Русский манифест

Начинать же возвращаться к магистрали общечеловеческой культуры дня следует с перемен в государственных управленческих структурах. И что необходимо перекроить в наших учреждениях культуры в первую очередь, так это зависимость культуры общества (возделывания, воспитания, образования) от культуры чиновника. Поставить этот предмет с головы на ноги. Культура в первую очередь зависит от того, кто возделывает, воспитывает, образовывает. От творца, а не от управленца. Но мы пока не встали на ноги. У нас пока всё наоборот. Этот парадокс стал неотъемлемой частью нашей жизни. Он давно уже мифологизировался в воспоминаниях, рассказах, полуанекдотичных и грустно-смешных историях, отражающих, кажется, вечное противостояние творца и чиновника. Так было прежде, при коммунистах, так есть и сейчас. Так же, как при Советской власти, сегодня именно чиновник определяет, на что и кому выделять деньги. Так же, как и в советские годы, хорошему делу и талантливому человеку немало требуется сил, здоровья и веры, чтобы реализовать то, что потом признаётся шедевром. И, как правило, оценивать и ценить у нас привычнее после смерти.

Не могу забыть недавний разговор с занимающим значимое место и влияющим на культуру чиновником. Пример этот не единичен и чиновник тоже многолик, персоналии значения не имеют. Главное, что этот Чиновник и сегодня продолжает «рулить». Так вот, на предложение посодействовать изданию книг местных писателей он искренне удивился и тому, что ещё кто-то пишет, и тому, что кому-то книги, оказывается, нужны. И посоветовал выставлять написанное в Интернет. Дескать, так дешевле для бюджета… Аргумент о том, что настоящая литература весьма далека от сетевых излияний, он не воспринял…

…Когда художник судит о работе коллеги – это понятно. И это приемлемо, ибо это оценка человека знающего и делающего то же дело… Но вот отчего чиновник, не умеющий ни рисовать, ни сочинять музыку, ни писать стихи, судит обо всём?

Отчего ему сегодня дано право решать, давать деньги или не давать на то или иное действо? Отчего он считает, что миллионы, вложенные в скучнейшие и помпезные площадные или стадионные мероприятия, эффективнее возделывают, воспитывают и образовывают, повышают уровень культуры, чем изданная книга или вернисаж? Отчего как расходовать крохи, отпущенные на культуру, решают не мастера культуры?..

Я вижу сегодня единственным действенным инструментом возрождения культуры (при её вечном недофинансировании) всемерное содействие общества и тех же чиновников созданию фондов. Больших и маленьких. Под конкретные дела. Именно создание фондов по возвращению общества к ценностям истинной культуры может сегодня ускорить возвращение на магистраль общечеловеческой культуры. Вот этим бы заняться чиновникам… А распределять бюджетные средства следует не в кабинетах за закрытыми дверями, а в открытых обсуждениях с творческими организациями, прислушиваясь к тому, что говорят истинные профессионалы по возделыванию, воспитанию и образованию наших детей и внуков…

История человечества подтверждает: в памяти людей остаётся культура дня, света, она – единственный источник с живой водой.

Я – сторонник этой культуры, служащей жизни и Богу, выдающей в Космос энергию Любви.

2008

Неразменное богатство

Не думал, что затоскую по временам застоя. Уж как в своё время хотелось вывернуться из-под опеки коммунистического авангарда рабочего класса, вырваться из прокрустова ложа марксистско-ленинской идеологии, социалистического равенства, грандиозных трудовых свершений, наконец, просто выехать за рубежи страны родной. Так, наверное, живущий под снежными вечными вершинами, дышащий пронзительной чистоты воздухом, морозно-звенящим – зимой, одурманивающе-пьянящим, настоянным на разнотравье – летом, домосед-горец, соблазнённый забредшим говорливым туристом, мечтает о городской толчее, какофонии машинного стада, о неведомом ему ядовитом воздухе мегаполиса.

Нет, конечно, мы, кого, как я теперь понимаю, безродные завистники пытались, да и продолжают пытаться, унизить словом «совок» (отчего оно только приобретает романтический оттенок), не были такими уж неискушёнными и целомудренными в своей, отверженной от западной цивилизации стране. Но всё же то, чем жил, что обрёл и что потерял «загнивающий» от капитализма Запад, представляли действительно плохо. И в запретно-сладостном видении «из-за забора» всё там выглядело весьма заманчиво.

Сейчас большинство моих молодых сограждан, за исключением разве тех, у кого годы молодости выпали на закат развитого социализма, с трудом представляют, как же жили в тот самый застойный социализм (или социалистический застой) их родители, дедушки и бабушки… И считают, что плохо. Холодно и голодно…

Ну что сказать, действительно, сытно жила только столица, откуда разбегались по ближним окрестностям «колбасные» электрички. А во все, даже самые дальние, уголки огромной державы, непрерывным потоком шли указания партийных и советских органов. Прилавки магазинов необременительно радовали небогатым выборов самого необходимого, какие уж там деликатесы и разносолы. Длинные очереди заставляли учащённо биться сердца: «Что дают? Что выкинули?». К концу этой эпохи построения социализма дефицитом было практически всё, кроме чиновничьих документов и анекдотов, среди которых наибольшей популярностью пользовались политические. Не так давно об одном из них, уже изрядно «бородатом»: спрашивают ученика в двадцать первом веке: «Знаешь, кто такой Брежнев?». – «Знаю, – отвечает, – мелкий политический деятель во времена Аллы Пугачевой», напомнило ТВ, с помпой отметившее юбилей певицы.

Да, мы, можно сказать, жили в обществе тотального дефицита материальных ценностей. Но у нас был свой, не ведомый остальному, не знающему этого дефицита, миру животворящий оазис – многонациональная культура огромной страны – Союза Советских Социалистических Республик – тот самый духовно необходимый эликсир, способный заменить и авто, и джинсы, и колбасу…

Теперь, когда полно машин, джинсов и колбасы, я понимаю, как сильно мы прогадали, заплатив за автомобильные пробки, рабочие штаны и умащённые всяческими небезопасными добавками мясные отходы, тем, что неизмеримо ценнее…

На моей книжной полке с тех несытых советских времён живут книги, которые в своё время не только заменяли дефицит материального мира, но и безгранично расширяли мой собственный мир. И среди них, помимо сочинений классиков русской и иностранной литературы, немало трудов тех, кто является моими современниками. И когда-то мы с ними жили в одной стране, а теперь многие из них являются подданными других государств. Но, как и прежде, они – мои собеседники, советники, оппоненты… Одним словом, мои лучшие друзья.

Мне трудно вообразить, что, приехав в Кыргызстан, я буду чувствовать себя чужим. Одной из первых памятных встреч, раздвинувших горизонты познаний русского подростка, стала для меня встреча с прозой Чингиза Айтматова. Именно его Джамиля стала олицетворением киргизской девушки – трепетной, быстрой, загадочной…

«Джамиля была хороша собой. Стройная, статная, с прямыми жёсткими волосами, заплетёнными в две тугие, тяжёлые косы, она ловко повязывала свою белую косынку, чуть наискосок спуская её на лоб, и это очень шло ей и красиво оттеняло смуглую кожу гладкого лица. Когда Джамиля смеялась, её иссиня-чёрные миндалевидные глаза вспыхивали молодым задором, а когда она вдруг начинала петь солёные аильские куплеты, в её красивых глазах появлялся недевичий блеск…»

Потом были упоение романтической повестью «Белый пароход», открытие иного народа в повествовании «Пегий пёс, бегущий краем моря», горячие споры по поводу романа «И дольше века длится день (Буранный полустанок)» и, наконец, постижение пророчества романа «Плаха».

Я никогда не был в Киргизии, но мне кажется, я знаю культуру, обычаи, характер, или то, что называют менталитетом этого народа. Но главное: киргиз Чингиз Торекулович Айтматов очень хорошо знал меня, паренька, выросшего на берегу далёкой от Киргизии европейской реки Западная Двина…