Русский код развития

А. Оганесян:– Но вы-то лично не планируете возвращение в политику?

Н. Нарочницкая:– Я лично - нет. А как сложится - не знаю.

А. Оганесян:– Да здравствует российская наука, которая тем самым...

Н. Нарочницкая:– Ну, не совсем наука. Я все-таки занимаюсь на внешнеполитическом поприще, неправительственном. Это то, чего как раз нашей стране не хватало. Потому что существовали сотни, тысячи всяких неправительственных организаций разных стран в других странах, а у нас ничего не было. Мне кажется, я на месте.

А. Оганесян:– Ну да. И был создан Институт демократии и сотрудничества в Париже. И в прессе, это уже стало известным фактом, на многих конференциях ссылаются на Ваши встречи, беседы, конференции, которые Вы проводите. Вы довольны деятельностью института?

Н. Нарочницкая:– Мне кажется, нормальный руководитель никогда не должен быть доволен. Всегда можно сделать больше. Но мне кажется, я могу без ложной скромности сказать: «Удалось!». Удалось создать на самом деле настоящую европейскую неправительственную организацию. Это не какой-то корпункт российской организации. Это именно неправительственная (НПО), европейская, хотя и созданная российскими.

А. Оганесян:– И не представительство?

Н. Нарочницкая:– Совсем нет. В организации работают и европейцы, и люди с российским паспортом, как я. Причем я приезжаю туда раз в месяц на 10 дней. Эти дни интенсивно заполнены. Например, мой заместитель по главным, содержательным вопросам, - англичанин, гражданин ЕЭС, раньше постоянный автор The Times, The Spectator, The Guardian.

А. Оганесян:– Замечательно. А как французы отнеслись к появлению такого отделения в Париже?

Н. Нарочницкая:– Сначала в газетах было много шипения: «Кремлевская структура, рука.»

А. Оганесян:– Десант Москвы.

Н. Нарочницкая:– Но ничего у них нет на эту тему. Потому что за три года всего один раз мы затащили к нам нашего посла, и то он пришел только потому, что у нас выступал Евгений Максимович Примаков. Бывший премьерпринял мое приглашение. Мы же с ним вместе работали в ИМЭМО (Институте мировой экономики и международных отношений), когда он был еще замдиректора, а я кандидатом наук. Он вел обсуждение моей первой книжки, когда мне было 30 лет. И вот тогда уже, естественно, делегация посольства пришла на встречу с таким деятелем.

...Например, мы посылаем миссии в Косово, Абхазию, Нагорный Карабах на выборы, именуя их исследовательскими, следуя примеру европейских структур, которые давно своих туда посылают, например, на непризнанный Северный Кипр, называя их не наблюдательскими, а исследовательскими. И едут не россияне (я это слово не люблю, но в данном случае я как раз имею в виду гражданское состояние), а едет Борис Боно - бывший французский дипломат на пенсии, который был даже в миссии ОБСЕ на Северном Кавказе. Едет профессор Бернар Оуэн - директор Института сравнительного анализа выборов Сорбонны.

А. Оганесян:– Принцип понятен.

Н. Нарочницкая:– То есть работают иностранцы. У нас работает много-много разных людей.

А. Оганесян:– Отлично. Картина есть. Спасибо. Я думаю, что это действительно такая уникальная организация, независимая, неправительственная. Но перейдем к вопросам слушателей, а то обидятся на нас, скажут: «Что вы тут между собой говорите? Давайте наши вопросы!».

Вот вопрос на тему дня или на тему сезона: «Август на дворе. А вы не скажете, что этот месяц года назван в честь императора Августа? Предполагают, что и июль как-то связан с именем императора Юлия Цезаря. Что говорит историческая наука?»

Н. Нарочницкая:– Она именно это и говорит, именно так и есть. К нам перешли эти названия с Запада. А славянские названия месяцев совсем другие. До сих пор они сохранились в Чехии, в чешском языке, в польском. Там, например, апрель - «брезень», или «брежень» - по-разному.

А. Оганесян:– «Травень».

Н. Нарочницкая:– Да. «Травень» - июнь. Август, по-моему, назывался «житень», ну где-то вот так, что-то я встречала.

А. Оганесян:– Насчет августа. Какой-то он у нас хмурый получается. Я имею в виду исторический профиль этого месяца. Мы в России привыкли к тому, что именно этот месяц приносит всякие неприятности: то разгром ГКЧП, то дефолт, то гибель подводной лодки «Курск», то пожар на Останкинской башне, то война с Грузией, то в прошлом году пожары и гарь по всей Центральной России. Теперь август - и экономика закачалась. Так в чем загадка августа: это мистика или историческая закономерность?

Н. Нарочницкая:– Я думаю, что «экономика закачалась» - это случайное совпадение с августом. А все остальное, мне кажется, даже немножко естественно, потому что горит жарче, и труднее потушить пожар именно в августе, когда жарко и мало дождей. То есть это сезонные закономерности.

Всякие перевороты и прочее устраиваются часто летом, когда отпускное время и максимальное количество чиновников, служб просто находится в отпусках - страна наименее подготовлена к быстрому реагированию на иную ситуацию. Поэтому здесь тоже нет ничего такого особенного. Что касается экономики, я думаю, нам сейчас надо о ней больше думать, потому что она качается уже давно.

А. Оганесян:– И не только у нас.

Н. Нарочницкая:– Да. У нас она, я бы сказала, качается так плавно... Во всяком случае, нет симптомов, что она может опрокинуться. Может быть чуть хуже, чуть лучше. А вот на Западе системный кризис - будь здоров!

А. Оганесян:– Давайте прямо к кризису и перейдем. Из Санкт-Петербурга вопрос: «Экономический кризис возвращается. Вы историк, но в то же время и политик, - видите, не только я вас так назвал и считаю вас политиком, но и слушатели.
– И очень похоже, что в этом кризисе политическая компонента присутствует. Чем грозит этот политический кризис США, Европе, России, Китаю? Оценок много, но аналитики пока сосредоточились на разборах экономических причин и следствий происходящего катаклизма. А, может быть, все значительно глубже? Ваше мнение?»

Н. Нарочницкая:– На самом деле, эксперты предсказывали все проявления глубокого системного кризиса еще много лет назад. И все методы, все меры, которые принимались в последние пять лет, были паллиативом, они были нацелены в изменение самой структуры. Это, наверное, действительно очень трудно. Но без этого, наверное, мир в долгосрочной перспективе не обойдется.

Экономика, финансовая сфера - это такие общеизвестные истины - давно диспропорционально оторвана от реальной экономики, от производства. Она всегда имела чуть-чуть автономное развитие. Но это все равно было совместимо: все-таки она отражала реальное производство. Однако последние 30 лет этого совершенно не происходит. Все меры по спасению евро, греческой экономики и так далее, на самом деле, по оценке экспертов,- это меры по спасению тех предыдущих кредитов, которые дали крупные финансовые структуры.