского княжеского культа // ПОΛYТΡОПОN. К 70-летию В.Н. Топорова. М., 1998. С. 888.
Черноморские русы на этот раз не оказали поддержки Игорю. В арабских источниках 943/944 г. отмечен очередным нападением русов на город Бердаа в Закавказье, что исключает участие этого отряда в походе на греков. Договор 944 г., в свою очередь, не отстаивает ничьих интересов, кроме княжеского рода и «гостей» из трех городов Среднего Поднепровья.
Именно малочисленность собственного войска заставила Игоря прибегнуть к найму печенегов, которые, по словам Константина Багрянородного, «будучи свободными и как бы самостоятельными... никогда и накакой услуги не совершают без платы». Русские посольства к печенегам, вероятно, имели много схожего с исполнением подобных поручений имперскими чиновниками, чей образ действий хорошо известен по описанию того же Константина. Главную роль в успешном окончании посольства играли подарки, которых печенеги домогались всеми правдами и неправдами. Прибыв в Херсон, посол императора («василик») должен был «тотчас послать [вестника] в Пачинакию и потребовать от них заложников и охранников. Когда они прибудут, то заложников оставить под стражей в крепости Херсона, а самому с охранниками отправиться в Пачинакию и исполнить поручение. Эти самые пачинакиты, будучи ненасытными и крайне жадными до редких у них вещей, бесстыдно требуют больших подарков: заложники домогаются одного для себя, а другого для своих жен, охранники — одного за свои труды, а другого за утомление их лошадей. Затем, когда василик вступит в их страну, они требуют прежде всего даров василевса и снова, когда ублажат своих людей, просят подарков для своих жен и своих родителей. Мало того, те, которые ради охраны возвращающегося к Херсону ва-силика приходят с ним, просят у него, чтобы он вознаградил труд их самих и их лошадей».
Другой способ связаться с печенегами состоял в том, что василик в сопровождении небольшой флотилии входил в устье Днепра или Днестра и, обнаружив печенегов, посылал к ним вестника. Русы, скорее всего, так и поступали. Дальше история повторялась: «Пачинакиты сходятся к нему [послу], и, когда они сойдутся, василик дает им своих людей в качестве заложников, но и сам получает от пачинакитов их заложников и держит их в хеландиях. А затем он договаривается с пачинакитами. И когда пачинакиты принесут василику клятвы по своим „заканам" [135] [законам], он вручает им царские дары и принимает „друзей" [союзников] из их числа, сколько хочет, а затем возвращается».
135
Любопытное употребление Константином славянского слова применительно к печенежским обычаям — свидетельство того, что «само это понятие, а возможно, и нормы права были заимствованы печенегами у славян» (Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 290. Примеч. 5).