Русский декамерон, или О событиях загадочных и невероятных

– Я - Лена, - сообщила молодая женщина, - работаюна Иностранных языках, а это - и она кивнула на женщину постарше: - Наташа Летунова, она работает вместе с моим му жем на Химии.
– И предложила: - Выпейте чаю!

– А как насчет водки, у меня есть бутылочка?
– осторожно спросил я.

Лена замотала головой, а Наташа заинтересованно посмот рела на меня огромными голубыми глазами и ответила неожи данной фразой:

– С большим и толстым удовольствием!

Голос у Наташи был низкий и хрипловатый. Мы встрети лись с ней взглядами, и я понял, что она - наш человек! Я сбе гал наверх за бутылкой и "мухой" спустился вниз. Лена достала из шкафа два яблока и нарезала их; поставила три рюмки - мне с Наташей и Гене, сама она не пила совсем.

– Давайте выпьем, мой любимый тост - за жизнь!
– предложил я.
– Поеврейски это звучит так - "лыхайм!".

Гена внимательно посмотрел на меня, хитро улыбнулся и при губил рюмку. Наташа выпила залпом; я медленно и с удоволь ствием отхлебывал водку - в голове у меня был ураган. Лена захлопала в ладоши и спросила, не еврей ли я (потом я узнал, что она сама - еврейка).

– Учусь этому!
– загадочно ответил я.

", а я, ее - "На.

Гена весь вечер допивал свою рюмку, а остальное выпили мы с Наташей. По ее реакции на знакомство со мной я понял, что "встретились два одиночества". Она стала называть меня "Нури.той". Вскоре она захотела спать и попро сила проводить ее; я заметил, что Наташу сильно "вело".

Провожать оказалось недалеко - она жила на первом эта же в конце коридора. Наташа отперла дверь и, отворив ее, быс тро протолкнула меня в комнату, видимо, чтобы не заметили студенты. Затем она заперла дверь уже изнутри, но свет зажи гать не стала. Достаточно света проникало через два окна, заве шанные газетами. Наташа без обиняков обняла меня за шею и поволокла к постели, которая уже была разобрана. Все это ка залось мне какойто фантастикой или сном, но я решил, что так, видимо, и должно быть - судьба!

Уже в "койке" я интуитивно почувствовал, что скоро Ната ша собирается нарушить тишину, и прикрыл ей рот ладонью. Звуки получились сильно приглушенными.

– Проклятые студенты!
– успела только, задыхаясь, прошептать Наташа, так как ей пришлось "глушить" уже меня.

И вот мы, как рыбы, вытащенные из воды, лежа на спинах, пытаемся дышать, беззвучно открывая рты. Студенты не дрем лют! Им интересно все, чем занимаются их доценты! В голове моей все постепенно "устаканивалось".

"Да, висеть бы мне сейчас с вываленным набок языком, не порвись пояс!
– не давала мне покоя эта однаединственная мысль.
– А ведь это Голос подсказал, какой пояс брать! Ника ких суицидов больше, что бы ни случилось!" - поклялся я себе. Заклялась, как говорят, свинья...

Попытка третья и, пожалуй, последняя...

У меня только что произошло расставание с Тамарой Шес той в Курске, и я уже подал заявление в ЗАГС с моей юной не вестой Олей, которую я "отбил" у лучшего друга Мони. Перед подачей заявления я зашел в ИМАШ, где кроме Мони, который хотел пойти в ЗАГС вместе с нами, встретил Элика. Он только что купил "с рук" красивый синий костюм и добротный кожа ный пояс к нему. Но костюм не "шел" Элику - пиджак висел, а брюки почти не застегивались. Он уже не знал, что и делать - купленное "с рук" проще было снова продать, чем сдать обратно (не забывайте, что это было время сплошного дефицита, а про давца "с рук" называли страшным словом - "спекулянт"). Я при мерил пиджак - он сидел на мне, как влитой, однако в брюки могли залезть двое таких, как я! Но Элик вдел в брюки пояс, за тянул его на мне - и получилось ничего! Я купил костюм вмес те с поясом, оказавшимся необычайно длинным (запомните его - он еще сыграет роль в моей жизни!), и в этом костюме я подавал заявление в ЗАГС.

В тот же день я должен был выехать во Львов в ГСКБ, с кото рым вел хоздоговорную тему, для подписания акта процентов ки. Затем я должен был вернуться с этой процентовкой в Курск, где я тогда еще работал. В Курск я решил возвращаться через Киев, так намного короче.

Вечером я выехал с Киевского вокзала во Львов, меня про вожали Моня с Олей. Шел дождь, и хоть он не попадал под де баркадер вокзала, было прохладно. Моня обнимал Олю, надев на нее свой пиджак, и они выглядели очень счастливыми.

"Сейчас придут домой и лягут вместе с радости, что меня захомутали!" - почемуто подумал я. У меня вызывал все боль ше подозрений готовящийся "странноватый" брак. Что же ждать от него? Пока только болезненного разрыва отношений с курской Тамарой. А что дальше, когда брак зарегистрируют? А где я буду жить, если легкомысленная Оля вдруг найдет себе еще когонибудь? А где работать? Ведь устроиться с места в ка рьер профессором - не так просто! Не пойду же я работать груз чиком или землекопом на кладбище, где всех подряд берут!

Под эти неоднозначные мысли отошел поезд. Во Львове дождь шел не переставая, а у меня - ни плаща, ни зонта. Я был все в том же костюме, купленном у Элика. На такси добрался до ГСКБ, подписал процентовки, а до отхода поезда - прорва времени! И вдруг я вспомнил, что сегодня - шестое октября, мой день рожденья. Я всегда готовился к этой дате заранее, а тут - напрочь забыл! "Тридцать восемь исполнилось, как Пушкину", - почемуто провел параллель я.

Я зашел в кафе, взял вина, выпил за свой день рождения. Первый раз я его встречаю один, и как на грех - ни одного товарища, ни одного знакомого. Не идти же обратно в ГСКБ и предлагать практически чужим людям выпить со мной!

В кафе я попытался познакомиться с девушками, но был гру бо "отшит". Хорошо, решил я, здесь - ладно, а завтра в Киеве я встречусь с учеником - Осей Юдовским, с которым столько связано, которого я устроил в Киев на работу! Звоню Осе, он дома. "Ося, - говорю я, - сегодня выезжаю в Киев, завтра по звоню тебе, встретимся!" Но Ося, оказывается, сегодня же ве чером едет в Москву, билет уже взят и отложить поездку нельзя, так как он сдает экзамены в аспирантуру.

– Вы же сами меня туда устроили, - напоминает Ося, - не срывать же поступление!

До отхода поезда оставалось свыше трех часов. Посидев еще немного в кафе, я пошел гулять по магазинам. В одном из них взял бутылку вина, дешевого, но крепкого - "Биле мицне". В народе его называли биомицином.

Магазин, где я брал вино, был с самообслуживанием. И вот одновременно со мной туда зашел мальчик, или, правильнее ска зать, парень лет восемнадцати, с признаками ненормальности. Таких детей обычно называют имбецилами или олигофренами. Учатся они в "спецшколах", работают по несложным специаль ностям. Парень схватил бутылку водки и спрятал ее за пазуху. Это не укрылось от меня, и я стал наблюдать, что же будет даль ше. Паренек долго ходил по магазину, надеясь запутать охрану. Но две здоровенные теткиохранницы, конечно же, заметили воровство и, пошептавшись друг с другом, стали ждать у выхода больного паренька. И когда он выходил, одна из теток, засунув руку ему за пазуху, достала бутылку, а вторая нанесла ему оглу шительный удар по затылку.

Парень оказался слаб духом, он повалился на кафельный пол, покрытый жидкой грязью, и, катаясь по нему, завопил диким голосом. Тетки пинали его ногами, вымазывая в грязи, а парень, гримасничая от боли, истошно орал.

– Уже который раз ворует, никак не можем отучить!
– жаловалась охранница публике.

И хоть я понимал, что она в чемто права, но от увиденной картины тошнота подступила к горлу. Невозможно было смот реть на этого парня, который и не думал подниматься с грязно го пола, а продолжал некрасиво, с ужимками, плакать и разма зывать грязь с кровью по лицу.