Русские в Кабуле

– Да, а мы въезжаем в его квартиру. Это будет у нас постоянное жилье, не то, что сейчас, с подселением.

– Намекаешь на меня? Что ж, значит, и я останусь один. В этом тоже есть свое преимущество. Ну, ладно. Давай отметим назначение твоего мужа. Ты теперь будешь дама номер один в нашем контракте. Вот увидишь, как изменится отношение большинства к тебе, особенно женщин.

Иван разлил остатки водки, не допитой еще с Вадимом. Подняли стаканчики за Анатолия, выпили. Восстановилась тишина. Алла почувствовала, что их отношения с Иваном заметно ухудшились и они близки к ссоре.

– Я как подумаю, что мы разъедимся, и не будем вместе «щи хлебать», меня ужас берет. Я умру без тебя. Мне нужно видеть тебя каждый день, говорить тебе «спокойной ночи», а утром пить с тобой чай. Ты даже не знаешь, что я по ночам тайком от мужа встаю с постели и подхожу к твоей двери, прислушиваюсь, иногда открываю дверь и смотрю на тебя спящего. Я знаю, что это не хорошо, что этого делать нельзя, но ничего не могу с собой поделать. Мне незнакомо это чувство. Я не знаю как себя вести с тобой, потому мое поведение порой выглядит глупо, я это сама чувствую. У меня не было любви. К Анатолию я тянулась недолго, других мужчин у меня не было. Никто не встретился. И вот теперь ты, такой знатный, красивый, умный, настоящий москвич, доктор наук. Я порой смотрю на тебя и думаю, зачем мне это наваждение. Я не гожусь для тебя, не хватает внешних качеств. Вот если бы я была такой же красивой, как Татьяна, я могла бы рассчитывать на твои чувства. Да и то, зачем это. Только боль и печаль останутся. Ведь не бросишь своего, да и ты не оставишь жену, правда?

– Что-то неожиданно много ты поведала мне. И почему я должен оставлять жену, с какой стати? И почему у тебя останутся боль и печаль? Что-то я не все сразу понял из того, что ты мне сказала. Наверно, устал. Пойдем лучше спать.

Иван встал, взял свою тарелку, чтобы вымыть ее.

– Оставь, я все уберу сама. Иди, отдыхай, никто тебе не помешает. Спокойной ночи.

Голос Алла был грустным и печальным, чувствовалась какая-то обреченность или безнадежность. Через несколько минут они уже были в постели, каждый в своей. Свет был погашен везде, как того требовала система безопасности, но за окном была полная луна и ее свет проникал в спальню Аллы. Она лежала в ночной сорочке, раскинувшись на широкой кровати, и думала о своих чувствах к Ивану, вспоминала и анализировала то, что только что наговорила ему. Это был последний рубеж. Она понимала, что через день – два они съедут с этой квартиры и все надежды на неожиданное счастье рухнут совсем.

Она с горестью представляла себе, что ее поле любовных чувств еще никем толком не было вытоптано, лишь кое-где были видны тонкие тропки, обозначенные измятой травой. Да и то по этим тропкам ходил лишь один и тот же человек – ее муж. А как сочно поднялась зеленая трава, и зацвели полевые цветы, тревожащие своим тонким ароматом женскую душу. И вдруг такое явление. Она все правильно сказала Ивану. Ей все больше казалось, что это не обыкновенный человек, а какой-то особенный, отличающийся от других, ею совсем непознанный и потому желанный. Она все больше влюблялась в него, все больше стремилась к нему и не знала, как поступить, как выразить свою страсть и заботу о нем, что бы он понял, дорогой ей человек, единственный и любимый. Как сказать ему, что она любит его и безумно хочет близости с ним. И вот этой ночью появилась такая возможность Они одни в квартире, стоит только позвать его или самой прийти к нему. Но как набраться смелости, а если он не поймет ее и оттолкнет. Но, нет. Он такой интеллигентный и нежный.

Сильный удар и раскатистый грохот разрыва потряс дом, зазвенели стекла. Потом вновь и вновь: сначала свист, потом удар и грохот, шум осколков или земли, как будто ударяющихся прямо о стены их дома. Так продолжалось минут пять, приближаясь или немного уходя в центр города. Алла сжалась в оцепенении. Чувство страха и безнадежности овладело ей. А что, если снаряд попадет в их дом или еще хуже – в их квартиру, и все, гибель, разорванные тела. И зачем все это надо. Чрез минуты постоянного грохота и шума осколков или комьев земли она вспомнила про Ивана. Как он там, один? Откинула одеяло, порывисто встала и в чем была быстро подошла к двери комнаты Ивана.

– Ты не спишь?

– Да, заснешь тут, – ворчливым голосом ответил Иван, как будто Алла была виновата во всех этих неприятностях.

– Мне страшно, Иван, – сказала она, присев на край кровати, протянула ему руки и припала на грудь, – идем ко мне. Вдвоем не будет так страшно.

Иван обнял прижавшуюся к нему Аллу. Ее распущенные волосы опустились ему на лицо, от них веял какой-то незнакомый, но приятный аромат. Новый взрыв совсем рядом раздался с оглушительной силой.

– Это наверно на стадионе, как ты думаешь? – спросил Иван и еще крепче обнял Аллу.

Вместо ответа она поцеловала его в щеку, потом в губы, шею, грудь. Сердце ее колотилось с бешеной силой. От страха или от желания, которая она испытывала в этот момент.

– Идем ко мне, там мы будем вместе. Вдвоем не так страшно.

– Пойдем, – сказал Иван, – может быть действительно вдвоем будет не так страшно.

Алла откинула полог одеяла и предложила Ивану лечь. Сама сняла ночную сорочку, оставшись нагишом, и нырнула тоже под одеяло. Крепко прижалась к нему всем телом, уткнувшись в грудь лицом. Новый взрыв отразился в дребезжащем звуке окон. Алла застыла на мгновенье, притаилась, как бы стараясь спрятаться от беды. Иван погладил ее спину, опустился ниже. Страх, конечно, сильное чувство, но ощущения обнаженного женского тела, трепещущего в твоих объятиях, оказался выше страха. К тому же грохот несколько переместился в сторону, за ближайшую гору. Страх постепенно покидал их и на смену ему нарастали вполне естественные желания любовной близости, которые только могут возникнуть при первом любовном контакте двух симпатичных друг другу существ. Иван ушел к себе, когда обстрел совсем стих и в окнах забрезжил рассвет.

Утром сквозь сон Иван услышал, как пришел Анатолий. Он пил чай и что-то рассказывал жене. Говорил тихо, наверное, потому, что не хотел будить Ивана, а может быть просто не хотел, чтобы Иван слышал его слова. Тот и не стремился их слышать. Он повернулся на другой бок, и сон вновь сморил его. Была пятница, джума, выходной день у мусульман, а значит и у советских специалистов.

По пятницам давали горячую воду, и Алла решила затеять стирку. Иван проснулся от шума льющейся воды и вспомнил все, что было прошлой ночью: и обстрел и Аллу в постели с ним. Двойственное чувство посетило его. И если нельзя было избежать обстрелов города душманами, то уклониться от страстных приставаний Аллы было вполне возможно. Тем более что скоро они съедут с этой квартиры, и он останется совсем один. Он вдруг почувствовал облегчение, связанное с предстоящим одиночеством. Алла действительно не давала ему проходу, может быть даже из хороших побуждений, желая помочь ему по хозяйству или чем-то смягчить его одиночество. Но Иван при этом постоянно чувствовал вину перед ней за то, что он не мог ей дать, чего она в действительности хотела. И вот прошлой ночью она достигла своего. Кажется, она осталась довольна. В общем-то, и он не в накладе. Неожиданно для него Алла раскрылась с такой стороны, что доставила ему массу наслаждений: не навязчиво и скромно она старалась сделать так, чтобы Ивану было хорошо с ней, как будто бы она несла ответственность за свою инициативу быть его любовницей. Как бы там ни было, все это теперь в прошлом, от того и чувство облегчения, посетило Ивана.

Однако пора вставать. Иван вспомнил, что сегодня он приглашен к Саиду на плов в честь выздоровления его жены, которая две недели назад получила случайное ранение в мягкое место. Алла занималась полосканием белья и развешиванием его на балконе. Иван умылся, выпил чаю с бутербродами с сыром и тоже решил заняться стиркой. Он все делал сам: стирал белые сорочки, простыни и наволочки, белье. И гладил все это он тоже сам. Ведь он был один, без жены и пошел на эти неудобства и испытания вполне добровольно, хотя еще тогда, в Москве не думал, что все это так непросто. Без стиральной машинки, с горячей водой лишь один день в неделю, в присутствии посторонних людей, чужой женщины. Впрочем, последнее обстоятельство было не совсем к месту. Во-первых, назвать Аллу чужой теперь как-то язык не поворачивается, а во-вторых, на днях они освободят эту квартиру, и Иван останется здесь один, без постороннего внимательного глаза. Это прибавило ему силы и улучшило настроение.

Конец ознакомительного фрагмента.