Русский экзорцист (Отчитывающий)

– Сергей Владимирович, здесь вещи Ивана. И бутылка водки в дорогу. Больше не берите, - Александр Ярославович передал рюкзак, - ну, с богом.

Иван перекрестился и захлопнул дверцу.

Когда выехали за кольцевую автодорогу, Брусницкий прибавил газу. С заднего сиденья доносились неразборчивые звуки.

– Ваня, что он там бормочет?

Иван повернулся назад. Волохов лежал на спине, прикрыв глаза ладонью, и тихо напевал.

– Песню поет, - тихо сказал Иван.

– Какую?

Иван прислушался.

О чем я печалюсь, о чем я грущу

Одной лишь гитаре открою

Девчонку без адреса всюду ищу,

И днем, и вечерней порою... Ст. В. Лившица

Глава 24

Было около двух часов ночи, когда Брусницкий затормозил возле придорожного кафе и предложил передохнуть. Площадка перед кафе была освещена, чуть в стороне, в тени смешанного леса, стеной стоявшего вдоль трассы, расположились старенький "Москвич" и длинный трейлер. Иван вышел размять ноги. Из приоткрытых окон "Москвича" доносился богатырский храп.

Круглосуточное кафе представляло собой маленький деревянный домик с открытой террасой. В единственном окне за ситцевой занавеской приветливо горел приглушенный свет. Брусницкий постучал по косяку распахнутой двери.

– Есть кто живой?

Из домика показалась заспанная женщина лет тридцати в простом платье и вязаной кофте.

– Слушаю вас?

– Что-нибудь горячее можно поесть?

– Сейчас могу приготовить только яичницу.

– Пойдет, - кивнул Брусницкий, - а суп есть?

– Вчерашний харчо, - женщина виновато развела руками.

– Главное, чтобы острый и горячий. Значит так, две яичницы, чай, харчо, - он оглянулся на Ивана, - сладкое есть?

– Булочки с маком.

– И две булочки.

Стояла теплая ночь, ясная, но безлунная. Брусницкий с Иваном присели на террасе за длинный деревянный стол. Брусницкий закурил. Вокруг голой лампочки вились мошки. Иван прихлопнул на шее комара.

– Как интересно, - сказал он, - словно в старину придорожный трактир на тракте.

– Так и есть, - кивнул Брусницкий, - здесь в основном дальнобойщики перекусывают. Ну и туристы, конечно. Вроде нас.

Женщина принесла хлебницу и салфетки.

– Хозяюшка, - попросил Брусницкий, - пару стаканчиков пустых не дадите?

– Дам, конечно, - женщина зевнула, прикрывая рот, - простите, весь день на ногах.

Иван посмотрел на джип.

– Разбудим?

– Погоди пока. Сейчас, поесть принесут.

На большом подносе женщина принесла заказ. Горячая яичница с колбасой и харчо клубились паром в белых тарелках, словно промоины во льду в морозный день.

Брусницкий вернулся к машине и растолкал Волохова.

– Павел, пойдем, перекусим.

Волохов поднялся на сиденье, высунулся из салона и огляделся.

– Куда это нас занесло, - он сильно потер ладонями лицо.
– Какая, к черту, еда! Вы что, издеваетесь?

– А под сто грамм?

– А-а, - протянул Волохов, выбираясь из машины, - вот с этого начинать надо. Куда едем-то?

– Отдыхать, - подумав, ответил Брусницкий.

Иван уплетал яичницу за обе щеки. Волохов потрепал его по голове.

– Привет. А как же пост?

– Закончился, - с набитым ртом ответил тот, - теперь уж Успенский скоро.

Брусницкий разлил водку. Волохову полстакана, себе грамм пятьдесят. Волохов приподнял стакан.

– Ну, господи, не прими за пьянку!

Иван с осуждением покосился на него. Опрокинув водку в рот, Волохов навалился на суп.

Брусницкий выпил, занюхал черным хлебом и стал не спеша есть, разрезая колбасу на мелкие кусочки. Волохов жадно хлебал харчо.

– Как суп?

– То, что надо. Острый - волосы дыбом.

Потом пили горячий чай. Волохов осоловел, голова его стала клониться к столу, словно кто-то пригибал ее. Наконец он не выдержал.

– Все, ребята. Пойду спать.

Иван тоже стал клевать носом и Брусницкий ему предложил подремать часок-другой. Сиденья раскладывать не стали - на заднем уже вовсю храпел Волохов. Иван привалился к стеклу и быстро уснул.

Проснулся он под утро. Джип катился в плотном тумане, пытаясь пробить встававшую впереди серую стену желтым светом противотуманных фар. Дорога была пуста, по обочинам стоял темный, почти скрытый туманом, а потому загадочный лес. Брусницкий, сосредоточенно смотревший на дорогу, заметил, что Иван проснулся, и пожелал доброго утра.

– А который час?

– Пять. Еще часа три с половиной. Только бы поворот не прозевать.

Иван открыл окно и вдохнул влажный воздух. Туман сразу попытался пробраться внутрь. Ивану показалось, будто кто-то большой и неприятно мокрый, живущий в темном лесу, хочет залезть в машину, и он поспешил поднять стекло.

К семи часам туман стал рассеиваться. Проехали деревню. Старые избы за покосившимися заборами слепо щурились сквозь клочья тумана. День вставал пасмурный. Брусницкий притормозил и сверился с картой. Позади заворочался Волохов. Приподнявшись, он огляделся, затем сел и, открыв окно, высунул голову из машины.

– О-о, узнаю знакомые места. Сергей, скоро поворот на грунтовку, а там километров десять - и мы на месте. Если не застрянем. К монастырю не подъезжай, там иногда туристы стоят.

– А куда ехать?

– Я покажу.

– Как себя чувствуешь?

– Хреново.

– Подлечишься?

– Можно.

Брусницкий остановил машину, достал из багажника минеральную воду, водку и пластиковый стаканчик.

– Ну, твое здоровье, - Волохов приподнял стаканчик.

– Давай, давай.

Как-то незаметно перешли на "ты", и это казалось естественным, словно они были знакомы много лет.

Волохов опять задремал. Брусницкий окликнул его, когда разбитая грунтовая дорога подошла к лесу.

– Нормально едем, - одобрил тот.

Когда над деревьями показался разрушенный главный купол монастыря, Волохов выбрался из машины и пошел вперед, сунув руки в карманы куртки и поеживаясь от озноба.

Вернулся он быстро.

– Так и есть, туристы, мать их, - проворчал он, - сворачивай в лес.