Русские в СССР. Потерпевшие или победители?
Шрифт:
Более того, Советская Россия временно признала независимость Грузии. Решив же проблемы с Арменией, красные, вместе с Турцией, осуществили прямое военное вторжение и покончили со смехотворной грузинской «независимостью».
В результате военных и политических побед большевиков сложились все условия для того, чтобы создать централизованную, унитарную Российскую социалистическую республику – с автономиями для «националов». Однако этому воспрепятствовал сам Ленин.
Что же побудило его выступить против унитаризма? Как представляется, на Ленина повлияла сложная ситуация, которая сложилась в так называемом «мировом рабочем движении».
Весной 1921 года Ленин решил покончить с военным коммунизмом, который истощал силы страны и вызвал волну мощных крестьянских восстаний. На X съезде РКП(б) была провозглашена новая экономическая политика (НЭП), давшая существенные
Несколько сложнее дело обстояло в сфере политической. С началом НЭПа произошло даже укрепление центрального аппарата политической полиции – ВЧК. Так, в январе – сентябре 1921 года его численность возросла в 1,6 раза – с 1643 до 2645 сотрудников. Между тем осенью 1921 года Политбюро ЦК принимает решение о реформировании ЧК. Для этого была создана особая комиссия, в состав которой вошли Дзержинский, Каменев и нарком юстиции Д.И. Курский. Каменев выступал за то, чтобы чекисты были лишены права творить внесудебные расправы. Курский предлагал поставить Чрезвычайку под контроль наркомюста. В 1922 году ВЧК была упразднена, а на ее месте возникла новая структура – Государственное политическое управление – в составе наркомата внутренних дел. Это было, несомненно, проявлением некоторой либерализации.
При всем при том чекисты не прекращали преследование социалистов-оппозиционеров и анархистов. Либерализация не коснулась и церкви – в январе 1922 года президиум ВЦИК принял специальное постановление «О ликвидации церковного имущества».
Впрочем, большевистское руководство не особенно миндальничало и с однопартийцами. На X съезде РКП(б) была принята резолюция «О единстве партии», в которой запрещалась деятельность любых фракционных группировок. Более того, в октябре 1921 года началась крупномасштабная чистка партии, в ходе которой из ее рядов был исключен каждый четвертый.
Показательно, что исключенные стали браться на учет органами ГПУ.
Между тем очень многие партийно-государственные функционеры были настроены весьма либерально и допускали возможность определенных уступок разным общественным слоям и политическим группировкам. В 1921 году заместитель председателя ВСНХ Н. Осинский предложил согласиться на создание Крестьянского советского союза, который был бы подобием Коммунистического союза молодежи. В это же время повсеместно созывались конференции беспартийных. «Только за три месяца 1921 г. в центральных и северных губерниях России состоялось 999 беспартийных конференций с общим числом участников 82 875 человек, – сообщает Н.Н. Ильина. – В это же время в городах и селах состоялось около 300 беспартийных конференций женщин, в которых приняли участие 17 тысяч человек. Организованные партией такие формы работы, безусловно, сыграли свою роль в достижении цели – «поднять наинизшие низы к историческому творчеству» (Ленин), так как они инициировали активность масс. Агитируя и привлекая, Коммунистическая партии подчас сталкивалась с неожиданными для нее результатами агитационно-массовой работы: так было, например, с идеей создания женской организации или даже женской партии. Впервые сообщения об этом появились в сводках 1922 г. Женотдел ЦК РКП(б) стал получать сведения о том, что в губерниях, чаще всего на селе, женщины создают свой совет, бюро или «тройку», выбирают председательницу или даже «захватываю власть» («Общественные организации в политической системе СССР в 1920-х гг.»).
Весной 1921 года с предложением о демократизации политической системы выступил известный публицист и сотрудник Агитпропа И. Вардин. Он предложил дать свободу политической деятельности эсерам, меньшевикам и анархистам. Правда – с весьма существенными оговорками.
Тогда же лидер пермских большевиков Г.И. Мясников направил в ЦК докладную записку, в которой он требовал осуществить широкомасштабную демократизацию: «После того, как мы подавили сопротивление эксплуататоров и конституировались как единственная власть в стране, мы должны, как после подавления Колчака, отменить смертную казнь, провозгласить свободу слова, которую в мире не видел еще никто, от монархистов до анархистов включительно. Этой мерой мы закрепим за нами влияние в массах города и деревни, а равно и во всемирном масштабе».
«Либеральные» настроения были присущи и наркому иностранных дел Чичерину, который допускал возможность создания многопартийной системы. На политические послабления был также готов идти и нарком внешней торговли Л.Б. Красин.
Показательно, что на Западе в тот момент питали очень серьезные надежды на либерализацию РКП(б) изнутри. «Из… ключевых игроков никто всерьез не верил в возможность насильственного свержения большевиков, – пишет в. Абаринов. – Иное дело естественная трансформация режима в результате экономического взаимодействия с Западом.
Сегодня концепцией «вовлечения» (engagement) никого не удивишь. Но в начале 20-х годов это была свежая идея. Некоторые исследователи полагают, что ее автор – не кто иной, как Борис Викторович Савинков, близкий друг Сиднея Рейли (английского шпиона. – А.Е.), лидер Народного союза за освобождение Родины и народа (?), знаменитый террорист и заклятый враг большевиков… Идею бескровной трансформации советского строя всецело разделял Рейли. В августе 1921 года, после дискуссий с представителями демократического крыла русской эмиграции, такими, как бывший министр-председатель Временного правительства Александр Керенский, после посещения конференции монархистов в Берлине и савинковского Всероссийского антибольшевистского конгресса в Варшаве он написал для британского правительства меморандум, в котором излагал сценарий ненасильственного переворота в России. Он интерпретировал провозглашенную Лениным в марте на Х съезде партии «новую экономическую политику» как признание провала прежнего курса. «Вместе с тем, – писал Рейли, – на падение режима большевиков рассчитывать не приходится… Поэтому проблема состоит в том, как способствовать низложению нынешнего большевистского правительства минимально насильственным путем с тем, чтобы сохранить административный аппарат и армию». Нуждающиеся в западной экономической помощи большевики, утверждал Рейли, могут пойти на определенную либерализацию режима. Запад должен потребовать упразднения ВЧК; исполнительная власть должна перейти в руки «умеренных» типа Алексея Рыкова и Леонида Красина. Ленину, Троцкому, Зиновьеву, Каменеву и другим сторонникам жесткой линии должно быть «запрещено прямое участие» в управлении страной, однако гарантирован «личный иммунитет». По достижении этих первоначальных целей правительство следует расширить включением в его состав кадетов, правых эсеров, меньшевиков и членов савинковского «Союза». Золотовалютные резервы страны должны поступить под контроль «международного траст-фонда» («Шпион, ушедший в холод»).Курс на умеренность проявил себя и в политике внешней, которая была тесно связана с «борьбой за коммунизм во всемирном масштабе». В 1918–1920 годах ставка делалась на победу коммунистических партий в Европе. Ожидалось, что новоиспеченные социалистические государства, обладающие передовой промышленностью, помогут Советской России. Однако этого не произошло.
Поэтому Ленин решил пойти на сближение с прежними «врагами». В апреле 1922 года Советская Россия заключила договор с «буржуазной» Германией в Рапалло, что стало одним из ярчайших проявлений государственного прагматизма.
К тому же Ленин пошел на сближение с европейской социал-демократией, которая давно уже стала важнейшей частью западного политического истеблишмента и которая прежде беспощадно бичевалась коммунистами. На III конгрессе Коминтерна (июнь – июль 1921 года) был выдвинут проект создания «единого рабочего фронта», призванного соединить расколотое социалистическое движение. Ленин надеялся, что социал-демократия вступится за Советскую Россию перед мировым сообществом и поможет ей восстановить экономику. При этом он, конечно же, не выпускал из виду политические интересы большевизма: «Цель и смысл тактики единого фронта состоит в том, чтобы втянуть в борьбу против капитала более и более широкую массу рабочих, не останавливаясь перед повторными обращениями с предложением вести совместно такую борьбу даже к вождям II и II 1/ 2 Интернационалов».
Социал-демократы откликнулись на предложение большевиков, и в апреле 1922 года в Берлине прошла конференция представителей всех трех Интернационалов. (Помимо II Социалистического и III Коммунистического в то время функционировал еще и т. н. Двухсполовинный Интернационал, объединяющий левых социалистов.) Там обсуждался вопрос о подготовке всемирного рабочего конгресса. Казалось бы, создание единого фронта есть дело решенное, но в самый последний момент лидеры II и II 1/ 2 Интернационалов решили проводить рабочий конгресс без коммунистов. Вот это, собственно говоря, и побудило Ленина совершить очередной политический поворот. Произошло это, конечно, не сразу – смена настроения у Ленина длилась несколько месяцев, что проявилось осенью 1922 года, когда он выступил против унитарного государства – за союз национальных республик.
«Вождь мирового пролетариата» приходит к мысли о том, что пора поставить вопрос о «мировой коммунистической республике» ребром. А это значит, что советское государство должно строиться в качестве наднационального образования, приемлемого для европейского пролетариата, который якобы пожелает вступить в союз, – прообраз мировой коммунистической республики. В Россию европейцы не вступили бы никогда, а вот в конфедерацию социалистических стран – тут еще можно было подумать.