Русская жена арабского наемника

— Пицот минут, — икнула я в ответ, что на албанском означало — поздно, пора отваливать.

Стажерка деликатно пискнула в замочную скважину, что Семен завел мотор и ждет нас внизу. Развозка несчастных пьяных женских тел по временным ночным приютам началась. Временным — потому что настоящая жизнь предполагалась только в Конторе.

Глава 9. ОтПИВАние перед свадьбой

На Кузнецком мосту мостовая из древних булыжников не давала спокойно моим подружкам прогарцевать на их невыносимой высоты шпильках от Прада и Джимми Чу. Я предпочитала кроссовки, правда, шанелевские — но все же кроссовки — черные с лаковым лого, похожим на обезноженного паучка. Зато в них было удобно бегать, а ходить я последние пятнадцать лет не могла себе позволить — непозволительная роскошь!

Застрявший алый каблук у Люськиных нагло-праздных туфель не давал ей гордо войти в наш любимый бутик нижнего белья. Щукина тихо радовалась и скромно цокала в своих лабутеновских туфельках с более широким каблучком — алая подошва игриво мелькала но не подводила хозяйку. Люська выматерилась, резко нагнулась, чтоб вытащить туфельку и уткнулась попой в стремительно выходящего из стеклянной дверцы мужчины. Он был в очень шикарных драных джинсах и шелковом платке вместо галстука, с кучей пакетов, китайской хохлатой под мышкой и ведомой сзади юной нахалкой-дыдлой с ярким макияжем эмо. Мужик остолбенел, дыдла и собачка тявкали от нетерпения, Люська явно не могла выпрямиться, хотя туфель почти был спасен. Щукина, спокойно фиксирующая взглядом происходящее, не спешила заступиться за коллегу. Помогла Светка, чуточку задыхавшись от перебранки по мобильному с мужем, она левой подхватила за талию Люсю, правой отделила ее от мужчины с хохлатой, ногой попридержала дыдлу, а глазом испепелила Щукину. Вот что значит профессиональный следователь! Майор, между прочим, наша Светка!

Я тем временем томилась нагишом в примерочной, так как начинать выбирать свадебное неглиже без подруг было преступлением, на которое никто из нашей шайки никогда бы не пошел. Продавщицы — все как одна в черном и похожие на Одри Хепберн, с «бабеттами» на голове, — кокетливо хихикали в ладошки и не решались вмешаться в кучу малу у них на пороге. Важный охранник в лаковых туфлях и шикарном костюме вежливо спросил толкущихся на пороге, нужна ли помощь. Все гаркнули «нет!» кроме Люськи — она причитала, звала мамочку и не могла разогнуться — девушку, как оказалось, хватил жестокий радикулит. Она так и держалась за каблук, вися на Светке и пытаясь найти опору задницей в мужике, тот краснел и бледнел поочередно, но очень хотел помочь. В конце концов верещавшую красавицу, с алыми туфлями в кулаках и разъехавшейся по шву узкой юбке, внесли внутрь бутика два героя — охранник и покупатель в джинсах. Людка, оценив ситуацию, пыталась изобразить обморок, но Щукина ущипнула подругу и напомнила, что невеста в наряде Евы ждет на втором этаже. Продавщицы предложили всей компании кофе, шоколад и шампанское, а поврежденная Люська была нежно укрыта белоснежным пледом и гордо возлежала посередине бутика на круглом диване. Не расставаясь с алыми туфлями, мужчина переложил пакеты и собаку на охранника, а сам внимательно изучал больную, нервно покусывая губу. Поняв, что одного бойца мы потеряли, мои девочки поднялись наверх, и мы стали долго и с хохотом примерять все подряд. Хулиганские секси-наряды с хоботами, крылышками и прочей ерундой мы отмели сразу, посомневались в тесмочках из бус — порвется все на фиг! Жалко, а собирать в порыве страсти, ползая за бусинками — мужик не поймет. Просмотрели яркие шелка с ручной росписью — хорошо для брюнеток, а я же блондинка. В общем, нежное кружевное секси, похожее на нижнее белье куклы или пятилетней девочки викторианской эпохи — вот каким был наш выбор. С изумлением выяснили, что существуют и особые неколющиеся брошечки и длинные бусы для постели. Их любили содержанки начала 20 века, эффектно и почти неубиваемо, хоть лупи ими мужика! А в брошечках сзади были отверстия, куда вставляли искусительницы тряпочки с феромонами или духами, чтобы всю ночь ароматы сводили с ума мужчину. Этих драгоценностей мы набрали для всей честной компании — свадебная ночь одной из нас не мешала подругам еженощно тестировать новинки секси-моды у себя дома.

Люська требовала участия в процессе, хлебнув шампанского мы с гоготом выползли на лесенку и смело прошествовали мимо продавщиц и дивана с Люськой, а также прилепившемся к нему мужику с хохлатой. Стервозная собачонка, видимо, учуяла грядущую измену и, резко покусав охранника, вернулась к хозяину, оказавшемуся ресторатором популярной сети «Эскимошка». Милый и интеллигентный дяденька, раз пять женатый и имеющий кучу детей и любовниц, не смог устоять перед нашей рыжей бестией с глазами эскимоса и прямо ей о том и сказал: «Будешь ты, Людмила Васильевна, лицом моей ресторанной сети». Только Люська представила себя полуобнаженной, в шикарных туфлях, в песцовой белоснежной шубке и с почти совсем открытым, волнующим профилем ее идеальной груди и круглой попки, как перед ней, в ее видении, тут же отчетливо проявился фингал под ее раскосым глазом, поставленный простым олигархом Федей, увидевшим ту рекламу эскимосочки из окна своего кадиллака. Люська помечтала еще секундочку, а потом попросила вызвать Феденькин джип, который тоже был Кадиллаком, так как Федя если любил что-то, то оставался верен своему выбору во всем. Выпускай Кадиллак сиденья для унитаза или рогатки — Федя бы с гордостью обзавелся и ими.

Владелец ресторанов оставил визитку возле Люськиных туфель, вяло поаплодировал нашему секс-дефиле и вышел навстречу своим женским историям. А мы, выбрав самое изысканное в мире свадебное белье, брошечки-ароматницы, халатик и даже туфельки, больше похожие не на домашние тапочки, а на бальные Золушкины башмачки, отправились на мое отПИВАние.

Огромная сосиска «Фунтик» и сосиска «КГБ», нефильтрованное пиво из автокранов сразу же у твоего столика — эту пивную мы все обожали. Заливное «Три поросенка» и закуска «Бабушка надвое сказала» привели нас в состояние блаженства и, чуть не растеряв все покупки, мы поехали в Шереметьево, по дороге прося водителя останавливать нас у фастфуда — выпитые литры давали себя знать. Мы орали песни про любовь, обнимались, ревели и хохотали — впереди меня ждала самая прекрасная и желанная в мире брачная ночь с самым желанным мужчиной на свете! Светик, растрогавшись, позвонила домой и помирилась с мужем, хотя он и приносил совсем пустяшную зарплату учителя. Люська пьяным и очень сексусальным голосом звонила всем подряд, включая ресторатору в джинсах и нашему водителю из Конторы Семену, Щукина плела своему питерцу удивительно сложные смс-ки, а теплая ласковая ночная Москва прощалась со мной навсегда. Уже завтра я стану женой в далеком, заброшенном и диком для меня месте. И все начну с нуля.

Глава 10. Потерянная в пустыне

Саламандра призывно виляла почти прозрачным хвостиком и не собиралась отползать в щели. Ее вполне устраивала музыка, которая разрывала вязкую духоту ночи:

— Сегодня отец купил мне новые колонки!

Ну, все, всем конец, соседи, вешайтесь, подонки!

Я орала, словно на стадионе Лужники, а не в крохотной каморке. Чтобы хоть как-то добавить смысла происходящему, ор продолжила на кровати, прыгая и и крича вместе с «Аварией». Кстати, «Аварию» мне прислала «Ди-эч-елем» на день свадьбы моя сестра Ларка из Лондона.

Она слетала в Москву, накупила пиратских дисков нашей музыки целый чемодан и теперь гоняет по ненавистной Британии в своем Бентли под хриплые призывы Кая Метова.

— Милая моя, где ты?

— Позишн намбе уан. Тебе не дам , — сообщает остолбеневшим овсянникам лимонный Бентли и мчится моя сестрица до следующего полицейского, который с приговором «Агрессивное вождение и превышение скорости» — опять оштрафует мою младшенькую. — I love you too! — с ласковой улыбкой отвечает сестренка. И жмет на газ.

А «Авария» мне рвет в поганой пустыне среди совсем мирных исламских фундаменталистов душу, зовет в родную, нахальную, кичливую, умную, дерзкую, неугомонную Москву.

— Хип хоп пати! — ору я и изнемогаю от тоски по родине.

И совсем она не уродина, как написал Юрий Юлианович, мой сосед и однокурсник по худграфу. Это он про убогую, обгаженную селянами-националистами Уфу сложил. Из которой его выперли. А он — в Питер, и там утер сопли травившим его башкирам и сделал ого-го какую карьеру. А башкиры вдруг забыли, что сослали Юру в село учителем рисования, что концерты его запрещали и стали гордиться «земляком». Суки. Сколько народа спилось или уехало (и не только в Израиль, а просто куда глаза глядят) когда гарант заявил местным князькам: берите с уверенитета, сколько сможете сожрать. Вот они и жрали. Умных, талантливых, гениальных и не из их аула.

— Как жаль, что нет сейчас Снегурочки со мной!

Мы вместе шли с Камчатки, но она ушла на блядки…

Саламандре все явно нравилось. В отличие от жителей поселка.

Все ставни позакрывались, а телевизоры с бесконечным бормотанием муэдзинов стали соперничать с русскими парнями на моем диске. Кто громче?

— Ну, шиш вам, фундаменталисты хреновы! Нас так не возьмешь!!! — Я выкатила столик на так называемый балкон — десять сантиметров свободы в ширину и два метра в длину и упала на полосу счастья, закурив сигарету.

Похоже, я сходила с ума. И неделя в этом бетонном ящике, где говорят на непонятном диалекте, не прибавила мне сил. Я убрала диск с «Дискотекой Авария» в пояс-сумочку, где барахтался мобильный, большой охотничий нож, связки от ключей всех моих квартир и бережно проверила паспорт и наличку. Все в порядке. Хотя какой там, на фиг, порядок! Сидит взрослая сорокалетняя баба, непонятно в какой точке на Ближнем Востоке. Утром ей приносят грязную плошку с рисом и молоком буйвола, да пачку отвратительных папирос «Клеопатра». Все. Выходить нельзя — хиджаба и галабеи нет. По-арабски «Ма фиш». Очень похоже на наши «шиш вам» или «ни хрена». Мне так кажется.

Что с моим мужем, как отсюда выбираться, и вообще где я — сказать не возьмется даже Павел Глоба.

А наши девочки сейчас обсуждают последнюю тусовку на Неделе моды и наряды своих подруг и соперниц-журналисток. У Натальи новое кольцо с неприлично большим топазом. Ирка отхватила у подобревшего от восторженных откликов московской прессы Кавалли скидку на новую коллекцию. Люська все же вколола себе в живот греховные стволовые клетки и выглядит зараза, словно моя дочь. Щукина — и та, написав биографию метра режиссуры, получила гонорары, превращенные во французские тряпки. Сидят мои девочки под хай-тек абажурами в модном кафе, лопают горький шоколад, чтоб не потолстеть и пьют свежевыжатые соки кактуса и моркови. И ничем то их, бывалых светских львиц, не удивишь. Разве только буйволиным молоком, которое мне уже поперек горла…