Русские флибустьеры

–  Ну-с, Виктор Гаврилович, с возвращением! Надеюсь, сегодня-то вы не откажетесь?
– Он повернулся к Орлову: - Павел, не поверишь, строит из себя трезвенника. Морской офицер - и не пьет!

–  Позволь заметить, Василий Васильевич, мы с тобой не в море, - со сдержанной улыбкой ответил Беренс, накладывая в свою миску фасоль с рисом из общего блюда.

–  А если бы в море? Ловлю на слове! Как только отойдем от берега, милый мой друг, устроим скачки, кто кого перепьет! Согласен?

–  Увы, такая возможность нам будет предоставлена нескоро.

Лукашевич застыл с выдернутой пробкой:

–  То есть?

–  Транспорта нет. И неизвестно, будет ли. По крайней мере, пока не закончатся военные действия и не будет снята морская блокада.
– Беренс глянул на Орлова: - Павел Григорьевич, вы, пожалуйста, ухаживайте сами за собой. Угощайтесь. У нас тут без церемоний, по-походному.

–  Что с транспортом?
– спросил Лукашевич.

–  Я вывел из дока нашу «Палладу». Больше ничего не оставалось. Просочились сквозь блокаду, благо с этого боку она слаба. Пришли на Кубу. И здесь нас встретили не слишком гостеприимно. Разбомбили. Мы с Павлом Григорьевичем чудом спаслись.

–  Разбомбили?

–  В щепки. Подай, пожалуйста, соус. Благодарю. А у вас какие новости?

Лукашевич вытер полотенцем взмокшее красное лицо, крякнул, выругался и плеснул из бутыли в оловянные кружки.

–  Новости? Много новостей, милый мой друг. Выпьем, а то что-то в горле пересохло. Павел, знаком с кубинским ромом? Пьется как бордо. Но с непривычки может уложить наповал.

Орлов отпил глоток, не ощутив никакого вкуса. Он слышал, что за окнами кто-то ходит. Их было человек пять-шесть. И кто-то из них, сидя на крыльце, загонял патроны в магазин карабина - щелк, щелк, щелк~

–  Отличный ром, - сказал он восхищенно, покачивая головой.
– А как у тебя с табачком?

–  Эх, а табачок тут - слов нет!

Лукашевич открыл деревянную шкатулку с зеленоватыми тонкими сигарами.

Все трое закурили одновременно, и комната наполнилась сизым туманом.

–  Итак, какие новости, Василий Васильевич?

–  Тебя давно не было. Давненько. Тут многое поменялось.

–  Я заметил.

–  Помнишь Коэна? Эйб Коэн, он поставлял нам консервы?

–  Разумеется, помню.

–  Когда ты уехал в Гавану, на нас беды посыпались, одна за другой. Банды и раньше пошаливали, а тут - как прорвало. Что ни день - налет. То обстреляют, то подожгут. Причал сожгли, видел? Ихняя работа, мать-перемать. Народу у нас побило немало, да~ - Он снова поднял наполненную кружку.
– Давайте, за упокой, что ли, выпьем. Страшное дело, когда умираешь на чужбине. Никто ведь не придет на могилку, а по многим и молиться-то не будут. Дома не знают, не ведают, что родные косточки в чужой земле истлевают.

Орлов только пригубил и отодвинулся от стола с кружкой в одной руке и сигарой в другой.

–  Да уж, - продолжал Лукашевич мрачно, - довелось нам тогда горюшка хлебнуть. Мы же для местных - кто? Те же испанцы, только говорим не по-ихнему. Так бы и вырезали всех, если б не Коэн. Оказалось, он тут по соседству прикупил участок. Хороший участок, с охраной. Ну, мы к нему и перебрались. Теперь тут и обретаемся.

–  Слава Богу, - сказал Беренс.
– Был слух, что всех расстреляли. Всех. Вообрази, что я пережил, узнав эдакую новость.

–  Никого не расстреливали, что за бред!

Орлов хотел сказать о найденных трупах, но Беренс остановил его быстрым взглядом.

–  Вот и я так решил, - сказал Виктор Гаврилович.
– Очередная легенда. Кому нужно расстреливать мирных строителей? А по слухам, это сделали испанцы.

–  Бред! Мы тут с ними - не разлей вода!

–  Я вижу, вижу, - улыбнулся Беренс.
– Снабжают вас списанным обмундированием, так?

–  Не только. Еще и охраняют.

–  Слава богу, что все оказалось неправдой. Чем же вы тут занимаетесь?

–  Да тем же самым. Строим помаленьку. Коэн расширяется, вот мы ему и помогаем обустраиваться. Где просеку, где насыпь, где заборчик поставить. Дело знакомое. Я вот - по телефонной части. Для тебя, Виктор, тоже нашлось дело. И дело первостатейное. У Коэна, кроме участка, целая флотилия имеется. А командовать некому. Капитаны, штурмана - на вес золота, да где их взять? Суда болтаются у берега, в открытое море им ходу нет. А товар возить надо самим, иначе прогоришь на перевозках. Товар-то ведь не абы какой, тонкий товар, хитрый. Бананы, милый мой друг, бананы! Кстати, Виктор, ты же только что с материка. Не заметил, по какой цене там бананы?

–  Виноват, не интересовался.

–  Неважно. Собственно, нас это не касается. Цены, тарифы - это по части Эйба. Наше дело - чтоб хозяйство на месте не стояло. Хозяйство, оно как машина, все колесики должны крутиться. Одно собьется с хода, и вся машина встанет. А когда у нас еще и свои перевозки наладятся, вот это будет хозяйство так хозяйство! Давайте, братцы, за наше дело!

Он торжественно поднял кружку. Но ни Беренс, ни Орлов не последовали его примеру.

–  Вам, ясное дело, сразу трудно все понять, - заговорил Лукашевич, выпив и вытерев усы.
– Мы тут тоже поначалу сомневались. Но понемногу привыкли. Теперь живем не тужим. Сам посуди, милый мой друг, ведь у меня выбора-то не было. Позабыт, позаброшен, никому не нужен, так бы и сгнил в болотах на чужом берегу. А тут хоть человеком себя почувствовал.

–  Ты, вроде, оправдываешься?
– Беренс глянул на него, прищурившись.
– На тебя непохоже. Но ладно, это лирика. Вернемся к новостям. Кто жив, кто погиб, расскажи.

–  Ну, что тут сказать?
– Лукашевич встал из-за стола и подошел к окну.
– Скоро вернутся с работ, сам всех увидишь.

–  Да? Всех? В одном доме все разместились?

–  Как видишь.

Он развернул жалюзи так, что в щелях стало видно сиреневую полоску моря между зелеными склонами. Вернулся к столу и налил себе.

–  Ром тут знатный. Такого нигде не сыскать. Что скажешь, Виктор? Пойдешь капитаном?

–  Я гидрограф, никогда не командовал кораблем. Помочь - помогу, но брать на себя такую ответственность не стану.

–  Подумай, подумай. Время есть. Народ поначалу тоже упирался, но ведь согласились все. И ты, надеюсь, согласишься. Думаешь, где Эйб матросов набрал? Машинисты, кочегары, палубная команда - все наши у него на судах, из каторжных. Только комендоры свои, американские, да офицеры, да стрелки~