Русский офицерский корпус

Поэтому офицерство как социальный слой с самого начала оказалось естественным образом отождествляемо с дворянством. Из представления о том, что наиболее присущее дворянину занятие–служба офицером, закономерно вытекало представление о том, что и каждый офицер должен быть дворянином, поскольку уже по своей социальной роли он занимает «дворянское» место в обществе. Понятно, что даже в странах с наиболее твердыми сословными перегородками получение дворянства в награду за военную службу выглядело в наибольшей степени соответствующим обычаям способом аноблирования — возведения в дворянство. Во Франции по эдикту 1600 г. по истечении определенного срока службы офицер недворянского происхождения освобождался, подобно дворянину, от тальи — подушного налога (что было первым шагом к получению дворянского звания), а затем аноблировался; эдикт 1750 г. предусматривал срок аноблирования для офицеров–недворян в зависимости от полученного ими чина — чем выше чин, тем короче срок. Недворянин, достигший генеральского звания, аноблировался сразу. «Дворяне шпаги» при этом даже формально пользовались некоторыми преимуществами перед «дворянами мантии» (лицами, получившими дворянство на гражданской службе) и долгое время отказывались признавать последних равной себе частью дворянского сословия{41}.

Иногда, впрочем, отождествление офицерского звания с дворянским становилось столь жестким, что приводило к ограничению доступа к офицерским чинам лиц недворянского происхождения. Такая тенденция наметилась, в частности, во Франции в конце XVIII в., когда в 1781 г. был принят специальный ордонанс военного министра, в результате чего доля недавно аноблированных лиц среди офицерства сократилась с 10 до 2%{42}, а среди генералитета и полковников к 1789 г. абсолютно преобладали представители высшей знати: среди 11 маршалов 1 человек имел титул принца, 5 — герцога, 4 — маркиза и 1 — графа, из 196 генерал–лейтенантов нетитулованными дворянами были только 9 человек, а из 109 полковников — 6. В Пруссии в XVIII в. лица недворянского происхождения производились в офицеры лишь в порядке исключения (и то в чин не старше лейтенанта), и в 80–х годах 90% прусских офицеров были дворянского происхождения; в 1805 г. из 8 тысяч офицеров прусской армии недворянами были только 695 человек. Затем положение сильно изменилось, и в 1818 г. на 3828 офицеров дворянского происхождения приходилось 3350 выходцев из других сословий, но в последующие годы (до 1860) дворяне по происхождению составляли более 2/3 прусского офицерского корпуса{44}. В армиях других стран столь жестких ограничений обычно не было, но большинство офицерского корпуса везде составляли, конечно, дворяне.

Итак, профессиональная группа офицеров в европейских странах в социальном плане представляла собой элитный слой, практически идентичный по своему положению в обществе высшему сословию — дворянству. Офицерство служило связующим звеном между дворянством и остальными сословиями, поскольку через него происходило пополнение дворянского сословия новыми членами.

Офицеры в России до создания регулярной армии

Как известно, система офицерских чинов находится всегда в тесной связи с организацией вооруженных сил. Естественно, что и в России появление офицерских чинов зависело от развития организационных форм войска. Русские вооруженные силы к XVII в. состояли из поместной конницы (с городовыми казаками) и стрельцов, служивших на постоянной основе, но живших вместе с семьями и в мирное время могущих заниматься ремеслом и торговлей. Поместная конница (дворянское ополчение) имела территориальную организацию. Единственной известной единицей ее была сотня (в ряде случаев состоящая из дворян и Детей боярских определенного города), но численность ее могла быть самой различной. Постоянного организационного объединения сотен в соединения высшего порядка также не было (так называемые полки были тактическими единицами, создаваемыми на время походов и военных действий). Поэтому единственным офицерским чином, известным по документам того времени, был сотник или сотенный голова. У городовых казаков встречаются есаулы, атаманы. Что касается стрельцов, то при царе Михаиле Федоровиче основной их постоянной единицей был приказ (соответствующий полку), во главе которого стоял голова. Приказ делился на 5 сотен во главе с сотником или сотенным головой. Приказы и сотни именовались по фамилиям своих командиров. Известны также чины пятидесятника и десятника, но первый из них был помощником сотника, а второй назначался из рядовых стрельцов и играл роль унтер–офицера. При Алексее Михайловиче слово «приказ» заменяется на «полк», и соответственно его командира называют полковником. Кроме того, численность полка увеличивается до 10 сотен и появляется звание полуголовы или пятисотенного головы — помощника командира полка. Таким образом, все чины соответствовали определенной строевой должности. Высшие командиры были представлены воеводами полков, которые имели постоянные названия, но сами не были, как уже говорилось, постоянными единицами, а формировались только на время войны, и соответственно воеводы назначались только на это же время (русская армия делилась, как известно, на полки большой, правой и левой руки, передовой, сторожевой и прибылый). В XVIII в. делались попытки соотнести должности воевод с генеральскими чинами того времени (дворовый воевода приравнивался к генералиссимусу, первый воевода большого полка — к генерал–фельдмаршалу, второй воевода большого полка и первые воеводы полков правой и левой руки — к генералу, третий воевода большого полка, вторые воеводы полков правой и левой руки и первые воеводы остальных полков — к генерал–лейтенанту){45}, но делалось это чисто произвольно и, главное, не имело смысла, т. к. никакого постоянного прохождения службы воеводами не существовало и назначались они главным образом из местнических соображений.

Назначение на должности осуществлял Разрядный приказ, ведавший всеми вопросами службы дворян. Решения о назначениях принимались коллегиально дьяками этого приказа и в основном зависели от их благоусмотрения. При очередном сборе войск Разрядный приказ, ведший «служилые списки» и книги учета служилых людей, составлял расписание по должностям, которое и вручал воеводе, назначавшемуся царем. Поскольку изменение служебного положения было связано с изменением размера жалованья, а финансирование было централизовано, воеводы не имели права производить подчиненных в служебные чины. Назначение в стрелецкие части производил Стрелецкий приказ, исходя из тех же принципов.

Двумя основными недостатками этой системы были следующие. Во–первых, назначения осуществлялись людьми, плохо знакомыми с военным делом и к тому же не имеющими возможности оценить поведение назначенных в бою, во–вторых, временный характер назначения сильно обесценивал значение военных чинов для служилого человека. Действительными чинами были тогда звания, развившиеся на базе придворных должностей и составлявшие общегосударственную служебную иерархию. Эта иерархия насчитывала 8 основных ступеней (не считая чинов, в которых одновременно находились 2–3 человека, — комнатного стольника, стряпчего с ключом и т. п.): 1) бояре; 2) окольничие; 3) думные дворяне; 4) стольники; 5) стряпчие; 6) дворяне; 7) жильцы; 8) дети боярские. Носители первых трех категорий были членами Боярской думы, все они считались высшими чинами. Остальные составляли русское дворянство как сословие. Среди них помимо стольников и стряпчих выделялись московские дворяне и жильцы, входившие в состав «московского списка» (в 1681 г. в нем вместе с высшими чинами значилось 6385 человек){46}. Из этой среды и комплектовались в основном кадры «начальных людей» в вооруженных силах.

Становление системы офицерских чинов современного типа связано с привлечением на русскую службу иностранцев. Первые «вызовы» на русскую службу служилых иноземцев из европейских стран отмечены еще в XV в. К концу XVI в. они начинают играть заметную роль в русских вооруженных силах, однако на организацию армии и порядка службы они тогда большого влияния не оказывали, и напротив, многие из них были включены в русскую поместную систему и несли службу на тех же основаниях, что и русские дворяне. Однако в начале XVII в. в армейскую организацию применительно к иноземцам вводится понятие «рота», вследствие чего появляются чины командиров рот — ротмистра и капитана (встречается со времен Бориса Годунова почти одновременно с ротмистром, но намного реже), а также поручика — помощника или заместителя командира роты. Выше роты иноземческая организация не шла, потому дальнейшего чинопроизводства иноземных офицеров не велось. Чин их определялся Посольским приказом, а общее заведование было возложено первоначально, так же как и русскими кадрами, на Разрядный приказ.

Заметным рубежом на пути становления офицерского корпуса стал Смоленский поход 1632–1634 гг., когда впервые были сформированы полки «иноземного строя». В 1630 г. были разосланы грамоты о высылке в Москву детей боярских для обучения их немецкими полковниками (главным образом привлекались беспоместные дети боярские с правом впоследствии возвратиться к службе на прежних основаниях), в результате чего были сформированы 6 пехотных и 1 рейтарский полк, состоявшие как из иностранцев, так и из русских служилых людей. Большой пользы в походе они, впрочем, не принесли и с окончанием войны были распущены (тем более что в ходе войны выявилась крайняя ненадежность иностранцев, переходивших, попав в плен, на службу к противнику), а оставшиеся в России иноземцы проходили службу на правах русских дворян. Но значение этого первого опыта было чрезвычайно велико. Впервые в русской армии появился кроме стрелецкого новый тип полка с полной иерархией чинов, отличной от старорусской: полковник — большой полковой поручик (подполковник) — майор — капитан (ротмистр) — поручик — прапорщик. Огромное значение имело также то обстоятельство, что впервые русские служилые люди (пусть захудалые, беспоместные, которым «для бедности» дадено было денежное вспомоществование, но все–таки принадлежащие к дворянскому сословию и в принципе имеющие право доступа к высшим придворным чинам) ставились под команду иноземцев, людей по русским понятиям абсолютно «неродословных», которым ранее разрешалось командовать лишь себе подобными. Важность этого обстоятельства для формирования у русского служилого человека представления о значимости и престиже воинского офицерского тми трудно переоценить. Наконец, тогда же сделана попытка сформировать полки «иноземного строя» исключительно из русских людей, для подготовки к чему в сформированные полки были назначены «дублеры» из русских — второй комплект офицеров (по 4 полковника, подполковника и майора, 2 квартермистра, 17 капитанов, 32 поручика и 33 прапорщика){47}. Это первый случай присвоения русскому служилому человеку «иноземного» чина; он привыкал носить офицерский чин с определенным кругом обязанностей и подчиняться иноземному начальнику же не по причине своей «захудалости», а по положению и единой воинской иерархии.

В 1642 г. вновь были сформированы два выборных московских полка «иноземного строя», затем их число увеличилось с разделением на полки солдатские (пешие), рейтарские и драгунские. По уставу 1647 г. все начальствующие лица в полку (урядники) уже различаются на привычные ранги — высокие, средние и нижние (т. е. штаб-, обер — и унтер–офицеры): к высоким отнесены полковник, полковой поручик (подполковник) и полковой сторожеставец (майор), к средним — капитан, поручик и прапорщик.

Особое внимание уделялось роте — основному звену, прочность которой зиждилась на трех последних офицерских чинах: «…и та рота гораздо устроена, когда капитан печется о своих солдатах, а поручик мудр и разумен, а прапорщик весел и смел»{48}. Капитан являлся полным хозяином своей роты, несущим за нее всю полноту ответственности, поручик был его помощником и заместителем, вел роспись солдат, распределял их по капральствам и вел обучение, прапорщик должен был нести ротное знамя, «печаловаться» о солдатах и им «смельства наговаривать», т. е. поднимать боевой дух.

Увеличение числа полков «иноземного строя» во второй половине XVII в. (при Федоре Алексеевиче насчитывалось 48 солдатских и 26 рейтарских и копейных полков) привело к появлению генеральских чинов, и к 70–м гг. XVII в. уже существовали чины генерала, генерал–поручика и генерал–майора. В эти чины, как и в остальные офицерские чины полков нового строя, производились как иностранцы, так и русские. Однако командиры этих частей, даже произведенные в генералы, не могли рассчитывать на занятие должностей начальников отдельных больших отрядов русского войска. Солдатские полки занимали в нем все–таки второстепенное положение, а основу войска составляли поместная конница и стрельцы, объединяемые в оперативном отношении в унаследованные от прежних времен полки под началом воевод. Воеводою же генерал полков нового строя не мог быть назначен, не пройдя всей лестницы общегосударственных придворных чинов — по меньшей мере до окольничего.

Положение, при котором наиболее подготовленные в военном отношении люди были отстранены от командования крупными соединениями войск, не могло, конечно, оставаться незамеченным, и реорганизация службы офицерских кадров неуклонно шла в направлении унификации системы чинов и устранения местнических влияний. В 1680 г. издан именной указ царя Федора Алексеевича, по которому он «велел быть из голов в полковниках, из полуголов в полуполковниках, из сотников в капитанах» и служить им «против иноземского чину, как служат у гусарских и у рейтарских, и у пеших полков тех же чинов, которыми чинами пожалованы ныне, и впредь прежними чинами не именовать …а которые упрямством своим в оном чине быть не похотят, и станут себе ставить то в бесчестье, и этим людям от Великого Государя за то быть в наказаньи и разореньи без всякия пощады». Речь шла о том, что во всех стрелецких полках вводилась такая же номенклатура офицерских чинов, какая была в попках нового строя (что, по–видимому, вызвало некоторую психологическую ломку среди стрелецких командиров). В 1682 г. была наконец официально отменена местническая система занятия должностей в государстве, основанная на приоритете родовитости и служебного положения предков, что устранило последнюю преграду к становлению новой иерархии офицерских чинов. Правительство получило свободу рук при назначении на должности, и генералы заняли подобающее им место в войсках (хотя до Петра I во главе армии ставился все–таки не генерал, а воевода). Таким образом, к концу XVII в. в России сложилась социально–профессиональная группа воинских начальников, имеющая европейскую иерархию чинов. Она и послужила прообразом офицерского корпуса русской регулярной армии.

Эта группа в значительной степени состояла из офицеров–иностранцев. Порядок чинопроизводства и оплаты для них и русских офицеров был различным, что, впрочем, вполне естественно, если учитывать совершенно разное общественное положение этих людей при поступлении на службу. Офицеры–иностранцы были людьми в России случайными, не вписывавшимися в социальную структуру русского общества, посторонним для него элементом, тогда как для русских дворян служба офицерами была выражением их социальной сущности, естественной и неотъемлемой обязанности служить государству, которой и определялось их благосостояние и положение в русском обществе.