Русский адат

Дядя Леня выглядел счастливым и умиротворенным. И долго думал, что спросил у него племянник. Но, видимо, сообразил все-таки.

– Дык как привыкли… Повелось уж так… – лицо дяди Лени выражало блаженную улыбку.

– В районе боевых действий повальная пьянка запрещается… – сказал Алексей категорично. – Завтра быть как стеклышко…

– А запросто!.. – заорал чуть не на всю деревню Мишка. – Ты нас только похмели с утра, и все будет… Как скажешь…

Геннадий просто молча клевал носом, то ли соглашаясь такими непроизвольными кивками, то ли просто засыпая сном мертвецки пьяного младенца.

– Все. Сейчас команда жесткая: до утра – отбой! Кто будет продолжать, из списка команды – будьте здоровы!

– И это правильно… – сделал вывод дядя Леня, хотя он едва ли понимал, о чем идет речь…

* * *

Время у Алексея было, и он приготовил из оставшихся шести бутылок новые «коктейли Молотова». При этом сам не поленился и отнес их на ответственное хранение в сарай соседнего двора, через проломленную крышу дома которого увидел приветственный взмах руки Анатолия – капитану, кажется, не спалось. Появилась было мысль снова сходить на кладбище, с которого следственная бригада уже уехала – старший лейтенант видел на дороге машину прокуратуры, но вспомнился случайно слышанный когда-то разговор, что на кладбище можно ходить только до трех часов дня. Тогда покойников не беспокоишь. После этого времени посещать кладбище не рекомендуется, потому что ты мешаешь тем, кого любил, заниматься своими загробными делами. Конечно, в глубине души Пашкованцев понимал, что это чушь и предрассудки, выдуманные людьми, никогда загробный мир не посещавшими, тем не менее любые предрассудки все равно как-то оседают в подсознании, и он не пошел.

Сидя на крыльце в лучах заходящего солнца, хорошо было просто отдыхать. Но хорошо отдыхать Алексей сейчас не мог из-за внутреннего своего состояния. Даже закатом любоваться не мог, потому что мысли сразу возвращали его к тому, что он вез сюда любоваться закатами жену и дочь, а теперь они уже никогда этого заката не увидят. Но, едва только подобная мысль успевала причинить первую боль, как Алексей, контролируя свое психическое состояние и зная, насколько легко психика разрушается, сразу усилием воли ее отметал и старался о чем-то другом думать. Он даже не поленился дойти до машины, вытащить арбалет из коробки и собрать его. В комплект входило всего три стрелы. Выпустив все три в ствол стоящего метрах в пятидесяти дерева, Алексей один раз за стрелами сходил, но больше стрелять не стал, чтобы снова не ходить.

Арбалет, конечно, необходимо будет взять завтра с собой. Это будет визитной карточкой. Не зря же он уже сообщил следователю Строганову о наличии у себя этого оружия. Первоначально арбалету, по замыслу Алексея, и отводилась роль отвлекающего момента. Есть арбалет… На арбалет внимания не обратить нельзя. И если он будет действовать, то от него будут ждать именно выстрела из арбалета. А он может действовать иначе. И этим сбивать следователя с толку. Сейчас ситуация слегка изменилась. И роль арбалета следует чуть-чуть подкорректировать.

В прилагаемом перечне обозначено три стрелы. Следует, конечно, на всякий случай еще несколько сделать. Простейших, с гвоздем вместо наконечника. Отыскав в сарае несколько подходящих дощечек, Алексей задумался, но идти за инструментом к родственникам не хотелось. И потому он решил обойтись простым ножом. Образец был перед глазами, и выстрогать древко было не сложно. Оперение удалось легко вырезать из пластиковой бутылки, что валялась во дворе еще с момента появления здесь старшего лейтенанта. Гвозди подходящего размера нашлись в уцелевшей стене сарая. Единственную проблему составила проволока, которой надо было примотать гвозди. Проволоки не нашлось, но Алексей вовремя вспомнил, что в машине у него уже несколько лет валяется целая бобина суровых ниток. Нитки подошли даже больше, чем проволока, они же укрепили и оперение. Резиновый клей, тоже имевшийся в машине, хорошо скрепил нитки.

Первую стрелу Алексей тут же опробовал. Еще до того, как нитки клеем обмазал. Гвоздь вошел в дерево на несколько сантиметров. Убить такой стрелой, в отличие от стрелы фирменной, невозможно, если только в глаз или в горло не попадешь. Но рану можно нанести существенную. Центр тяжести самодельной стрелы оказался слегка смещенным. Но если приспособиться, то можно так стрелу закладывать, чтобы она только дальность полета снижала и не смещала стрелу от вертикальной линии выстрела.

Новые стрелы понравились, и Алексей так увлекся изготовлением, отдалявшим его от скорбных мыслей, что успел сделать двенадцать новых стрел до того, как около бани появился Владимир. Капитан оружие осмотрел, прицелился куда-то в облака, хмыкнул, но не высказал ни одобрения, ни неодобрения.

– Все… Тебе завтра надо свежую голову иметь… Отдыхай… Мы с Толей покараулим. Поднимем в шесть…

Второй капитан уже шел со стороны соседнего двора…

* * *

Привычный будильник в организме работал по-прежнему без сбоев. Так всегда бывало: когда старший лейтенант Пашкованцев говорил себе, во сколько ему необходимо проснуться, он в это время и просыпался. Даже обычно на пару минут раньше. Точно так же проснулся и в это утро. Увидел, что за маленьким окошком уже светло, хотя в бане стоял обыкновенный полумрак, посмотрел на часы с подсветкой, без двух минут шесть, и только тогда вышел на крыльцо, где стояло ведро с колодезной водой, чтобы умыться. И при этом стукнул кого-то по спине дверью.

Капитаны Владимир и Анатолий стояли в стороне, что-то обсуждая. Алексей за дверь заглянул. На крыльце сидел Мишка Пашкованцев. Волосы всклокочены, глаз не видно, щеки сине-красные.

– Устал вчера… – посочувствовал старший лейтенант братцу.

– Налей сто граммчиков… Сердце останавливается… – голос такой был, словно Мишка всю ночь рот полоскал серной кислотой и язык у него весь от этого занятия потрескался.

– Он в двадцать минут пятого прибежал… – сообщил Владимир. – С тех пор ждет…

– А что, дома не осталось? – удивился Алексей.

– Мамка все попрятала… С ней всегда так, только отвернешься, хвать со стола и спрячет…

Алексей неторопливо умылся и снова на брата глянул. Взгляд у того был жалкий и несчастный. Казалось, и правда парень помирает.

– Только сто граммчиков… И я до обеда в рабочем состоянии… – уверял Мишка.

Алексей зашел в баню, налил в стакан самогонки, вынес на крыльцо вместе с полностью увядшим луком. Мишка стакан взял, долго смотрел в него и тяжело дышал.

– Что не пьешь?…

Мишка вздохнул еще раз, набираясь храбрости, и сделал маленький глоток, сразу, однако, поперхнувшись.

– Не могу… Не лезет…

– Тогда не пей…

– Подожди… Пусть глоток пройдет… Грудь согреет, потом…

Он ждал целую минуту. И через минуту опрокинул стакан в рот одним махом. Прислушался к себе, кивнул:

– Теперь самое то…

И тут же сунул голову в ведро с ледяной водой. Процесс утреннего туалета закончился.

– Отец где?

– Отцу мамка нальет глоток… Но не больше… Сейчас появится… Он, хоть трезвый, хоть пьяный, всегда летом в это время встает…

– Зимой-то, конечно, спится лучше… – подтвердил Анатолий, казалось бы, очевидное недосказанное.

– Зимой на час раньше, чтоб печь истопить… У нас отопление паровое… Не протопишь, вода в трубах прихватится… Всю зиму будешь сопли на кулак мотать… Вон. Генаша двигает… Он не похмеляется… Он с похмелья бреется…

Это прозвучало насмешкой.

– Хорошее дело… Это я понимаю, сам так делаю… – вопреки насмешке, подтвердил Владимир. – Голова, бывает, так раскалывается, что застрелиться хочется – душ примешь, побреешься, сам рубашку выгладишь… И не жена чтобы, а непременно сам… И чистеньким себя чувствуешь… Помогает…