Русские на Севере. Борьба за освоение северных морей и рек

Зиму казаки провели в Искере, занимаясь охотой, рыбной ловлей и собиранием «с бот и без бою» ясака. Махмст-Кул, оправившись от ран, не раз тревожил победителей своими внезапными нападениями. Они кончились тем, что татарский царевич был взят в плен казаками, и таким образом самый опасный противник сошел со сцены. Получив об этом известие, Кучум, покинутый своим главным мурзою, откочевал на верховья Оби в Барабинские степи.

Положение сибирского «салтана» позволило Ермаку с наступлением навигации продолжить свое продвижение по стране. Оставив в Искере часть своих людей, Ермак с остальными поплыл вниз по многоводному Иртышу, притоку Оби. Вначале плавание носило вполне мирный характер: ближайшие улусы (кочевые владения) без сопротивления ! признали власть русского царя. Но чем дальше к северу продвигались казаки, тем чаще приходилось им прибегать к силе оружия. Победа, предваряемая громом выстрелов и клубами порохового дыма, оставалась за русскими, но опасность быть отрезанными от своих и погибнуть в непрерывных схватках с туземцами все время висела над ними. Войдя в Обь. казаки доплыли до Белогорской волости, получившей название от кажущихся здесь белыми гористых берегов Оби. Обширные пространства по берегам этой реки были пустынны, никаких сведений о жителях этих мест не поступило, и казаки пробыли на Оби всего лишь три дня. Это было первое с юга плавание русских цо одной из главных вод-24

«ых магистралей Сибири; до тех пор русски, проникая за Урал северными путями, ограничивались плаваниями, только по шгзовьям Оби. Успешный поход Ермака в Манга-аею установил господство русских в Западной Азии от Уральского хребта до берегов Иртыша и Оби.

По возвращении в Искер Ермак уведомил Строгановых о всех событиях своего похода и, понимая, что казаки сами не в состоянии удержать завоеванную страну, отправил к Ивану Г розному с соболиными и бобровыми мехами атамана Ивана Кольцо. Ему поручили «бить царю челом и Сибирским царством» за прежние казачьи вины. Это было в самом конце неудачной ливонской войны, и посольство Ермака произвело в Москве очень выгодное для казаков впечатление. Современники передают, что давно в русской столице не было такой радости, как после приезда Ивана Кольца. С присоединением к московским владениям богатых обширных земель за Уралом можно было пополнить «государеву казну», опустошенную большими военными расходами. Царь отпустил казакам все их «прегрешения» и наградил их своим «государевым жалованьем» — деньгами и сукнами. Ермаку, по преданию, были сверх того особо пожалованы шуба с царского плеча, серебряная чара и панцырь (кольчуга) с золотым орлом.

Надлежало как можно скорее упрочить за Россией приобретенные земли. Вместе с Кольцом в Сибирь послали 500 стрельцов под начальством воеводы кн. Волховского и головы Глухова. Хотя это было значительное подкрепление, все же русские вскоре потерпели тяжелую неудачу. Силы их за зиму сильно убыли вследствие цынги, голода и измен местных князьков, притворявшихся союзниками, а потом внезапно уничтожавших отдельные отряды. Так погиб атаман Кольцо, правая рука Ермака, а немного спустя и он сам. Подробности гибели Ермака * неясны. Известно лишь, что собравшийся с силами Кучум намеревался перехватить на пути богатый бухарский караван, шедший с юга в Искер. Ермак всего лишь с. 50 казаками поспешил навстречу бухар-

нам, чтобы охранять их прп плавают по Иртышу. Наступила бурная ночь; повидимому, истомленные казаки крепко уснули и ничего не слышали за шумом дождя и ветра. Воины Кучума, осведомленные об этом лазутчиками, напали на казаков, имея превосходство в силах, и перерезали всех, кроме одного, принесшего страшную весть в Искер. По сообщению Сибирской летописи, Ермак долго защищался один, потом, спасаясь, бросился в реку и утонул под тяжестью своего панцыря— царского подарка. Товарищи Ермака, узнав; о гибели своего предводителя, не решились продолжать борьбу с Кучумом. Под начальством Глухова (Волховский в это время уже умер) они под натиском туземцев ушли обратно северным Печорским путем. . -

Память о подвигах и смерти Ермака сохранилась в многочисленных народных песнях, впоследствии записанных, и в сказаниях, передаваемых сибирскими летописями. В XIX в. в Тобольске, возникшем на месте Исксра, был поставлен памятник Ермаку. Повидимому, скульптура удачно передает общий облик славного атамана, каким его изображает Ремезовская летопись. На постаменте памятника — краткая надпись: «Ермак Тимофеевич. Завоеватель Сибири. 1582».

Предварительные разведки строгановских «охочих людей», удобство речных дорог, преимущество русского вооружения, наконец, общее состояние Сибирского ханства, лишенного внутреннего единства, в значительной мере облегчили Ермаку его предприятие; но в то же время успех его, без сомнения, был обусловлен героизмом самого Ермака и его бесстрашных соратников.

Русским людям, достигшим на востоке естественных границ своей великой равнины, «Земной пояс» (Уральский хребет) должен был казаться необычайно высокой Преградой. И действительно путь через Камень был очень нелегок. Сопряженный с различными трудностями и опасностями, он шел по обширным пространствам безлюдными лесами, местами «тесными речками», по которым вследствие их мелко-водности можно было плыть только в «обласах» без большого груза. К тому же, на перевале через Камень, вершины которого «в облаках не видети, а коли ветрено, ино облако раздирает»» русским людям грозила опасность и со стороны кочевых туземцев, подстерегавших добычу на волоку между реками Собью и Ельцом.

Вот почему и после освоения камского (южного) пути з Зауралье не забывали и морского пути. Из Холмогор или из устья р. Кулой поморы «бежали парусом» в Карскую губу, принимавшую в себя речку Мутную. С ее верхозья озерами и волоком в У2 версты переходили на р. Зеленую, впадающую в Обскую губу. Отсюда, не огибая полуострова Ял-мала, шли в Тазовскую губу, где была расположена Манга-зея. Путь этот был тоже нелегок, на нем тоже встречались всякого рода трудности и «морем непроходимые места», но зато он давал возможность в сравнительно короткий срок

перебросить товары в Зауралье и обратно. В Карскую губу «поспевали морским ходом» в две недели, на дальнейший •путь требовалось недели две-три, так что переход от Поморья до Мангазеи занимал недель пять-шесть, в то время как речной путь с Камы брал 2*4 месяца.

Впрочем, морской путь в Мангаэею имел вместе с тем и свою отрицательную сторону. Плавание происходило на малых кочах,² вмещавших груз не свыше 400 пудов. Шли под парусами, вследствие чего продолжительность пути всецело зависела от случайностей погоды: если не было попутного ветра, кочи принуждены были поворачивать назад; если на-реках Мутной или Зеленой застигали ранние морозы и вода замерзала, мореходам приходилось «животишки свои и запасы метать на пусте», а самим на лыжах добираться до Березова; иногда приходилось пробиваться через льды 3—4 недели, меняя из-^а этого намеченный маршрут; нередко происходили серьезные аварии, кончавшиеся гибелью людей и товаров. Ходить в Обскую губу на больших судах было почти невозможно, .ибо их легче затирало льдами, а перетаскивать волоком 'было не так-то просто. В силу этого сно^ тения с Мангазесй-поддерживались преимущественно каботажным, т. е. береговым, способом.

Таким образом, в конечном счете, и морской и речной путь в Зауралье одинаково представлял «великие трудности», энергично преодолеваемые русскими людьми.

В течение XVII в. «чрезкаменный путь» оставался большой сибирской дорогой, по которой с каждым годом все увеличивалось движение в Зауралье и обратно. Северным Печорским путем пользовались наряду с морским для торговых и промысловых целей; южный, камский, поначалу был использован преимущественно в целях завоевательных.

Строгановы ошиблись в своих расчетах; постаравшись открыть путь на Обь для себя, они содействовали проложс-

яию его «для великого государя» и тем самым ввели Манга-эею в область государственного ведения и управления.

Действительно, уже с конца XVI в. освоение земель за. Уралом энергично осуществляется государством. Правда,, не имея сперва достаточно хорошо сорганизованного аппарата и уменья, вырабатываемого опытом, московское правительство предпочитало итти по следам тех частных предпринимателей. соперником которых оно стало. Но это отнюдь, не меняло существа дела. О том, насколько энергично действовало московское правительство, отправившее вскоре после смерти Ермака новые воинские силы в Сибирь, чтобы покончить с Кучумом, наглядно свидетельствует число острожков, которые были поставлены русскими в конце XVI в. В: течение всего лишь лет двадцати (1585—1604). Таковы: Назымский (Янк-ваш) и Казымский городки (1585), Тобольск (на месте Искера) и Тюмень (1587), Лозвинский городок (1590), Березов и Пелым (1593), Сургут и Тара (1594), Обдорск (1595), Нарым и Кетский городок (1596), Верхотурье (1598), Мангазея (1600), Томск (1604).

Из числа новопоставленных острожков Тара, на границе-степей, до XVII в. оставалась в Сибири крайним к югу-русским городом. Все течение Иртыша было завоевано только в первой четверти XVIII в. с постройкой (1715—20) крепостей Железннской, Ссмипалатнон и Устькаменогорской.

Острожки, служившие опорными пунктами для дальнейшего продвижения по стране, сооружались непосредственна на водных путях. «Продвижение русских на восток, в глубь. Сибири, шло преимущественно речными путями, позволявшими с большей легкостью преодолевать обширные пространства сибирских лесов и тундр. Благоприятным условием являлось в этом отношении обилие вод — «реки пространные и прекрасные зело» — и их равномерное распределение по поверхности северо-азиатской равнины» ^х. ³