Русский флаг

Тем временем туман рассеивался, растворялся в воде и на песчаных отмелях. Над водой еще колебалась дымчатая завеса, а небо уже простерлось над приамурской землей, голубое, бездонное. Когда исчез туман, Завойко увидел большой флагманский фрегат, а за ним, неся брамсели и бом-брамсели, спешили винтовой корвет и бриг.

Силы неравные. Хотя Завойко, уступая настояниям командира "Двины", поставил транспорт с его десятью пушками в боевую линию, серьезно он мог рассчитывать только на "Аврору" и "Оливуцу". Английский фрегат "Сибил" не уступал в вооружении "Авроре", бриг же "Биттерн" и маневренный винтовой корвет "Хорнет" были сильнее "Оливуцы". Старые, отжившие свой век транспорты, стоявшие у берега, не могли принять участия в схватке.

Суда изготовились к бою. С "Авроры" спустили на воду запасной рангоут. Изыльметьев неподвижно стоял на мостике, наблюдая в трубу за английской эскадрой, маневрировавшей у входа в залив.

Напряжение росло.

Что-то удерживало англичан от нападения.

– Я думаю, - высказал предположение капитан "Оливуцы" Назимов, - они ждут подхода главных сил. Захлопнули мышеловку и не торопятся.

– Мышеловку захлопнули?..
– обвел взглядом залив Завойко.
– Да-с, очень похоже. Вы полагаете, что эти суда только авангард неприятельских сил?

– Несомненно! Не поджидай они другие суда, дело завязалось бы незамедлительно.

Завойко повернулся к Назимову:

– Передайте на эскадру: приказываю поднять флаги на всех брам-стеньгах. Флаги на брам-стеньгах и гафельные прибить гвоздями. Пусть неприятель видит, что мы не сдадимся и не опустим флага, как ни велика будет его сила!..

Завойко испытывал чувство глубокого удовлетворения, наблюдая за тем, с какой готовностью выполнялось его приказание. Матросы "Оливуцы" и "Авроры" как будто ждали этой команды контр-адмирала.

Кавалер ордена Бани, командор Чарльз Джильберт Джон Брайдон Эллиот, оставив флагманский фрегат "Сибил", перешел на винтовой корвет для рекогносцировки. Как некогда и Прайс, пересевший на "Вираго", чтобы обозреть Авачинскую губу и Петропавловскую бухту. Эллиот хотел лично разведать местность и силы камчатской эскадры. На "Хорнете" он чувствовал себя в полной безопасности, сильные машины "Хорнета" позволяли быстро маневрировать, менять позицию, уходить...

Эллиот знал свою слабость, единственную, с его точки зрения. В прошлом он бывал опрометчив. Честолюбие слишком быстро, рывками гнало кровь по жилам, и он забывал об осторожности, которая с некоторых пор так высоко ценится в адмиралтействе. На этот раз он будет держать себя в руках, каких бы усилий это ни стоило. Пусть не смотрят на него олухи, стоящие рядом, так, словно они заранее угадывают его решение. На их лицах так и написано: "Знаем мы нашего командора. Уж он-то не упустит своей удачи! Сейчас небу жарко станет!"

"Нет, - думал Эллиот, - я не намерен торопиться. Русская эскадра в западне, и я не стану поступать неосмотрительно".

– Ого!
– воскликнул Эллиот, когда его глазам открылось все пространство залива.
– У русских пять судов!

– Только два из них военные, - уточнил капитан "Хорнета", - остальные транспорты. Мы можем не опасаться их.

– Ошибаетесь!
– резко ответил Эллиот.
– В боевой линии, кроме фрегата и корвета, стоит пароход. Я отчетливо вижу трубу.

– Ваше превосходительство, это камбузная! Прикажете открыть огонь?

"Хорнет" подошел к "Оливуце" на расстояние десяти кабельтовых. Командор взмахнул рукой, и три ядра пронеслись мимо корвета. "Оливуца" тотчас же ответила. Ее ядра просвистали над самой палубой "Хорнета". Точность русских артиллеристов не сулила ничего хорошего.

"Хорнет" круто повернул. Эллиот впился глазами в остров Обсерватории, близ которого находилась "Аврора". Что за чертовщина? Неужели русские успели построить здесь укрепления?

– Смотрите!
– взволнованно проговорил Эллиот.
– Остров усыпан батареями...

– Это скалы, сэр, уверяю вас, скалы правильной формы, - ответил ему, как эхо, капитан.

– Там многочисленные батареи, - озлился Эллиот.
– Проход от острова к "Авроре" завален, я ясно различаю буруны.

Флаги на русских кораблях привели Эллиота в уныние. Не похоже на то, чтобы русские испугались его. Видимо, они сильны, если так дерзко подняли флаги на брам-стеньги, вместо того чтобы опустить и гафельные, при подходе английской эскадры.

– Если бы они думали спустить флаги, - озадаченно сказал он командиру "Хорнета", достаточно громко, чтобы его могли услышать стоявшие вблизи офицеры, - то не стали бы подымать их на всех клотиках.

Он сошел с мостика задумчивый и, проходя мимо офицеров, обронил, словно невзначай:

– Нет, видно, они сильнее, и с них нам нечего взять. Подождем главнокомандующего...

"Хорнет" ушел из залива, скрываясь за островами.

Эллиота не смущали ни гневные взгляды подчиненных, ни явная несообразность его действий. "Такую предосторожность, - думал он, - можно разрешить себе однажды". Карауля русских в море, у входа в залив Де-Кастри, он наверняка достигнет цели.

Уйти судам некуда. На север от Де-Кастри их ждут встречные льды, против которых не устоит корпус "Авроры". "Если бы сам дьявол, - решил Эллиот, - убрал перешеек, соединяющий Сахалин с материком, чтобы пропустить суда в Амур, льды все равно преградят им дорогу на север".

Эллиот, как, впрочем, и все моряки мира, продолжал считать Татарский пролив заливом. Поэтому он спокойно отрядил бриг "Биттерн" в Хокадато, где ждал известий Джемс Стирлинг, любезничавший с японцами.

Адмирал Стирлинг придет в Де-Кастри с эскадрой, и тогда Завойко не останется ничего другого, как спустить флаги или пасть смертью храбрых, подставив свои суда под огонь сотен орудий.

В ожидании этой благословенной минуты Эллиот приказал отвести "Сибил" и "Хорнет" в море, с таким расчетом, что если русские вздумают бежать на юг, то они непременно наткнутся на него. Он считал, что оставаться у входа в Де-Кастри неблагоразумно: чего доброго, русские разгадают маневр, оценят его по достоинству (чего, увы, никогда нельзя ждать от подчиненных) и ввиду безнадежности своего положения сожгут суда, лишив Эллиота чести и удовольствия потопить их.