Русские корни. Трилогия
Шрифт:
Это была большая ошибка — виновная или нет, русская кровь в те годы не оставалась неотомщенной. До времен, когда исламскому авторитету, призывавшему с экранов телевидения «резать русских собак», посмертно присваивают звание «героя России», оставались века и века. В те времена русы руководствовались несколько иными принципами, которые лично мне, читатель, говоря откровенно, импонируют больше.
Ибн Русте: «И если какое-либо их племя обижено, то выступают они все. И нет тогда между ними розни, но выступают на врага, пока не победят… и если нападают на другой народ, то не отстают, пока не уничтожают его совсем».
Анонимный автор «Собрания историй» 1126 года, восходящий, разумеется, ко много более ранним временам: «И остался такой обычай, что если кто-либо прольет кровь руса, они не успокоятся, пока не отомстят. И если дашь им весь мир, они все равно не отступятся от этого».
Глава 2
Злосчастный год
Аль Масуди — Синдбад Х века. Мстители и каган-бек Аарон. Буря с севера над Каспийскими берегами. Месть свершена. Вероломство каган-бека. Побоище в Итиле. Кто они были? Подвиг Игоря. Кембриджская «липа». Тъмутороканьская «Сечь».
Об этом походе мстителей, закончившемся одним из самых страшных и кровавых поражений русов на восточных путях, нам рассказывает аль Масуди. Мы несколько раз уже встречались с этим именем, настало время поподробнее познакомиться с его обладателем.
Аль Масуди родился в сказочном для нас Багдаде, крупнейшем городе халифата. Сын знатного семейства, восходившего к самому Масуду, сподвижнику пророка Мухаммеда, получил великолепное для своего времени образование, но юношеская любознательность его была неутолима. Он объехал все мусульманские земли, был в Кордовском эмирате, в Египте, где записал жуткие истории о призраках пирамид, Персии, покоренной мусульманами Армении, далекой стране чудес Индии и даже, по некоторым данным, в Китае. Завершив эти, достойные Синдбада, странствия, он описал их в двадцати книгах, тщательно рассказав обо всем, что видел, и прибавив то, о чем только слышал, — впрочем, в таких случаях честный араб неизменно оговаривался, прибавляя по обычаю своего времени — «а Аллах знает лучше». Некоторые из его книг сами состояли из двадцати-тридцати томов. Увы, прошедшее время я употребил не случайно. Из всего этого великолепия до нас дошли только… две книги, одна из которых представляет сокращенный конспект двух других сочинений аль Масуди («Хроники» и «Средней книги»), а другая именуется «Книгой предупреждения и пересмотра» [74] . Нас больше интересует конспект, которому аль Масуди дал по-восточному пышное и вычурное заглавие «Промывальни золота и рудники самоцветов» (в XIX веке его переводили попроще — «Золотые луга»). Рассказав о погребальных обрядах русов и сравнив их с обычаями «Гинда», то есть Индии, аль Масуди ошибся, написав, будто индийские погребальные обряды отличаются от таковых у славян и русов тем, что у индусов «жена только тогда сжигается с мужем, когда она сама на это соглашается». На самом деле все обстояло ровно наоборот, и об этом вряд ли мог не знать аль Масуди, лично бывший в Индии и только что написавший, что женщины русов и славян «желают своего сожжения». Ту же добровольность погребальной жертвы славянок отмечают франк Бонифаций, византиец Маврикий, арабы ибн Русте и ибн Фадлан. При этом, согласно всем источникам, вдова была в языческом обществе русов и славян вполне почтенным лицом, следовательно, у тех, кто уходил в пламя погребальных костров, выбор был. Более того, в силу наличия у многих мужчин нескольких жен и наложниц, на «должность» посмертной спутницы возникал, как ни трудно нам в это поверить, конкурс, причем доходило до ссор и драк, как сообщает ибн Русте. В то же время как раз индийские обычаи вплоть до самых недавних времен определяли женщину, не исполнившую долг «сати», как существо ритуально нечистое, живого мертвеца, и обрекали доживать жалкий век в затворничестве и молчании. Занятна и другая ошибка аль Масуди — он утверждает, будто в землях русов находится серебряный рудник масштабов хорезмийских серебряных копей; на самом же деле основным, если не единственным источником серебра для русов была, по всей видимости, торговля с Востоком [75] . Далее он сообщает о том, что русы составляют многие народы, самый же многочисленный из них некие Лудана. Это сообщение уже не первый век составляет непреодолимую загадку для историков, каждый из которых на свой вкус трактует загадочных «Лудана» — норманны (как без них), ладожане, лютичи, уличи. Русы, говорит аль Масуди, путешествуют с товарами в Испанию-Андалус, Румию (поскольку обычно именовавшаяся Румией-Римом Византия будет упомянута ниже, остается только видеть в Румии аль Масуди Священную Римскую империю германской нации), Кунстантинию (Константинополь, то есть Византию) и Хазарию.
74
Увы, это вполне обычное дело. Из пятидесяти одной книги, написанной современником аль Масуди, Константином Рожденным в Пурпуре, уцелело только две. Какие же библиотеки попросту не дошли до нас, сколько бесценных знаний бесследно сгинуло в пучинах времени?!
75
Иногда аль Масуди, полагаясь на информаторов, выдавал и не такие нелепицы: так, перечисляя славянские народы и их правителей, он, как здравствующих, упоминает Дира (аль Дир) и Олега (аль Олванг), в то время как к моменту написания аль Масуди своего труда оба государя не первый десяток лет отдыхали от трудов земных в недрах курганов. Сведения, как, несомненно, выразился бы незабвенный буфетчик из булгаковского «Варьете», Андрей Фокич Соков, второй — если второй! — свежести.
Познакомив в этом вступлении читателей с народом русов, аль Масуди продолжает повествование.
В 912 году (сам Масуди, конечно, определяет время похода как трехсотый год хиджры) русское войско на пятистах ладьях, каждая из которых вмещала сто воинов (думаю, не надо объяснять, что цифры эти, скажем так, приблизительны), войдя, по всей видимости (рассказ аль Масуди в этом месте не очень внятен), в Азовское море, попросило у хазарского каган-бека разрешения на проход землями каганата в Каспийское море. В обмен предлагалась, понятно, доля добычи — ни много ни мало, а целая половина. Не знаю, какими соображениями руководствовались эти русы — отношения между Русью и Хазарией были в те времена, мягко говоря, натянутыми. После того как Олег освободил от тяжкой хазарской дани славянские земли вятичей, радимичей и северян, Хазария объявила блокаду даже торговым караванам русов. Естественно, ни русские, ни мусульманские купцы по этому поводу долго не расстраивались, и вскорости торговля была возобновлена в обход каганата, через государство Волжских Булгар. Хазары оказались во всех смыслах обойденными, и надо было вовсе не понимать мстительный характер азиатов вообще и правящего Хазарией клана рахдонитов в особенности, чтобы думать, что они простят подобное — или хотя бы позабудут. Но поражения от оружия воинов Олега Вещего были, надо полагать, еще живы в хазарской памяти — отказать и напроситься этим на прямое столкновение каган-бек не решился. Русы, очевидно, поднялись по Дону, переправились в Волгу (или же спустились по Волге вниз?) и через Итиль, новую столицу Хазарии,
прошли в Каспийское море. Замерший огромный город в молчании глубокой ненависти провожал уходящие на юг ладьи страшного «народа Рос», скалящие с носов звериные морды, солнечные кресты с изломанными концами на парусах и щитах, чешуей покрывающих борта. И с горечью смотрели вслед уходящим ладьям многочисленные славянские рабы и рабыни.Швейцарский историк Адам Мец в книге «Мусульманский ренессанс»: «Основной товар, поставляемый Европой, — рабы — являлся монополией еврейской торговли». Знаменитый чех Любор Нидерле в книге «Славянские древности»: «Вся торговля славянскими рабами находилась в руках евреев». «Работорговля, посредством которой славянские рабы попадали в арабский мир, велась преимущественно иудейскими купцами-рахдонитами» — а это уже наш современник Д. Е. Мишин, автор замечательной книги «Сакалиба (славяне) в исламском мире». Специально привожу эти цитаты дословно, дабы не быть обвиненным в пристрастных измышлениях. В каких масштабах велась торговля, говорят приводимые тем же Мишиным данные переписи в Кордове, столице арабской Испании — страны, не самой близкой Хазарскому каганату. В середине Х века в Кордове находилось тринадцать тысячславянских рабов. Поставляли их хазарам, как сообщает араб Идриси, разбойничьи шайки тюрок и мадьяр, от которых каганат, ежели верить иным нашим историкам, «защищал» славянские племена.
Месть русов обрушилась на берега Каспия, словно гром небесный. «Толпы» воинов наводнили Джиль, и Дейлем, и города Табаристана, и злосчастный Абескун, и Нефтяную страну, как называли окрестности нынешнего Баку — там в большом количестве из земли выходили нефть и природный газ, последний, кстати, использовали для священных неугасимых огней зороастрийцы, для которых эти края были излюбленным местом паломничества. Воины русов добрались и до Ардебиля, в долине рядом с которым сложил когда-то голову арабский полководец Джеррах, в войске которого сражались «сакалиба»-славяне — как и в разгромившем его войске хазарина Барджиля. Не ожидавшие нападения с моря — тем паче столь огромного войска — местные жители не могли организовать сопротивление. Войска ибн-абис Саджа, арабского наместника в Армении и Азербайджане, были разгромлены пришельцами, как и отряды дейлимитов — воинственных горцев южных берегов Каспия. Всюду лилась кровь, неслись закованные в железо воины, пешие и всадники [76] , убивали, жгли, уводили в плен. Награбленное и пленных свозили на острова у азербайджанского побережья, словно провоцируя своего главного кровника, ширваншаха. Али ибн аль Гайтам имел неосторожность «повестись» на эту приманку. Весь его флот и несколько купеческих судов, наполненных вооруженными до зубов мусульманами, двинулись к островам. Навстречу им вышли боевые корабли русов. Вся флотилия вкупе со своим правителем отправилась кормить разжиревших в тот год безмерно каспийских осетров. Тысячи трупов в чалмах и полосатых халатах плыли по воде, и сытые чайки переступали по набухшим спинам, выискивая местечки повкуснее. Погибшие два года назад русы были отомщены стократ, но мстители задержались еще на несколько месяцев — наверно, чтоб не остаться внакладе, отдав половину добычи алчному правителю Хазарии.
76
Напомню — скандинавы, которыми, согласно норманнистской догме, обязаны быть русы начала Х века, на конях не сражались еще в XIV — ни хорошо ни плохо, вообще никак! И места для коней на их драккарах не было. Зато на кораблях вендов, балтийских славян — было.
Вскоре отяжелевшие от добычи и пленников ладьи подошли к Итилю. Посланцы русского вождя отправились вручить каган-беку оговоренную долю добычи. Любопытно — они успели дойти до ладей? Или уже по пути к ним увидели заливающую берег стальную лавину — пятнадцать тысяч аль-арсиев, лучших воинов каганата, закованных в железную чешую от конских колен до ощеренных личин шлемов. И мусульман по вероисповеданию. Впереди них, вполне возможно, ехал с тяжелым палашом в руке тот самый Ахмад бен Куйя, которого пытаются выдать за сына основателя Киева. А за их спинами валило толпище в полосатых халатах — все взрослые мужчины-мусульмане многолюдного торгового города Итиля. С ними были и христиане — ради общей ли ненависти к язычникам-русам, или просто в надежде ухватить что-то из богатой добычи.
А с красных кирпичных стен Кемлыка, дворца каганов, осененных пятиугольными щитами Соломона, наблюдал за резней на берегу, любовно оглаживая густую вьющуюся черную бороду и прядки-пейот над ушами, улыбаясь полными губами, каган-бек Аарон бар Беньямен, владыка Хазарии. Человек, которому его вера не то что дозволяла — вменяла в обязанность обмануть доверившегося ему язычника-акума. Тем паче из ненавистного «народа Рос». И вместе с ним жмурил от злорадного удовольствия узкие щели окон весь огромный город, разжиревший на поту славянских рабов и крови тех, кто не желал быть рабами.
И тихо плакали по темным углам, не смея потревожить злого ликования своих «богоизбранных» господ, славянские невольницы.
Пять тысяч русов, по словам Масуди, вырвались из кровавой ловушки, в которую превратился для них Итиль. Тридцать тысяч трупов осталось лежать на речном берегу, и головы их свалили на городской площади. Вырвавшиеся, бросив суда, попытались прорваться из каганата сушей…
Но уже гудела степная земля под конскими копытами, уже мчались, науськанные каган-беком, орды кочевников-буртасов, вассалов кагана…
Мало кто из ушедших на Хвалынское море вернулся в родной дом.
Но где он находился, этот дом? Вряд ли в Киеве. Во всяком случае, несколькими годами позже, когда, натравленные хозяевами каганата, «приидоше печенеги первее на Русьскую землю», киевский великий князь Игорь сумел так встретить кочевников, что те откатились аж к Дунаю. А еще пять лет спустя в летописи появилась скромная строчка «воеваша Игорь на печенегов», после чего киевский государь оказался в состоянии, как мы видели, «повелевать» печенежским ордам — а те, в свой черед, почти полвека не смели показываться у русских границ. Чтоб полностью осознать величие сделанного правителем Киева, надо подчеркнуть, что из европейских правителей оседлых народов он был первым, сумевшим разбить кочевников на их территории, в степи. До него это пытались сделать Кир, основатель персидской империи, его потомок Дарий и полководец Александра Македонского Зопирион. Больше всего повезло Дарию — тот не только спасся сам, но даже умудрился вывести какую-то часть войска. Недаром, знать, был прозван Великим — а может, все дело в размерах армии, которая, по словам древнегреческого историка Геродота, насчитывала семьсот тысяч воинов. Для сравнения — в великой армии Наполеона Бонапарта, императора Франции, было «всего» шестьсот тысяч. Киру повезло меньше — в Персию вернулись лишь рассказы о том, как предводительница кочевого племени сунула его отрубленную голову в бурдюк, наполненный кровью его воинов. А менее всего повезло Зопириону — его фаланги исчезли в степи, как камень в море. Ни слухов, ни рассказов об участии несчастных македонцев. Видимо, учтя этот опыт, грозные римляне даже не пытались сунуться в степь. И никто из оседлых народов не пытался — до Игоря Рюриковича, Игоря Сына Сокола.