Русский диверсант абвера. Суперагент Скорцени против СМЕРШа
Шрифт:
Незадолго до отступления немцев из Смоленска, в августе сорок третьего, сюда был внедрен Гнатюк — уже под именем и с документами Спиридонова Михаила Петровича, — в помощь ему был придан второй агент, радист с рацией. Именно к этому человеку, неприметному и скромному «дяде Мише» с улицы Деповской, как раз и направлялся Яковлев, он же агент Крот…
…Яковлев, в теперешнем обличье старший лейтенант Красной Армии Лемешев, проснулся, когда за окном маленькой комнатки-спальни уже стемнело. Он встал с кровати, босиком и в трусах подошел к окну, опустил плотную светомаскировочную штору. На ощупь нашел спички: Нина положила их на табуретку около кровати, рядом с огрызком свечи. Он зажег свечку и прошел в соседнюю комнату, где они утром пили чай, а потом позволили себе по три рюмочки разбавленного спирта. Там, также опустив светомаскировку на окне, зажег керосиновую лампу на столе — электричества в этом районе не было. Рядом лежала записка, Крот взял ее в руки, прочел:
Ушла
Ключ от входной двери лежал тут же, на столе. Яковлев посмотрел на свои наручные часы: двадцать два тридцать, значит, пора нанести визит в соседний дом — «дяде Мише». «Наверняка он уже пришел, к тому же стемнело, время для подобных посещений самое подходящее — на глаза соседей мне попадаться не резон», — размышлял Яковлев, пока надевал гимнастерку, брюки и сапоги. Невольно его мысли возвращались к Нине Блиновой: их дневная застольная беседа, начатая очень невинно, с чашки чая, закончилась в хозяйкиной постели. Впрочем, рассуждая здраво, ничего неожиданного тут не было — молодая женщина-вдова истосковалась по мужским ласкам, которых ее лишила война. Да и Яковлев, в силу специфики своей теперешней профессии немецкого шпиона и диверсанта, не часто имел возможности для таких любовных утех. «Можно сказать, воспользовался ситуацией, — подумал он, бреясь у рукомойника на кухне и не переставая думать о Нине, — хотя, с точки зрения моего теперешнего положения, такая интимная связь вполне оправданна».
Крот вспомнил одного из инструкторов-преподавателей Борисовской разведшколы абвера — обер-лейтенанта Берга, подтянутого и всегда тщательно выбритого, с безукоризненным пробором на голове тридцатипятилетнего щеголя (курсанты школы прозвали его «герр Одеколон» — за привычку щедро пользоваться всякого рода лосьонами, духами и одеколонами). Так вот, этот Берг придавал в своих лекциях большое значение использованию агентами женщин для выполнения различных заданий немецкой разведки. Он говорил: «Женщины-телефонистки, женщины-секретарши у высоких чинов, буфетчицы и официантки, медработницы и так далее — вот вам источник самой разной, часто сверхсекретной информации. Важно правильно войти с ними в контакт, уметь подчинить и использовать слабый пол в своих интересах». При этом, по словам Берга, интимные отношения очень даже помогали для достижения таких целей: в этой связи будущие агенты узнали много полезного из области сексуальных отношений между мужчиной и женщиной. Яковлев слышал, что в ряде случаев агентов, забрасываемых в советский тыл, даже снабжали специальными фармакологическими препаратами в виде порошков или жидкостей, не имеющих вкуса и запаха. Если такой препарат незаметно добавить, например, в бокал вина, то это вызывало у женщины, выпившей его, сильное половое влечение…
У Яковлева с Ниной все получилось, можно сказать, естественным путем — природа взяла свое! Задание у Крота было чисто диверсионное, и ни в какие контакты с женским полом он вступать не собирался, однако бес попутал, как говорят в подобных случаях. Конечно, монахом Яковлев не был и, как человек молодой, не чурался прекрасной половины человечества. В последние полгода, когда он служил в Варшавской разведшколе, у него даже наметился серьезный роман (так он считал, по крайней мере) с немкой по имени Магда — двадцатилетней хорошенькой медсестрой из военного госпиталя. А еще была Ева… С ней Яковлев не виделся больше года — со своей отпускной поездки в Кенигсберг летом сорок третьего. Он уже и забывать начал об этой немецкой девушке с библейским именем — но буквально две недели назад получил от нее письмо, которое его просто ошеломило…
«Стоп, — подумал Крот, натягивая шинель, — сейчас я должен выбросить из головы всю эту романтическую любовную чепуху и подготовиться к предстоящей встрече на явочной квартире. Тем более неизвестно, что меня там ждет». Он вынул пистолет «ТТ» из кобуры и переложил в карман шинели, сняв с предохранителя: в минуты опасности он метко стрелял прямо сквозь шинель, не доставая оружия. Нож-финку достал из вещмешка и засунул в сапог, за голенище. Еще он всегда имел наготове, за пазухой, мешочек-кисет со смесью истертого в порошок перца с табаком: щепоть такой смеси, брошенной в глаза, на время совершенно ослепляла противника и к тому же сбивала со следа собак — если ею присыпать пути отхода. Конечно, при наличии смершевской засады все это вряд ли поможет, но без боя он сдаваться не намерен! На крайний случай в левый карман шинели Крот положил гранату — «лимонку» Ф-1. Закинув через плечо свой армейский вещмешок с нехитрыми пожитками и припасами, Яковлев вышел на крыльцо, закрыл на замок входную дверь и положил ключ под коврик — как велела Нина. Никаких прощальных записок он не оставлял и назад возвращаться уже не собирался: в его положении не до сантиментов. Однако человек предполагает, а господь бог располагает…
Вернуться ему все-таки пришлось, и при обстоятельствах весьма драматических: жизнь порой закручивает такие сюжеты — ни один писатель-романист с самой богатой фантазией не придумает! Но это произойдет еще очень и очень не скоро — сейчас, разумеется, Яковлев не мог этого знать: человеку не дано знать свое будущее, скрытое за семью печатями среди страниц таинственной и загадочной книги
судеб…Калитка нужного Кроту небольшого деревянного дома была не заперта, он вошел во двор и постучал во входную дверь: видимо, та была заперта изнутри, на засов. Снаружи висячего замка уже не было — значит, хозяин точно был дома. Вскоре в сенях послышался какой-то шум, потом шаги человека, и наконец хриплый настороженный голос негромко спросил:
— Кого там принесло?
Яковлев ответил начальной фразой данного ему пароля:
— Михаилу Петровичу привет от дяди Гены, с Севера!
Момент для Крота был весьма напряженный: правая рука его сжимала пистолет в кармане, и он готов был применить его в любую секунду.
— Как он там, по-прежнему страдает ревматизмом? — ответили из-за дверей, и у Яковлева отлегло от сердца — отзыв был правильным. Но расслабляться пока было рано: если смершевцы «взяли» хозяина явки, они без труда могли выведать отзыв. Однако теперь Кроту ничего не оставалось, как закончить пароль второй условной фразой:
— Теперь пошел на поправку, вашими молитвами!
Послышался звук отодвигаемого массивного засова, потом дверь отворилась: на пороге скорее угадывалась в полной темноте фигура человека, который хрипло произнес:
— Заходи!
Яковлев шагнул за порог, дверь закрылась, и на мгновение он оказался в кромешной темноте. Потом чиркнула зажигалка, и слабый огонек ее осветил небольшие сени, потом хозяин открыл вторую дверь, и они зашли в небольшую комнатку, слабо освещенную горевшей керосиновой лампой. Окна были закрыты светомаскировочными шторами, поэтому с улицы свет не был виден и дом казался нежилым. Впрочем, из-за режима светомаскировки так выглядели все дома Смоленска в ночное время. При свете «керосинки» Яковлев смог разглядеть хозяина: коренастого мужчину с редкими волосами, на вид лет пятидесяти, с маленькими, близко посаженными и бегающими глазками. Одет он был в солдатские брюки-галифе, армейскую телогрейку и обрезанные, укороченные валенки — в доме было холодно. Правую руку, как и вошедший гость, хозяин держал в кармане брюк. «Держу пари, — усмехнулся про себя Крот, — у него там пистолет». Между тем хозяин напряженно рассматривал вошедшего, и Яковлев решил несколько разрядить обстановку: достал правую руку из кармана и протянул хозяину:
— Николай Николаевич!
Они обменялись рукопожатием.
— Спиридонов Михаил Петрович! — представился хозяин.
Конечно, оба назвались фиктивными именами, в соответствии со своими «легендами». Агент не должен обладать «лишней» информацией, поэтому Яковлев практически ничего не знал о человеке, к которому пришел: штурмбаннфюрер дал ему лишь адрес и пароль этой явки — для восстановления связи с разведцентром в критической ситуации. В подобном положении был и «дядя Миша»: согласно полученным от немцев инструкциям, ему вменялось в обязанность оказать помощь (в том числе предоставить рацию для связи) человеку, который явится с этим паролем, — вот и все! После рукопожатия напряженность несколько спала: если Яковлев боялся попасть здесь в засаду «Смерша», то хозяин опасался «подставы» — вместо настоящего агента на явку мог заявиться советский офицер-контрразведчик. Конечно, в их положении по определению подвоха и предательства можно ожидать в любой момент — тем не менее оба несколько успокоились и расслабились.
— Присаживайся, — хозяин указал гостю на один из двух стульев, стоящих около небольшого квадратного стола в углу комнаты, — можешь не снимать шинель, у меня прохладно: печь не топлена.
Яковлев сбросил вещмешок, повесив его на спинку стула, потом снял пояс с портупеей и кобурой и расстегнул шинель — тут же, на край стола, положил фуражку. Когда сел, огляделся вокруг: комната была небольшая, с минимальным количеством мебели — стол с двумя стульями, в другом углу неприбранная кровать и еще ободранный бельевой шкаф. Все было грязным и неопрятным: давно не мытый пол с валявшимися в углу окурками папирос и пустыми бутылками из-под водки, грязные стены с паутиной по углам, и даже воздух в комнате был пропитан запахами водочного перегара, табачного дыма, чеснока и давно не стиранного белья. Хозяин подсел к столу прямо напротив Крота. Вид «дяди Миши» (так называла его Нина Блинова, и так же, про себя, непроизвольно окрестил его Яковлев) вполне соответствовал окружающей обстановке: неопрятный и запущенный. Из-под расстегнутой у ворота телогрейки выглядывала грязная рубашка в клетку, лицо заросло щетиной, под глазами мешки. На столе, среди грязной посуды, рядом с керосиновой лампой стояла наполовину початая бутылка водки, какая-то закуска: куски черного хлеба, открытая банка рыбных консервов, кусок копченой колбасы. Похоже, приход Яковлева совпал с поздним ужином, и хозяин, выдвинув ящик стола, достал и поставил перед гостем второй стакан: налил себе и Яковлеву по сто грамм и, подняв свою порцию, произнес:
— За встречу! — после чего тут же выпил, затем подцепил вилкой консервированную сардинку и закусил, исподлобья глянув на Крота. — А ты чего, особого приглашения ждешь?
Второй вечер подряд пить водку у Яковлева не было ни малейшего желания, но в данной ситуации пить придется — он это отчетливо понял по выжидательному выражению лица хозяина.
— За встречу и за знакомство, — поддержал тост Крот, после чего добавил: — Можешь звать меня Николай.
— А это уже второй тост! — «дядя Миша» тут же разлил по стаканам остатки водки. — Ты, значит, Николай, а я, стало быть, Михаил — вот за это и выпьем!