Русская жизнь. Волга (июль 2007)

Карьера сего революционера началась с того, что гаденыш однажды решил попужать маленькую сестренку, малость пересолил и убил ее из ружья. В школе учился Дзержинский плохо, по русскому языку у него была устойчивая двойка. Впрочем, языки Феликс вообще не жаловал, его выгнали из гимназии с волчьим билетом за то, что он влепил пощечину учителю немецкого. На этом его образование закончилось. Начались водка, карты и мамзели. А потом и первые «срока». Сидел Феликс много и беспокойно, за нарушение режима получал вторичное наказание. Все это по условиям времени оформлялось как революционная борьба, на самом же деле было богемным хулиганством полуинтеллигента. Золотая молодежь портила девок, а «серебряная» - рабочих. По некультурности и неразвитости западнорусской провинции порча рабочих сопровождалась постоянными драками, побоями, а то и убийствами заводской администрации и полицейских. Все это Дзержинский проделывал с удовольствием, практически вкладывал душу. Только вес у него был пух-перо. За десять лет революционного кувыркания он, стыдно сказать, не убил ни одного человека (в нескольких избиениях участвовать довелось). И срока за издевательство над людьми получал детские - то полгода, то год.

Некоторому положению в среде социал-демократии Дзержинский обязан женитьбе на сестре одного из основателей РСДРП Леона Гольдмана. Гольдманы, подобно Цедербаумам, являлись большим революционным семейством со связями. В первобытной среде революционного андерграунда родственные связи значили столько же, сколько в трайбалистских режимах молодых африканских государств. Быть мужем сестры вождя значило ой как много. Поэтому никчемушного обормота, не способного ботинок завязать, двинули наверх, в правление польско-литовской социал-демократии, а затем, в 1907 году, и в ЦК объединенной РСДРП. Но Дзержинский тут же провалился. На ровном месте, в условиях спада революции, вместо того чтобы заняться легальной деятельностью внутри страны или жить в эмиграции, он умудрился сесть в тюрьму, потом еще, во втором случае получив три года каторги. Это был первый серьезный срок - по его отбытии в 1916-м по старому делу на Дзержинского навесили еще шесть лет каторжных работ. Последнее для подвижного непоседливого Дзержинского было тяжелейшим ударом. Он стал сотрудничать с тюремной администрацией, но опять неудачно. Уголовники вычислили стукача и зверски избили.

Как ни парадоксально, это обстоятельство, на мой взгляд, и послужило залогом его дальнейшей карьеры.

Существует трогательнейшее описание разоблачения агентов охранки в марте 1917 года. Россия тогда была страной непуганых идиотов, люди сами не понимали, что говорят. Поэтому читать их мемуары весьма забавно. Например, происхождение списков осведомителей, опубликованных весной 1917 года, таково. Бумаги ПОПАЛИ в руки к Горькому, Горький через своего секретаря Ладыжникова передал их 5 марта Гиммеру и Зензинову в Исполнительный комитет. Списки представляли собой ТЕТРАДКУ, в которую ОТ РУКИ были вписаны сотни имен с квалификацией работы и выплаченными суммами. Большинство списка составляли непартийные интеллигенты, ни одного члена ИК в списке (слава Богу!) не было. Имелись пара-тройка революционеров, лично насоливших Керенскому и еще нескольким членам исполкома.

Куда же попали настоящие, а не обработанные (думаю, два или даже ТРИ раза) списки агентуры?

Революция - это кульминация и апофеоз деятельности вражеской разведки. К этому идут десятилетиями, поколениями. Для крупного государства случай раз в двадцать, тридцать, пятьдесят, а то и сто лет. И как только радостная весть достигает стен Конторы, в первые полчаса Машина останавливает работу, распивается дорогое шампанское, бьются бокалы, раздается дружное «виват!». Но это только на полчаса. Далее начинается лихорадочная работа. Все шестеренки крутятся с бешеной скоростью, агентура увеличивается вдесятеро, средства на вербовку выделяются феноменальные. Наступают времена, когда один день идет за год. НАРУШЕНО УПРАВЛЕНИЕ ИНОСТРАННОГО ГОСУДАРСТВА, гигант, который в обычное время ощетинился бы миллионом штыков, ползает по земле несмышленышем, пускает пузыри.

Работа разведок стран Антанты после февраля 1917 года предопределила развитие ситуации на столетие вперед. Первым делом Совет рабочих депутатов принял решение о развале русской армии. А что принял первым делом якобы параллельный орган власти - Временное правительство? Пакет распоряжений О ВРЕДЕ ПОЛИЦЕЙСКОЙ И РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ВООБЩЕ. Не надо полиции, не надо разведки, не надо министерства внутренних дел (это в условиях мировой войны!) На кого же опереться молодой русской демократии, если полицейские и контрразведчики - злостные враги-монархисты, вынашивающие контрреволюционные планы? Конечно, на доблестных союзников - великие демократии Англии и Франции. Те по доброте душевной совершенно бесплатно сделают в России и сеть антигерманских осведомителей, и резидентуру, да и расправе с черносотенцами из упраздненного МВД помогут. И помогли. Да так, что до сих пор рассказывать об этом историков революции перекашивает. Чтобы понять, до чего дошло, приведу всего один пример: депутат первой государственной думы от Симбирской губернии (и по совместительству шпион) Алексей Аладьин в 1917 году прибыл в Россию в форме лейтенанта английской армии. Мол, вы тут, сволочи, коронованному извергу ручки целовали, а я как подданный его величества короля Георга приближал торжество Правды. Чем и горжусь. Чего тут скрывать?

Так что списки были пристроены сразу. Оригиналы с диппочтой (сотни и тысячи папок) отправились через Финляндию в столицы «союзников», а с обработанными выжимками стали работать агенты на местах. Так началась знаменитая ЧеКа - почти за год до своего официального учреждения. И сломленный, опущенный наркоман-провокатор Дзержинский, бывший член ЦК РСДРП, пришелся англо-французской разведке очень ко двору. Сначала ему сделали протекцию, ввели в узкий круг партийного руководства большевиков, а потом, после октябрьского переворота, поставили главой ВЧК. В качестве зиц-председателя, прикрывающего работу настоящих специалистов (например, «Якова Петерса», старшего офицера Intelligence Service, женатого на английской миллионерше Мэй Фримен). Впрочем, закомплексованное ничтожество приносило пользу - в качестве личного эмиссара Ленина и в качестве остервеневшего от злобы садиста, задающего тон всему ведомству. Только для правильной работы даже самой костоломной тайной полиции одного куража мало. Нужен ОПЫТ, приобретаемый десятилетиями, и необходим определенный уровень интеллекта, чтобы хотя бы учиться на своих ошибках. Ни того, ни другого у Дзержинского, которого Ленин ядовито прозвал «конем ретивым», не было.

Формально Дзержинский находился во главе советской тайной полиции вплоть до своей кончины в 1926 году, но фактически от работы в ведомстве террора он стал отходить с началом нэпа, когда Ленин убрал его с поста наркома внутренних дел и сделал наркомом транспорта. Для Ильича это был типичный шахматный ход: ему был нужен террор против старорежимных железнодорожников-специалистов, относившихся к большевикам с ненавистью. С другой стороны, неизбежная после чистки спецов дезорганизация транспорта позволила бы списать одиозного Дзержинского в утиль. То, что в 1922 году дни Дзержинского были сочтены, показывает следующая записка Ленина.

«Мне пришлось на днях ознакомиться лично с состоянием автодрезин ВЧК, находящихся, очевидно, в совместном заведовании ВЧК и НКПС. «…» Состояние, в котором я нашел автодрезины, хуже худого. Беспризорность, полуразрушение (раскрали очень многое!), беспорядок полнейший, горючее, видимо, раскрадено, керосин с водой, работа двигателя невыносимо плохая, остановки в пути ежеминутны, движение из рук вон плохо, на станциях простой, неосведомленность начальников станций (видимо, понятия не имеющих, что автодрезины ВЧК должны быть на положении особых литер, двигаться с максимальной быстротой не в смысле быстроты хода - машины эти, видимо, «советские», т. е. очень плохие, - а в смысле минимума простоя и проволочек, с ВОЕННОЙ АККУРАТНОСТЬЮ), хаос, разгильдяйство, позор сплошной. К счастью, я, будучи инкогнито в дрезине, мог слышать и слышал откровенные, правдивые (а не казенно-сладенькие и лживые) рассказы служащих, а из этих рассказов видел, что это не случай, а вся организация такая же неслыханно позорная, развал и безрукость полнейшие. Первый раз я ехал по железным дорогам не в качестве «сановника», поднимающего на ноги все и вся десятками специальных телеграмм, а в качестве неизвестного, едущего при ВЧК, и впечатление мое - безнадежно угнетающее. Если таковы порядки особого маленького колесика в механизме, стоящего под особым надзором САМОГО ВЧК, то могу себе представить, что же делается вообще в НКПС! Развал, должно быть, там невероятный».

Письмо было адресовано заместителю главы ВЧК Уншлихту, которого Ленин быстро превратил в главного врага Дзержинского. От опалы безрукого Феликса Эдмундовича спасла болезнь и смерть Ленина. В аппаратной игре Сталина Дзержинский получил второе дыхание, но именно в этот период он был практически отставлен от руководства ОГПУ. Сразу после смерти Ленина в феврале 1924 года Дзержинского назначают председателем ВСНХ. По закону госаппарата нефиктивной является вышестоящая должность, следовательно, ОГПУ он в 1924-1926 годах возглавляет лишь номинально. Фактически тайной полицией руководит Вячеслав Менжинский, его первый заместитель. (То, что Дзержинский наломал дров и в ВСНХ, думаю, говорить отдельно нет надобности.)

Неимоверно раздутый Дзержинский находился во главе тайной полиции в общей сложности шесть лет, а почти абсолютно замалчиваемый Менжинский десять. Причем и до этого Менжинский работал на ключевой должности начальника особого отдела, а общепризнанным «расцветом» деятельности ОГПУ принято считать 1922-1934 годы. До этого действия ЧК не выходили за территорию РСФСР и носили чисто расстрельный характер, после 1936 года созданная агентура была уничтожена Сталиным. А на период Менжинского приходятся знаменитый «Трест», террористическая деятельность в Европе и Китае, основная часть показательных политических процессов, которым процессы 1936-1938 годов лишь подражали. Кто же такой Менжинский?

А никто. Преемник Дзержинского на посту главы «ГОСТАПО» бьет все рекорды замалчивания. Пожалуй, ни об одном из деятелей эпохи становления СССР не сказано столь мало и столь пренебрежительно. Говорится, что его вообще как бы и не было, что занимал он свой пост, болея, и, собственно, никакого значения не имел. Так, лежал на диване и плевал в потолок. Потом умер. Это во взбесившемся обществе, где на любой должности крутились 24 часа в сутки, как черти перед заутреней. А КЛЮЧЕВОЕ место дали расслабленной амебе…