Русский крест

Как хорошо ей было тогда!

Неожиданно англичанин предложил купить Нинин рудник и улыбнулся, обнажив мелкие белые зубы.

–  Это невозможно! - возразил Симон. - Рудник входит в Русско-Французское общество. Мы не собираемся ничего продавать.

–  Погоди, погоди, - остановила его она. - Вы хотите купить рудник? А заплатите в фунтах?

–  Часть можно и в фунтах, - ответил Винтерхауз. - Я приехал из Парижа, англичане и американцы тоже хотят организовать компанию в Донецком бассейне. Мы - люди широкие.

–  Только в фунтах! - перебила Нина. - И не надо "ермаков" и "колокольчиков"!

–  Почему же? - спросил он.

–  Не задавайте глупых вопросов, - отрезала она. - Я вижу, вы мало разбираетесь в наших делах.

–  Вполне разбираюсь, - не согласился Винтерхауз. - Раньше в центре англо-русского вопроса стояли Индия, Афганистан, Иран. А Донецкий бассейн был для Франции. Вы согласны?... Но теперь все меняется.

–  Что меняется? - с вызовом спросила, Нина и посмотрела на Симона, подбадривая его и про себя думая, что не надо торопиться.

–  Многое меняется, - повторил англичанин. - Я знаю, вашим отрядом у деревни Караванной взорван единственный снарядный завод красных на всем юге. А это уже в самом бассейне. Поэтому мы ведем с вами разговор о покупке рудника.

–  Вы шутник, Винтерхауз! - заметил Симон. - Это похоже на то, как в гостях подвыпивший джентльмен начинает приставать к жене хозяина дома. Такое дурно кончается.

–  Клянусь, я ни к кому не пристаю, - усмехнулся Винтерхауз. - Никто не запретит купцу продать свой товар за подходящую цену. Но я даже же покупаю. Мы просто обсуждаем разные возможности, не так ли?

–  Идите вы к черту! - вдруг вспылил Симон.

Винтерхауз чуть приподнял верхнюю губу, прищурился и встал.

–  Вы делаете ошибку, месье Симон, - сказал он строго. - В нашем деле нельзя позволять себе подобной роскоши... А с вами, мадам, мы еще продолжим наш разговор. - Англичанин поклонился Нине и вышел.

–  Что за фрукт? - спросила Нина. - Похоже, он готов нас потеснить. У него есть деньги?

Симон сердито фыркнул и сказал:

–  Не вздумай, душа моя, с ним связываться. Это шакалы. Бросили Врангеля без поддержки, а теперь боятся опоздать.

–  Кто они? - продолжала спрашивать она. - Что ты кипятишься?

Ей захотелось подразнить его. Вот наконец у французиков появились соперники, за ней начинают ухаживать сразу два кавалера! Только бы не продешевить и взять с них побольше. И валютой. Никаких "колокольчиков" ей не надо.

–  Я? Кипячусь? - пожал плечами Симон. - Да мне его жалко. Весь Крым ненавидит этих торгашей. Не дай Бог попадется под руку какому-нибудь офицеришку - убьет... Я о тебе забочусь. Если будет еще приставать, ты ему прямо скажи...

–  А вдруг фунты предложит? - улыбнулась Нина.. - Ты ведь не предлагаешь.

–  Я для тебя ничего не жалел, душа моя, - тоже улыбнулся он. - Да нет у него фунтов, они "колокольчики" скупали, чтобы расплатиться с такими, как ты... Что говорят в управлении торговли? - Симон переводил разговор на ее дела, показывая тоном, что Винтерхауз не достоин долгого разговора. - Они обещали возместить твои убытки.

–  "Колокольчиками"! - насмешливо вымолвила Нина. - Нашими несравненными "колокольчиками"! Я им не верю ни на грош. И тебе не верю.

–  Ну! - огорченное сказал Симон. - С чего бы это?

Он встал, подошел к ней, взял за руку и стал ласково поглаживать, укоризненно качая головой.

–  Нет, Симоша, с чего тебе верить! - смеясь и вырывая руку, воскликнула Нина.

–  А сколько я для тебя сделал? - он не отпустил руку, попробовал снова погладить. - Я вижу - ты дурачишься, хочешь пощекотать мне нервы.

–  Продать тебе за франки? - предложила она. - Давай?

–  Ниночка! - пристыдил Симон. - Зачем тебе франки? Сколько пшеницы ты уже отправила в Константинополь! Я уж не говорю, кому она пошла...

Ой намекал на то, что зерно было куплено британцами, которые с воловьей простотой теснили в Турции французов.

–  Шакалы купили пшеничку, - нервно-весело ответила Нина. - Я платила за нее "колокольчиками", получала фунтами. Помнишь, как ты учил в Ростове? Я и научилась!... Продам теперь этот проклятый рудник, присмотрю себе какого-нибудь инвалида, они надежные, уеду к эфиопам. Эфиопы православные. Буду финики у них выращивать..

Она подумала об Артамонове: может быть, он возьмет ее?

Мысль о замужестве волновала Нину, ведь не век ей жить вдовой и метаться по свету.

–  Пора перестать гоняться за химерами, милый Симон, - серьезно сказала Нина. - Чего только у меня не перебывало в руках. Кажется, еще чуть-чуть и Бога схватила бы за бороду. А все кончалось крахом. Я боюсь, что и на сей раз будет так же.

Услышав ее серьезный голос, он по прежнему настрою еще изобразил движением бровей и улыбкой некую шутливость, но не доиграл до конца и спросил:

–  Хочешь, пойдем пообедаем? Забудем все дела, возьмем самый сладкий арбуз... Просто пообедаем.

–  Ты думаешь, они дойдут до Харькова? - спросила Нина. - Ты столько лет прожил в России!.. Ничего у вас не получится. Как ни подталкивайте Врангеля в каменноугольный район.

–  Это в Скадовске тебя растревожили, - заметил Симон. - Да еще этот шакал Винтергауз! А если разумно посмотреть на дело, то нечего тебе волноваться - наше Общество защитит тебя. В конце концов я сам тебя защи... - Он запнулся, не зная, как лучше сказать: "защитю" или "защищу", и, не справившись с трудностями русского языка, закончил по-другому: - Тогда я сам тебя защи... - но непослушный язык снова выставил ту же ловушку, Симон спросил:

–  Как правильно сказать?

–  Говори как угодно, только от души, - посоветовала Нина.

–  Я не обманываю тебя, честно слово, - сказал он. - У нас с тобой одни интересы, разве ты забыла?

Она вспомнила, как он бросил ее в Константинополе, вспомнила крыс в гостинице, предостережения Ванечкина насчет французского доброхотства, и улыбнулась Симону обольстительной улыбкой.

–  Симошенька, дорогой, как хорошо ты придумал - пообедать! - пропела она, окончательно решив разыскать англичанина и уйти от опеки русско-французов.