Русский город Севастополь. Книга вторая

– Откуда? – спросил фельдфебель с белой повязкой на рукаве.

– С десятой батареи, – ответил матрос на руле.

– Носилки берите, – приказал он санитарам. Взглянул на Александра. – Ваше благородие, сами дойдёте?

– Покажите куда, – попросил Александр.

– В Благородное собрание. Вас там осмотрят.

Какой-то матрос подставил плечо и помог подняться по ступеням. Оказавшись наверху у портика, Александр поблагодарил матроса:

– Спасибо. Дальше я сам.

По площади сновал народ. Санитары с носилками. Матросы и солдаты вели под руки раненых или тащили их на себе. Кругом стоны. Вся площадь в кровавых следах.

У входа в Благородное собрание рядами лежали носилки с телами. Фельдшеры производили быстрый осмотр и говорили, куда кого нести. Александр подошёл к одному из фельдшеров, тощему, бледному студенту в круглых очках.

– Что у вас? – взглянул он на голову.

– Задело слегка.

– Прямо, до конца, направо, – скороговоркой выпалил студент и принялся дальше осматривать раненых.

В просторном зале стояло множество коек. Люди стонали, бранились, кричали. Навалился тяжёлый запах крови пота и лекарств. Справа узкий длинный стол для ампутаций. Александр увидел, как санитара положили на стол солдата. Рука у него свисала на одних жилах. Ему накинули на лицо тряпку, смоченную эфиром. Он орал благим матом. Двое санитаров его держали. Хирург взмахнул ножом, рука полетела в угол, в большую деревянную кадку, из которой уже торчало множество конечностей. Солдат заорал, когда к ране приложили губку:

– Жжёт! Жжёт!

– Терпи, браток! Терпи! – Придавил его к столу здоровенный фельдшер, не давая дёргаться.

Солдата снял. Уложили на кровать. Другие санитары стали его перевязывать. Стол тут же облили водой, смывая кровь, быстро протёрли ветошью, и ужу несли другого раненого с разодранным бедром.

– Чего встали, ваше благородие? – услышал Александр недовольный оклик. Санитары несли носилки с офицером. Александр посторонился. Носилки проследовали мимо в боковую комнату. Вся грудь офицера чернела от крови. У стола сидел медик в шинели нараспашку, из-под которой выглядывала длинная красная фуфайка. На голове картуз. Седые клочья волос торчали на висках, переходя в баки. Казалось, он дремал. Но как только внесли офицера и положили на стол, тут же очнулся, вскочил, скинул с плеч шинель. Осмотрев рану, приказал разорвать сюртук и рубаху на груди раненого. Один из санитаров вложил ему в руки хирургический нож и щипцы. Ловкими, неуловимыми движениями он сделал разрез. Зацепил осколок и вынул из плоти.

– Все! – сказал он. Кровь остановите.

К нему подбежала солдат в окровавленном кожаном фартуке.

– Тяжёлое ранение. В голову.

– Пойдёмте!

В зал ворвался штабс-капитан с перекошенным лицом.

– У меня полковник Баранов. Ногу оторвало.

– Несите туда, – указали ему.

– За мной! – крикнул он солдатам с носилками.

На операционном столе тем временем орал солдат. Вжикала пила, отрезая кость. Александр не в силах был все это слышать. Быстро прошёл зал между рядами походных коек. Увидел справа комнату. Бурлили огромные самовары. Труба выходила в окно. Под потолком стоял пар вперемешку с дымом. У стены навалены мешки с бинтам и корпией. На стеллажах разноцветные склянки и бутылки. Фельдшеры быстро входили, брали перевязочный материал и выходили.

– Сюда! – санитар подскочил сзади и усадил Александра на стул. Быстро сняла повязку с головы. Щёлкнули ножницы, и пряди окровавленных волос полетели на пол. – Терпите! – строго сказал он. Рану обожгло огнём, даже в глазах потемнело. – Кость цела, ваше благородие, – успокоил его фельдшер. Быстрыми движениями перевязал голову. – Готово!

***

Александр не заметил, как очутился на улице. Осознал, что стоит у парадного входа в Благородное собрание. К подъезду все подносили и подносили раненых. Грохотали батареи на оборонительной линии. Поднявшийся вечерний лёгкий ветерок, даже сюда сносил клочья порохового дыма. Рану дёргало пульсирующей болью. Не соображая ничего, не разбирая дороги, Александр пошёл вверх по бульвару. Миновал памятник Казарскому: каменную усечённую пирамиду с чугунной ладьёй на вершине. Прошёл мимо беседке, в которой стоял офицер с подзорной трубой и наблюдал за происходящей перестрелкой.

– Куда вы, ваше благородие? – остановил его матрос с ружьём в руках. – Сюда нельзя!

Александр попал на батарею. Четыре бомбических орудия были обращены в сторону моря. Возвышалась баррикада из камней и мешков с землёй.

– Простите. – Он повернулся, побрёл в другую сторону.

Внизу всё ещё гудела канонада. Но стреляли уже реже. Где-то недалеко, в балке бахали тяжёлые орудия, посылая снаряды в сторону Сапун-горы. Звук каждого выстрела болезненным эхом отдавался в голове.

Он вновь вышел на бульвар. Солнце опускалось к горизонту. Тени становились вытянутые. Вдруг ниже на площади грянул духовой оркестр. Играли задорно, от души. К чему эта музыка? – удивился он.

Мимо шли несколько офицеров в пыльной одежде. На лицах пороховая копоть. Они о чем-то весело разговаривали.

– Не подскажете, почему музыка? – спросил у них Александр.

– Отбили их! – весело ответили ему. – Наваляли по полной!

– Простите, штурма не было?

– Какой там! Даже не сунулись!

Павел! – резанула мысль. – Надо его разыскать.

Звуки оркестра радостно разливались по площади. К Благородному собранию все ещё несли искалеченных. Тёмная кровавая дорога тянулись от пристани к подъезду здания. Как-то все нелепо и несуразно.

Александр направился вверх по широкой улице. Влился в толпу людей, спешащих по своим делам. Много офицеров. Одеты по полевому: в шинелях, фуражках, в высоких сапогах. Никаких эполетов и киверов.

Обошёл здание Благородного собрания. Возле подъезда стояли санитарные фуры. Меж деревьев натянуты верёвки, на которых сушились бинты. Тут же два дальнобойных орудия и пирамиды ядер.

Александра качало, но он старался идти ровно. Шёл по светлой стороне улице с белостенными красивыми домами. Добрел до собора Архангела Михаила, смотревшего главным фасадом на бухту. За храмом, прямо поперёк улицы возвышалась баррикада из камней. Двое часовых у небольшой корабельной пушки.

Наконец он нашёл гостиницу Шнайдера. Дом в три этажа с ажурными балкончиками. Александру показали, как пройти наверх. На втором этаже он обнаружил нужную комнату. Дверь, впрочем, была открыта. Из неё тянулся по коридору шлейф табачного дыма. В комнатке находились три узкие кровати, стол посредине и резной покосившийся шкаф в углу. Занавески на окне когда-то белые, нынче порыжевшие. Человек пять офицеров сидели за столом, играли в карты, попыхивая папиросками. Тут же на столе бутыль водки и непритязательная закуска из пикулей, сала и чёрного хлеба. Один из них, молодой, но уже поседевший артиллерист. Двое пехотных. Остальные двое из инженеров.

– Прошу прощения, господа, – поздоровался Александр. – Я ищу своего брата, поручика Кречена.

– Спит, – указали ему на дальнюю кровать у самого окна. – Не желаете к нам присоединиться?

– Нет, спасибо.

Александр подошёл к Павлу. Тот лежал на боку, отвернувшись к стенке, в сапогах прямо на матраце, укрывшись шинелью. Александр присел на край.

– Павел? – осторожно тронул он брата за плечо.

– Я не спою, – подал голос Павел.

– Просто так лежишь? Почему? У тебя все хорошо?

– Нет! Я – ненормальный! – с отчаяньем и злобой ответил Павел из-под шинели.

– Да что же такое?

– Я – другой, Саша! Что я напишу маме? Как я вообще смогу что-то писать?

– Объясни толком, – попросил Александр, не поняв ни единой фразы.

– Кругом все падали, умирали, их разрывало ядрами, они истекали кровью, кричали от боли, а во мне ничто не дрогнуло. Я ко всему был равнодушен. Как будто это происходило не со мной. Я просто где-то рядом сидел и читал книжку про себя, – с отчаяньем высказал Павел.