Русские идут

Вдруг сноп света, шарящий по каменистому дну, очень неровному, с расщелинами и коричневато-бурыми прядями водорослей, выхватил из темени нечто такое, что едва не заставило Коваля судорожно рвануть на поверхность, подальше от того, что ему привиделось.

«Все, начались „глюки“, – пронеслось у него в голове. – Такое случается, когда проходишь термоклин… Или это я неудачную смесь закачал?..»

Кое-как он все же совладал со своими нервами. Луч фонаря метнулся влево… вправо… Ага, вот оно… Нет, это не галлюцинации… Коваль опустился ниже, на глубину примерно пятнадцати метров. Подсвечивая себе ходящим ходуном в руке фонарем, стал рассматривать ужасную находку.

…Они походили на двух манекенов, к чьим ногам… вернее даже, к ногам и к пояснице, были привязаны какие-то тяжелые железяки. У одного, кажется, задний мост от грузовика… У другого – перехваченный крест на крест цепью движок. На какие-то короткие мгновения Ковалю почудилось, что они – живые. Определенно, они чуточку покачивались на этих своих «якорях»… Но Коваль все ж догадался, что это не сами «манекены» раскачиваются, а их шевелит придонное течение.

Когда он приблизился к ним на расстояние трех-четыре метров, адреналин уже вовсю бушевал в его крови, и без того насыщенной смесью газов и кислорода… Коваль направил фонарь на ближнего к нему «манекена» – тот был по пояс голый, а руки у него, кажется, скручены сзади проволокой. Течение медленно развернуло заякоренное тело… Теперь он уже мог видеть лицо утопленника, которое – из-за не очень длительного здесь пребывания или же по причине прохладного времени года – еще не успели обезобразить представители здешней морской фауны.

За повисшим в толще воды дайвером тянулся к поверхности кипящий след выдыхаемой им смеси. Он не мог поверить своим глазам… Задорожный?! Чуть выше переносицы приятеля, из-за поисков которого, собственно, он здесь и оказался, была видна аккуратная дырочка. По всему выходит так, что прежде, чем Роман оказался на дне Южной бухты, с тяжеленной железкой в качестве якоря, ему прострелили голову.

Коваль едва отдавал себе отчет, как он добрался до ожидающего его за Торчком плавсредства – спасли инстинкты и немалый дайверский опыт.

Саныч подсобил ему взобраться по трапику на «Сокол». Матерясь вполголоса, помог ночному купальщику избавиться от снаряжения. Потом стал с ожесточением растирать оставшегося лишь в одних трусах Коваля смоченной в спирте специальной шерстяной варежкой.

Коваль же настолько продрог и настолько перенервничал, что у него буквально зуб на зуб не попадал.

– Мудак, ты, Леха! – выругался шкипер, нахлобыстав из бутыли целый стакан семидесятиградусного «первача». – Извини, конешно… но так же нельзя!! Видел бы ты сейчас, паря, свою рожу… ажно позеленел, нах!! Давай, пей… дайвингист фуев! Я уж думал… по времени… шо ты вообще не выгребешься!

Коваль опрокинул в себя стакан, и …даже не почувствовал вкуса крепчайшей горилки. Во всяком случае – поначалу. Он решил ничего не говорить шкиперу, То есть вообще ничего: ни о том, что он видел на «базе», ни о той жути, которую он пережил, обнаружив двух мертвецов на дне Южной бухты… Второго он тоже узнал – это был Толян Полосухин, еще один местный любитель дайвинга – вот почему, кстати, он не мог до него дозвониться!

– Ну шо? – шкипер, тоже порядком перенервничавший, позволил себе выпить полстакана горилки. – Почапали назад, в Казачку?

– Д-да… п-пошли отсюда… домой!

«Что я скажу Лене? – вытирая ладонью покусанные в кровь губы, подумал Коваль. – Разве такое можно рассказывать?.. Мои женщины просто сойдут с ума».

Шкипер сам выбрал якорь, затем на малом ходу направил суденышко к выходу из Южной бухты, на дне которой в потоках холодного придонного течения мерно раскачивались двое мертвецов.

ГЛАВА 11 ТОРГ ЗДЕСЬ УМЕСТЕН

Урочище Ласпи,

23 декабря.

Финальные переговоры проходили в Ласпи, в небольшом конференцзале, оборудованном на первом этаже того самого здания, в котором проживали с первого дня своего появления здесь Венглинская и прикомандированный к ней высоким руководством федеральный спецагент Мокрушин.

Сначала, в районе полудня, в урочище приехали трое мужчин из команды Венглинской. Двое из них – юристы, один из Киева, второй из Симферополя. Третий занимает пост главы одного из местных коммерческих банков, филиалы которого расположены во всех мало-мальски крупных городах Крымской автономной республики. Примерно через час после их приезда на паркинг перед зданием санатория, превращенного после ремонтных работ в гостиничный комплекс повышенного комфорта, припарковались три машины – уже знакомый Рейнджу «шестисотый» и два сталистого окраса внедорожника марки Daewoo. Исмет Сайфутдинов тоже привез с собой сразу двух юристов. А еще вместе с ним в переговорах участвовал довольно возрастной – под семьдесят – мужчина, занимающий пост, как было сказано Мокрушину, сборщика «закьята», [22] то есть главного «налоговика» местной крымскотатарской общины.

22

Закьят (закят) – практикующийся в некоторых этнических мусульманских общинах «внутренний» налог.

Хотя Мокрушин был, как говорится, не при делах, Венглинская зачем-то пригласила на это мероприятие и его. Поначалу казалось, что стороны быстренько подпишут заранее заготовленные документы, ударят по рукам и разьедутся, довольные итогами заключенной сделки. Но едва они все расселись за столом, как опять начались какие-то торги. Один из юристов, привезенных Исметом, вытащил из кейса список обьектов, которые предполагалось либо переуступить – за очень низкую, почти символическую плату – коммерческим структурам, подконтрольным местным татарам, либо – по другим обьектам – оформить договора аренды либо субаренды на различные сроки (список занимал полторы страницы машинописного текста). Киевский юрист, работающий на Венглинскую, или, если угодно, на ее шефа, международного дельца М, просмотрел этот проект «рамочного соглашения», после чего взял «паркер» и спокойно вычеркнул из него добрую треть позиций. Банкир, которому он передал этот листок, тоже кое-что зачеркнул. А также переправил цифирь в той колонке, где были проставлены сроки аренды: во всех записях, где прописаны временные параметры, он зачеркнул крестиком цифру «49» и надписал другие, устраивающие работодателей сроки – где 3,5 года, где 4, максимум – 5 лет…

Исмет, к которому попал в итоге этот черканный-перечерканный список, просмотрел его, затем с крайне недовольным видом передал «аксакалу». Тот нацепил на переносицу очки и тоже стал его смотреть, причем все это длилось так долго, что Рейнджу даже показалось, что дедок просто-напросто уснул над этой цифирью…

Лариса, единственная женщина за столом, одета в деловой брючный костюм темной расцветки и белую блузку с шейным украшением в виде черной бархатной ленточки, на которой закреплен медальон из белого золота от «Bulgary». Столь же скромным и подходящим к антуражу казалось и кольцо на левой руке (из той же коллекции). Из нагрудного кармана пиджака уголком выглядывает белоснежный платок. С того момента, как приехали гости, она произнесла лишь несколько дежурных фраз, а потом – как могло показаться – уже не вмешивалась в ход событий. Рейндж подумал, что на Кавказе вряд ли могло такое случиться, чтобы женщина, пусть даже такая крученная-перекрученная, как Венглинская, разруливала бы вместе с мужчинами важные вопросы. Многое, конечно, и там меняется, но женщин обычно к обсуждению подобные сделок не допускают. Что бы ни говорили, но Исмет Сайфутдинов и его соплеменники имеют несколько иной менталитет, нежели кавказские вайнахи, балкарцы или адыги. Они не лучше, и не хуже, они – другие. И это обстоятельство, учитывая характер нынешней миссии, кажется, вполне устраивало Ларису Венглинскую и тех, кто ее сюда направил…

Листки с различными исправлениями и пометками порхали над столом вот уже около часа. Исмет и привезенный им в Ласпи аксакал были в головных уборах: бизнесмен-татарин – в шляпе, а пожилой седобородый мужчина в высокой каракулевой шапке, с белой ленточкой, свидетельствующей о том, что он совершил хаджи посетил святые для всякого правоверного места в Медине и Мекке…

Хотя Рейндж в эту лабуду особо не вникал, смысл происходящего ему был понятен. Смысл этот был прост и циничен до безобразия. Кое-кто, враждебные, скажем так, российскому руководству силы, пытались разыграть «крымскотатарскую» карту, направить бурлящую энергию местной этнической общины в нужное им русло. На эту цель, как стало известно, были выделены денежные средства (впрочем, не слишком большие). В Крыму активно действуют эмиссары «помаранчевых», посланцы разного рода националистических организаций и представители зарубежных фондов и институтов, враждебных России. Эта карта, наряду с попытками осложнить существование базирующемуся в Севастополе Черноморскому флоту РФ, в соответствии с замыслами некоторых деятелей в Киеве (а также тех, кто дергает их за ниточки), должна существенно повлиять на весь расклад в ходе крайне сложных переговоров между «Газпромом» и «Нафтогазом» по поставкам газа и его транзиту через Украину. Равно как и послужить дополнительным козырем для той крупной игры, которую ведут за одним столом Россия, Евросоюз и Соединенные Штаты. Любое осложнение, любые скандалы сейчас были только на руку тем, кто противодействует попыткам Кремля перекроить энергетическую карту Европы и тем самым усилить позиции России – которая хотя и медленно, но верно поднимается с колен – как у своих ближних границ, так и в целом на международной арене. Именно по этой причине российские власти делают все возможное, чтобы не допустить серьезных провокаций в этот ответственнейший момент, когда многое поставлено на карту. Для того, чтобы полностью или в значительной степени нейтрализовать «крымский» проект «помаранчевых», Кремль, опираясь как на свои спецслужбы, так и на «своих» крупных бизнесменов, решил на корню перекупить этот набирающий обороты «кризис». С тем, чтобы не дать разгореться тлеющим углям, чтобы не позволить своим конкурентам перевести этот наметившийся уже конфликт в горячую фазу. Остальное было делом техники и торга, который занял несколько месяцев. Сайфутдинов и его партнеры получат частично в собственность, частично в субаренду на оговоренное в договорах время – с возможностью продления договоров – около двух десятков различных обьектов, которые находились до сего дня в собственности российского капитала. Среди этих обьектов – два крупных санатория в Алуште, дома отдыха и новые коттеджи в Евпатории, Судаке, Феодоссии, один из здешних ласпинских обьектов, а также несколько консолидированных земельных участков во внутренней части полуострова…

Иными словами, суть этой сделки заключалась в следующем: собственность и деньги верхушке местной этнической общины в обмен на спокойное, взвешенное поведение в отношении русских крымчан и в целом российских интересов.

Рейндж, который здесь нужен был как пятое колесо телеге, встал из-за стола – он сидел самым крайним, ближе к выходу – и вышел через боковую дверь на небольшую террасу.

Прикурил сигарету. Облокотившись на перила, стал смотреть куда-то в сторону морского горизонта. Останки сгоревшей столовой успели разобрать и вывезти куда-то с глаз долой. Лариса вела себя с ним, с Мокрушиным, довольно холодно. Возможно, ей не понравилось то, что он усвистал на пожар, оставив ее в номере одну. Или те методы, при помощи которых он попытался вызнать у «поджигателя» кое-какие сведения. Может быть, теперь он, представляющий здесь спецслужбистскую «крышу», после успешно проведенных – договорятся ведь, куда им деваться, раз приехали – переговоров ей уже и на фиг не нужен. Дело в шляпе, миссия закончена, до свиданья, гуд бай, аривидерчи… Катись теперь, Вова, обратно в свою холодную заснеженную «рашку».