Русский народ и государство

"Царское осуждение бессудно, не судима воля царская". "Царь судит, как Бог на сердце ему положит". "Правда Божия, а суд царев". "Суд царев — суд Божий". И понятно, что носитель божественных предначертаний, существо особо близкое к небу, не может не быть страшным и грозным. "Царь — не огонь, а ходя близ него, опалишься". "Близ царя — близ смерти". Такой царь есть носитель божественного гнева и божественной милости. "Карать да миловать — Богу и царю". "Царев гнев — посол смерти". "Нет больше милосердия, как в сердце царевом". Поэтому царь есть «батюшка», спаситель и хранитель.

"Царь щедр — отец есть всем". "Без царя — народ сирота". "Без царя земля вдова" (или Русь вдова). "Богом да царем Русь крепка".

Пословица есть "готовая формула нравственного поведения" первобытных народов, мысль которых усматривает критерий истины не в согласии с разумом, а в исконности, в ореоле нерушимого предания, завещанного от предков. "Пословица не даром молвится" — и не даром русский народ в пословицах своих обоготворил монархию.

Монархия иосифлянского стиля стала его подлинным, «народным» делом — и последним, может быть, самым убедительным доказательством этого являются знаменательные события русской истории, носящие имя раскола. С точки зрения истории политических идей раскол представляется явлением, совершенно исключительным по самобытности тех процессов, которые обнаружились вместе с его постепенным развитием. Раскол не был «протестантским», "реформаторским" движением — напротив, он истекал из глубин московского бытового консерватизма. Раскол мог родиться только в атмосфере иосифлянского государства, поставившего своей главной целью защиту правоверия. Проблема раскола, в сущности говоря, задана была самим Иосифом Волоколамским, и то, что совершилось, было позднейшим историческим выполнением этого задания. Не без основания раскольники считали Иосифа «своим» и высоко чтили. [14] В сочинениях Иосифа был ясно поставлен вопрос о том, как должно относиться к правительству, если оно перестало стоять на страже истинной веры. Без колебаний Иосиф утверждал, что истинный православный не обязан признавать такое правительство и ему повиноваться. [15] Так и стали поступать раскольники в тот момент, когда, по их мнению, государство перестало быть хранителем правоверия.

14

Как это отмечает Жмакин в своем сочинении "Митрополит Даниил". Чтения в Импер. общ. истории, 1881, II.

15

Момент этот в воззрениях иосифлян очень ярко подчеркнут в монографии Дьяконова "Власть московских государей."

Впрочем, пока отступничество государства от правоверия было еще не вполне решительным, можно было не предавать его безусловному осуждению. Можно было считать, что государство действует "по простоте", по недомыслию, и не впадает в неисправимый грех. Оттого предметом отрицания раскольников было сначала не государство, а только представители официальной церкви.

Первые вожди раскола старались выгородить и обелить государство, переложить всю долю ответственности на представителей официальной церкви. "Церковь православна, — говорили они, — а догматы церковные от Никона еретика"…

"А государь наш, царь и великий князь Алексей Михайлович, православен, но токмо простою своею душою принял от Никона, мнимого пастыря, внутреннего волка, книги, чая их православны, не рассмотря плевел еретических в книгах". [16]

Наиболее горячий сторонник раскола, протопоп Аввакум, еще полон веры в силу царской власти. [17]

Русский народ, расходясь в расколе с официальной церковью, старается еще держаться за государство и за царскую власть. И он держался так вплоть до царствования Петра I, вплоть до учреждения империи, когда, по мнению довольно широких народных кругов, государство бесповоротно впало в грех.

16

Записка о допросе Аввакума Лазаря и Епифания 5 авг. 1667 г. "Братское Слово"; 1876,? 1, стр. 21.

17

Описание некоторых сочинений, написанных раскольниками в пользу раскола. Записка Александра Б. (Арх. Никанора Ростовского), СПб. 1861, ч. П, стр. 37.

Учреждение империи резко обозначает тот водораздел, перейдя который известные части русского народа уже прямо начинают отвращаться от государства, переставшего хранить заветы старины и правой веры. И прежде всего раскольники отходят от теории божественного происхождения власти, от постулатов христианской лояльности по отношению к государству, впадая в настроения ветхозаветные и апокалипсические. [18] Раскольничьи писатели с подробностью останавливаются на критике того взгляда на государство, согласно которому всякая власть происходит от Бога и всякая душа должна повиноваться властям предержащим.

18

Ср. мою статью в № 5 «Пути».

Раскольники считают, что теорию эту создали «лже-праведники» и что она совершенно не подходит к современным условиям жизни. "В начале бо евангельской проповеди, — говорят они. — всюду бе власти языческие, а зде еретицы богохульные обладаша, и они тогда, языческие властители, слуги токмо дьявола нерекошася, зде же о самом сатане по числу его (666) состоит слово". [19] Поэтому следует говорить не о «покорении» этим властям, но о брани с ними, не о почитании их, но о ненависти. "Сатанинские власти Бог, словами пророка, яко врагов истине повелевает ненавидити. глаголя, ненавидящие тя. Господи, возненавидех, совершенною ненавистью возненавидех их, бо враги быше мои". [20]

19

Кельсиев, Сборник правит, свед. о раскольниках, т. IV, Лондон 1860, стр. 268–269. "Выписка из дневника Евфимия".

20

Ibid., стр. 274 "Выписка из соч. Никанора Семенова.

Такою ненавистью и возненавидели раскольники империю, учреждение которой истолковано ими было как новое своеобразное язычество, как служение новым Ваалам и Астартам. Император стал для них «лжехристом», который "нача превозношатися паче всех глаголемых Богов". "И бысть самовластен, не имея никого в равенстве себе, восхитив на себя не токмо точию царскую власть, но и святительскую, божию, бысть самовластный пастырь, едина безглавая глава над всеми". [21]

21

Кельсиев, С. с., т. II, Собрание от св. Писания о Антихристе.

Он как бы приписал себе славу сына Божия. Те поэтические славословия, с которыми наше образованное общество обращалось к Петру, истолковывались просто как кощунство.

Он бог твой, бог твой, о Россия!Он члены взял в тебе плотские Сошед к тебе от горних мест…

Ссылаясь на эти слова, народные противники императорской власти прямо говорили: "И паки именовался божеством России"… "Ибо он древний змий, сатан, прелестник, свержен бысть за свою гордыню от горних ангельских чинов, сошел по числу своему 1666 (год рождения Петра), взяв члены себе плотские, якоже святии пишут Ефрем и Ипполит: родится сосуд скверный от жены, и сатана в него вселится и начнет творити волею своею". Невыносимы были для народной фантазии сами светские изображения Петра. Взирая на гравюру, резанную в 1764 году, изображающую императора вместе с Минервою, раскольники говорили, что все это "иконы Антихристовы", "образы звериные". "И трон их общий, и книги законные под ногами их, и якоже Меркурий, бог эллинский, бог купечества и красноречия, и ворам помогатель, со оною же Минервою сим же видом описуя изобразуют". Образ этот "подоболепне существа идола, Даниилом виденного".

Раскол наш справедливо получил название старообрядчества, так как он представлял собою острую реакцию, проявленную старым московским бытом на новые петербургские порядки. И с поразительной простотой и ясностью формулировалась политическая программа старообрядчества. "Императором Александра Николаевича не признаю, а признаю его царем, " показывал в 1855 году арестованный раскольник (федосеевец). — Титул император значит Перун, Титан или Дьявол; герб двуглавого орла есть также дьявольский, ибо человек, зверь и птица имеют по одной голове, а две головы — у одного дьявола.

Благочестивейшими и благоверными царя и всю царскую фамилию признаю тогда, когда они станут веровать в истинного Иисуса, а не Иисуса-антихриста, и когда освободят нас. верующих в древнюю церковь и страждущих в заточении, от вашего ложного трехперстного духовенства, которое состоит из щепотников, осквернивших церковь и веру… Законы гражданские созданы не царем, а начальством; царем же подписаны только из одной боязни и опасения за свою жизнь; а потому я эти законы считаю ложными и беззаконными, а признаю Стоглавый закон Иоанна Грозного. Властей мирских я признаю только тех, кои поставлены были царем, а не императором. Начальников над нами, правоверными, ныне вовсе нет никаких, а прежде были бояре и воеводы. Сенат же ваш — есть дьявольский комитет". [22]

22

Кельсиев, С. с., т. I, стр. 217.