Русские флибустьеры

–  Нет.

–  Жаль. Хотел у тебя спросить, из чего там гонят. Да неважно. Если Кира чего-то напутает в навигации, и нас занесет в Африку, я точно знаю, что буду любить ту выпивку, какую африканцы считают самой лучшей. Потому что это - ну, как родник. Родниковую воду можно пить только прямо из родника. А наберешь ее в бутылку, привезешь домой - тьфу, что за дрянь! Так и с джином. Сейчас нас ждут на Кубе? Значит, там будем пить ром. По последней, Паша. И посмотрим, что у нас за гости.

Они отставили кружки и одновременно поднялись на ноги. При этом Илья схватился за планширь, а Орлов постарался встать без помощи рук и даже не покачнулся.

Остерман задрал голову, поглядел на верхушку мачты и поцокал языком:

–  Непорядок. Ветра нет, флаг обвис. Совсем не видно. Босяки не знают, с кем имеют дело.

–  Может, завернулся?
– сказал Орлов, тоже задрав голову и пытаясь разглядеть флаг среди веревочных лестниц, обвисших парусов и паутины тросов.

–  Может, и завернулся.

–  Так, может, развернуть?
– спросил Орлов.

–  Да ветром развернет. Только где он, тот ветер?

Орлову не стоялось на месте. Ему вдруг стало нестерпимо душно, и он решил, что, забравшись на мачту, сможет вдохнуть свежего воздуха.

–  Так я поднимусь, расправлю?

С носа шхуны раздался голос наблюдателя:

–  Слева по борту лодка.

–  Да видим уже, - лениво отозвался Илья и, облокотившись о борт, сплюнул в воду.
– Чего им надо, босякам? Паша, ты еще здесь? А я думал, ты уже по вантам скачешь~

«Ванты? Знать бы, как они выглядят!» - Орлов вдруг почувствовал себя двоечником. Это его разозлило, и он тут же полез вверх, и довольно ловко, как ему казалось. Во всяком случае, он не запутался. И не сорвался. Правда, на самом верху обнаружилось, что он забрался не на ту мачту - флаг безвольно висел на соседней, что была ближе к корме.

Пока он спускался и поднимался снова, внизу протекали дипломатические переговоры.

–  Эй, на «Палладе»! Я требую капитана!
– яростно прокричал полковник Терразас, едва лодка подошла к шхуне.
– Капитана сюда! Подать трап! Немедленно подать трап!

–  Испанский не понимать, - вежливо сообщил ему Остерман.
– Вы говорите по-английски?

Прежде чем перейти на международный морской язык, полковник отдал щедрую дань родному наречию, изобличив население Северо-Американских Штатов во множестве отвратительных наклонностей, среди которых содомия была просто невинной слабостью.

–  На вашем корабле прячется преступник, - наконец, заявил Терразас.
– У вас прячется янки, который убил двоих полицейских. Я требую немедленно выдать преступника. Убийца будет предан мексиканскому суду.

–  Янки?
– удивленно переспросил Остерман.
– Американец? На нашем корабле нет американцев. Это российская шхуна, и команда вся русская. Россия, слышали про такую страну?

–  Я требую капитана! Немедленно! Я арестую убийцу, и никто меня не остановит!

–  Желаю удачи. Но здесь нет ни одного янки.

–  Капитана сюда!

С высоты мачты Орлов видел белое сомбреро, из-под которого неслись угрозы, и боролся с желанием плюнуть на него. Где же флаг? Вот он. Веревочная лесенка кончилась. Пришлось встать на узкую площадку, обнимая мачту одной рукой, и подергать за трос, вокруг которого обвилось трехцветное выгоревшее полотнище.

Под ногами далеко-далеко зеленым стеклом застыла вода, и видно было, как по гладкому дну проносятся тени рыб, а сами рыбы оставались невидимыми.

–  Капитана мне!
– все громче ревел Терразас.

–  Капитан отдыхает, - важно отвечал ему Остерман.
– Приходите вечером. Может быть, он поговорит с вами.

–  Я не собираюсь ждать до вечера!

–  Придется подождать. Кстати, как прикажете доложить о вашем визите? Я не вижу на вашем судне ни лоцманского флага, ни таможенного.

–  Сейчас ты узнаешь, кто я такой!
– по-испански заорал Терразас, потрясая кольтом.
– Сейчас я поднимусь на вашу посудину и арестую убийцу!

Илья ответил, невольно обнаружив перед собеседником знание испанского:

–  Боюсь, вы не осведомлены о морском законодательстве, сеньор. Ступив на первую же ступеньку нашего трапа, вы окажетесь на российской территории. И с вами поступят по российским законам. А они весьма суровы к тем, кто размахивает оружием.

–  Вы вошли в мексиканские воды и должны подчиняться мексиканским законам! И вы, и тот гринго, которого вы прячете!

–  Сеньор, в море нет иных границ, кроме наружной обшивки судна. Сейчас вся Мексика со своими законами уместилась в вашей лодке. Не будем спорить, сеньор. Приходите вечером, и капитан вас примет. Но я повторяю, у нас тут нет ни одного янки.

–  Предупреждаю, вы еще пожалеете!

Лодка отошла от борта, неуклюже разворачиваясь. Орлов, прижимаясь к мачте, провожал ее взглядом. Почему-то хотелось, чтобы Терразас обернулся и увидел его. «Да вы пьяны, граф, - сказал он себе укоризненно.
– Вас развезло, как юнца. На подвиги тянет? Постарайтесь хотя бы достойно спуститься на палубу. И даже не думайте о том, чтобы сигануть отсюда в воду. Хотя в такую жару купание не помешало бы~»

Он все же справился с искушением и не нырнул с мачты, а, путаясь в веревках, принялся спускаться. Когда он, наконец, достиг палубы, то увидел, что рядом с Ильей стоит капитан Кирилл. Оба, облокотившись на планширь, глядели на берег и негромко переговаривались.

–  Кто послал на мачту?
– спросил Кирилл, когда Орлов встал рядом с ним у борта.

–  Никто не посылал. Я флаг расправить~

–  Ясно.

–  Вот именно, все ясно, - с вызовом произнес Остерман.
– Если человек после джина способен лазить по мачтам и не сверзиться, то он наш человек.

–  Что за история с полицейскими?
– спросил Кирилл.

–  Они не полицейские, - сказал Орлов.
– Каратели. Жгут индейские поселки.

Он замолчал. Не в его правилах было рассказывать о том, о чем следовало поскорее забыть. Тем более что есть вещи, о которых нельзя говорить никому. Абсолютно никому.

Но Кирилл и Илья ждали его ответа. И Орлов, посмотрев в их глаза, понял, что не имеет права смолчать или соврать.

–  Привязались ко мне, - сказал он.
– Даже не понял, из-за чего. Наверно, им приказали остановить работы на участке. Думаю, что кому-то из чиновников показалось, что ему мало заплатили. Захотелось снова содрать денег с владельца участка. Вот и натравили на меня.

Он снова замолчал.

–  Ты не стесняйся, Паша, - мягко сказал Остерман.
– Ты говори, говори. Не держи в себе.