Русские исторические женщины
Шрифт:
Весной 1699 года Петр вновь отправился в поход под Азов, и, несмотря на свои ратные и государственные труды и заботы, он успевал переписываться со своей любимицей, которая так же отвечала ему охотно своими скромными, почтительными и, видимо, сдержанными посланиями, в коих, большей частью, говорится то о присылке «милостивому государю» апельсинов и «цитронов», чтоб он их «кушал на здравие», то о высылке «цедреоли»; но тут же девушка заговаривает и об государственных делах – она уже является ходатайницей за других особ, за лиц из высшего государственного круга.
В высокой степени любопытны эти письма, характеризующие и время, и женщин того времени, а в особенности женщину; которая могла бы, если бы пожелала, разделять трон царя-преобразователя.
«Милостивейшему государю Петру Алексеевичу.
«Подай Господь Бог тебе милостивому государю многолетнего здравия и счастливого пребывания.
«Челом бью милостивому государю за премногую милость твой, что пожаловал обрадовать и дать милостиво ведать о своем многолетнем здравии чрез милостивое твое писание, о
«Прошу у тебя милостивого государя об вдове Петра Салтыкова, что дело у них с Лобановым, если угодно и воля твоя пожаловать меня убогую чтобы дело то перенести из семеновского в другой приказ, а буде тебе государю не нравно, и милости прошу чтоб до твоего государского пришествия людей той вдовы Салтыковой не трогать и на правеже не бить. Мне государь от ней упокой нет. Непрестанно присылаете с великими слезами. Пожалуй государь не прогневайся, что об делах докучаю милости твоей.
«Засиме здраствуй милостивой государь на множество лет.
«Sein getreue dinnerin bet in mein dot.
«den 28 may. A. M. M.»
На адресе этого письма написано: An myn Heer grot commandeur Peter Alexewitz asoff.»
В другом письме, посылая царю «четыре цитрона и четыре апельсина», чтобы государь «кушал на здоровье», девушка просит, чтобы он не забывал о ней.
«Милостивейшему государю Петру Алексеевичу.
«Подай Господь Бог тебе милостивому государю многолетнего здравия и счастливое пришествие.
«Прошу у тебя государя, дай милостиво ведать о своем государском многолетнем здравии, чтобы мне бедной о таком великом здравии всем сердцем обрадоваться.
«Посылаю я к тебе милостивому государю четыре цитрона и четыре апельсина, подай Господь бы тебе милостивому государю кушать на здоровье.
«А о цедреоли не прогневайся государь, что не присылаю, воистино по сю пору не бывала, и вельми об этом печалюся, что по сю пору не бывало.
«Засим остаюсь раба твоя bet in mein dot.
«Аnno 1699 dem 8 iuni. A. M. M.»
Посылает она, наконец, ящик давно ожидаемой «цедреоли», и вновь пишет:
«Милостивейший государь.
«Подай Господь Бог тебе, милостивому государю, многолетнего и благополучного здраствования.
«Послала я к тебе милостивейшему государю ящик с цедреоли двенадцать скляниц. Дай Боже тебе милостивому государю на здравие кушать, рада бы больше прислала, да не могла достать.
Ver bleib sein getreuste dinnerin bet in mein dot. A. M.»
Петр отвечает своей любимице на ее письма, и девушка вновь шлет ему послание, все такое же сдержанное, полуофициальное:
«Милостивейшему государю.
«Подай Господь Бог тебе милостивому государю многолетнее здравие и счастливое пребывание.
«Челом бью милостивому государю за премногую милость твой, что пожаловал дать милостиво ведать о своем многолетнем здравии чрез милостивое свое письмо, о котором всем сердцем обрадовалась, и молю Богу вседневно о продолжении веку твоего государева. Прошу у тебя милостивого государя, пожалуй простит вине моей, меня убогую рабу свой, что к милости твоей писала о деле Салтыковой вдовы, я о том опасна чтобы впредь какова гневу не было от тебя милостивого государя чтоб так дерзновенно зелала,
«Sein getreue dinnerin bиs in mein dot.
«Dem 25 iuly. A. M M.»
Наконец, девушка решается заговорить со своим повелителем и возлюбленным о делах более серьезных: она напоминает ему об обещании сделать ее помещицей – записать за ней из дворцовых сел волость.
«Благочестивый великий государь царь Петр Алексеевич милостивно здравствуй, о чем государь и милости у тебя государя просила, и ты государь поволил приказал Федору Алексеевичу выписать из дворцовых сел волость и Федор Алексеевич по твоему государству указу выписав послал к тебе государю чрез почту, и о том твоего государева указу никакого не учинено. Умилостивися государь царь Петр Алексеевич для своего многолетнего здравия и для многолетнего здравия царевича Алексея Петровича свой государев милостивый указ учини.
Ich ver suche mein gnadigste herr und vader seyt mein gnadige bitt nit af um Gottes willen posalu mene sein undergnadigste dienerrin bet in mein dot.
«Dem 11 September. A. M. M.»
Кроме государевых волостей девушка получала от своего высокого друга и другие доказательства его любви к ней: так Петр пожаловал ей с матерью ежегодный пенсион в 708 рублей, что, при бережливости, даже скупости царя преобразователя и при постоянной нужде его в деньгах, которых так много требовалось на постройку кораблей, на прорытие каналов, на возведете крепостей, на посылку молодых вельмож за границу и нескончаемые войны со шведами – представляло тогда солидную субсидию. Мало того, государь построил своей любимице огромный каменный палаццо, в самой немецкой слободе, недалеко от немецкой кирки, чтобы его возлюбленной ближе было ходить в церковь. Наконец, государь подарил ей свой портрет, осыпанный брильянтами, ценностью в тысячу рублей – и это было тогда, когда молодой супруге царевича Алексея Петровича буквально было нечем кормиться, как мы и увидим ниже.
Осыпанное милостями царя, семейство Монсов скоро стало злоупотреблять своим влиянием, в чем, по всем вероятиям, наиболее виновата была мать девушки, по-видимому,
очень корыстолюбивая старуха. Корыстолюбие, впрочем, замечается и в характере самой девушки.Монсы начали вмешиваться в государственные дела, ходатайствовали по присутственным местам за себя и за других, – и в виду дружбы к ним государя, все государственные люди спешили сделать им все угодное. По свидетельству Гюйссена, воспитателя царевича Алексее, в присутственных местах даже принято было за правило, что если madame или mademoiselle Montzen имели какое-либо дело или тяжбу, будь это их собственное дело или их друзей, то об этом делались особенный reflexions salva justitia, и Монсы так широко воспользовались этим снисхождением царя, что стали мешаться в дела нашей внешней торговли, ходатайствовать за иноземных купцов, набирать себе через это большие деньги, и ставили себя в совершенно исключительное положение.
Трудно винить в этом случае девушку: она, надо полагать, пользовалась своим влиянием в подобных нечистых делах совершенно невинно, руководимая своей корыстной матерью.
Вот один из примеров влияния девушки на царя.
В Москве состоял на службе артиллерийский полковник, иноземец Краге. Однажды пьяный гайдук Краге в присутствии господина избил и изуродовал минера Сервера. Гайдука за это наказали кнутом, но Серьер не удовольствовался этим наказанием и, по выздоровлении от увечья, подал счет на Краге – во что ему обошлось леченье. Серьер в ходатайстве своем прибегнул к помощи frayen Monsin и ее дочери; но австрийский посол Гвариент два раза успел защитить Краге, и Серьеру отказано в его претензии. Тогда Серьер, воспользовавшись случайной ссорой Краге с девицей Монс, вызвался быть ходатаем по дедам семейства Монсов и заведовать их хозяйством. За это девушка настойчиво ходатайствовала за него у царя, и Петр, «вопреки двукратному отказу в претензии минеру, приговорил Краге к штрафу в 560 рублей» – огромный по тому времени штраф!
Но девушка все-таки не искренно любила царя: она действительно была только его «верная» и «убогая раба», его «getrenste dinnerin» – служительница; но девическое сердце ее избрало другого, хотя царь и не знал долго об измене своей любимицы, потому что продолжал осыпать ее щедрой рукой, подарив уже в 1703 году своей «Аннушке» еще одно поместье – село Дубино в козельском уезде – 295 крестьянских дворов со всеми угодьями.
Девушка полюбила саксонского посланника Кенигсека.
В 1702 году Кенигсек, вероятно, прельщенный выгодами службы в России, и, может быть, побуждаемый любовью к красавице Монс, вступил в русскую службу. Он сопровождал царя в походах, был в числе его иноземцев любимцев и учителей русского народа.
Но трагическая кончина Кенигсека открыла Петру глаза: он узнал, что его Аннушка любила покойника.
Вот как открылась тайна девицы Монс:
«В один роковой день (так или почти так говорить об этом происшествии леди Рондо, жена английского резидента, в письме к одному своему другу в Англию, в 1730 году) – государь возвращался с осмотра строившейся крепости; при переходе через подъемный мост, польский министр (это и есть Кенигсек), сопровождавший вместе с другими государя, упал в воду, и, несмотря на все усилия спасавших его, утонул. Когда труп вытащили из воды, государь вынул из кармана утопленника бумаги, сначала велел их запечатать, а потом, при разборе бумаг покойника, не без удивления увидел между ними портрет своей любимицы; затем нашел несколько самых страстных писем ее к покойнику. Пылая гневом и ревностью, государь вбежал в комнату к моей рассказчице (к знакомой леди Рондо) и приказал привести Анну Монс. Когда она вошла, Петр запер дверь и грозно спросил: «для чего ты писала к поляку?» Та заперлась. Петр показал письма, портрет и объявил о смерти своего противника. Услышав роковую весть, красавица залилась слезами и впала в непритворное молчание, между тем как царь осыпал ее самыми резкими укорами, и пришел в такой гнев, что можно было подумать, что он убьет изменницу на месте. Когда первый пыл гнева прошел, слезы и красота Монс победили государя, и он сам заплакал. Тогда, простив неверную, он со слезами сказал: «Забываю все. Я не могу тебя ненавидеть – виню собственную доверчивость. Продолжать мою связь – значит унижать себя. Прочь! Я сумею примирить страсть с рассудком. Ты ни в чем не будешь нуждаться, но я с этих пор не хочу тебя видеть». Петр сдержал слово: Анна Монс выдана была замуж за одного служащего, получившего хорошее место в отдаленной провинции; монарх заботился об их семейном счастье до конца жизни и оказывал им постоянно свою любовь».
По всей вероятности, рассказ этот изукрашен романтическими подробностями; но основа его верна: леди Рондо писала это только через пятнадцать лет после смерти Анны Монс.
Знаменитый Миллер подтверждает этот рассказ, хотя передает его как вариант на повествование леди Роидо.
Миллер так рассказывает этот трагический случай:
«При осаде Шлиссельбурга Петр узнал, что обворожительная domicella Moris ему не верна и что она вела переписку с саксонским посланником Кенигсеком. Кенигсек провожал государя в этом походе, и однажды, поздно вечером, проходя по узенькому мостику, переброшенному через небольшой ручей, оступился и утонул. Первая забота государя при известии о смерти Кенигсека – была осмотреть бумаги, бывшие в карманах покойника; в них государь надеялся найти известия относительно союза его с королем Августом, и вместо них нашел нежные письма своей фаворитки. Domicella Moris слишком ясно выражала свою преступную любовь к Кенигсеку – сомнения быть не могло. О портрете тайная история умалчивает. После этого случая государь уже не хотел знать неверную фаворитку, и она таким образом лишилась большого счастья, если бы сумела превозмочь неосторожную наклонность к Кенигсеку».