Русский Рэмбо для бизнес-леди
Шрифт:
– Был звонок на ваше имя. Еще вчера, – сказала женщина.
– Ну?! – раздосадованно прикрикнул на нее Скиф, – Плохо было слышно. Наверное, звонили из автомата. Я ничего не разобрала.
– Ну, тютеха!.. Как он хоть назвался, Засечный или Алексеев?
Женщина подняла на него ореховые глаза. Потом еще тише прошептала:
– Скорей первое, чем второе.
– Что с ним, он успел сказать?
– Я не разобрала… Не кричите, пожалуйста, квартирная хозяйка уже спит.
– А ты кто тут, квартирантка, что ли?
– Я хозяйка той квартиры, куда вы сейчас спать пойдете. А здесь
Зарплата у нас сами знаете какая, да и ту нерегулярно платят, вот и сдаю квартиру приезжим под гостиницу.
– Сколько же за сутки?
– Мы потом с вами рассчитаемся, – спрятала она глаза. – Вы только никому не рассказывайте, что я квартиру сдаю, а то потом меня в милицию затаскают.
– Ладно, коль тебе так страшно, завтра же с постоя съеду.
Она всплеснула руками, но он не дал ей рта раскрыть:
– Тебе бы, мать, с соседкой парализованной больше богадельня подошла бы…
При этих словах женщина болезненно сжала руки в комочек и потупила взор.
– Не обижайся… Не обижайтесь… Из меня, бывает, зверь наружу просится, когда вижу таких, как вы…
– Каких таких?..
– Подранков.
Она как-то виновато улыбнулась, кивнула на дверь:
– Спокойной ночи, Скиф!
Лязгая в кромешной тьме ключом по замку, Скиф подумал, что тот, с кирпичной мордой, в одесском маршрутном такси, вовсе не дурак, если выбрал в качестве связной эту красивую медсестру или врачиху.
Такие на любом допросе ничего не покажут и не расскажут, как бы над ними ни измывались.
В однокомнатной квартире еле теплились сиротские лампочки в пластмассовой убогой люстре. Скиф зажег свет по всей квартире, чтобы разогнать церковную полутьму, в которой прятались по стенам иконы и фотографии каких-то военных.
Бросив в кастрюлю вариться кусок "Чайной" колбасы, он забрался в ванну, распарился, отогрелся от осклизлой московской стужи и вылез в отмякшем, благодушном настроении, правда, испытывая некоторую неловкость от своего поведения с хозяйкой этого жилья…
Улегся на диван и включил телевизор.
Черт его сегодня дернул под пьяную руку навязаться со своим подарком к этому казаку… Он поискал глазами будильник. Завтра с раннего утра придется отвести Павла в гараж, показать машину.
Старенький телевизор гнал рекламу и мыльные оперы. И вот наконец он увидел Ольгу. Программа называлась "Мы сами с усами.". Наверное, у Вероники в лице есть черточки от Ольги и черточки от него… Опять все тот же бред. Нет у него никакой дочки, если только можно поверить Ольге. Была бы дочка, носил ее фотографию в бумажнике, как Алексеев.
Итак, клуб феминисток под названием "Мы сами с усами…" проводил ток-шоу с участием какой-то невыразительной бабенки с конопатым носом. Знаменитая ведущая напоминала в микрофон, что тема сегодняшней передачи звучит так: "Я вышла замуж за гомосексуалиста".
Ольга восседала в кресле арбитра и царственно оглядывала зал и несчастную жертву телешоу. Даже человеку, не умудренному семейным опытом, с первого взгляда становилось ясно, что "подопытная" никогда не была замужем не только за гомосексуалистом, но и вообще
ни разу ни с кем не ложилась в постель. Так неубедительно звучали ее сбивчивые слова об их половой и психологической совместимости с мужем.Подготовленные "выступанцы" задавали жене гомосексуалиста самые скабрезные вопросы, она отвечала с видом деревенской дурочки, которая путает слова "гомосексуализм" и "постмодернизм".
Потом пошли телефонные звонки. Девушка из Внукова спросила, чем кормят гомосексуалистов и как их нужно содержать в малогабаритной квартире.
Старушка из Чертанова интересовалась, дают ли какие-нибудь государственные льготы женам гомосексуалистов, как для лиц, ухаживающих за больными людьми. Шофер с подмосковного молокозавода любопытствовал, дают ли за убийство гомосексуалиста столько же, как и за убийство нормального человека.
Звонки раззадорили Скифа. Он снял трубку и набрал один из телефонных номеров, проплывавших на экране.
– Алло, девушка, вас беспокоит пенсионер из Одинцова Тимофей Парфенович. У меня вопрос к нашей дикторше Ольге Коробовой… Она всем говорит, чтоб женщины больше детей рожали, а сама такая худющая, словно ни разу и не рожавшая. Это вот как понимать ее слова?
Скиф проследил за экраном. В кабинке одной из телефонисток на табло высветился номер его телефона. Девушка ответила:
– Алло, зритель… Ждите прямого эфира. Повторяйте слово в слово тот же самый вопрос, а то я вас отключу.
Едва ведущая нацепила наушники, как тут же обратилась к зрителям:
– А вот, насколько я понимаю, еще один звонок.
На этот раз он адресован уважаемому арбитру… Говорите, вы в эфире!
Скиф, как обещал телефонистке, честно слово в слово повторил свой вопрос. Ольга засмеялась и расцвела царственной улыбкой:
– Моя фигура говорит лишь о том, что я никогда не забываю о ней заботиться. Но я давно замужем.
У меня растет дочь Ника. У нас счастливая семья безо всяких отклонений от нормы.
Скиф откинулся на подушку и удовлетворенно закрыл глаза… Вот вы и проговорились, Ольга Викторовна. Завтра же вы мне подарите фотографию дочери, которую я, как Алексеев, буду носить в бумажнике.
Глава 13
На следующее утро Скиф проснулся по будильнику с одной мыслью – взять фото Ники во что бы то ни стало.
Скиф скользнул равнодушным взглядом по фотографиям в рамочках… Кто-то будто бы в издевку вывесил на стену его фото с полковником Павловым в Афгане. Были и другие, где он с Лешей Беловым, командиром роты из его батальона…
Понятно – дают понять, что прихлопнули его в западне, как воробушка. Или же ему подают какой-то знак те парни, которые направили на эту квартиру…
Но что все это означает?
Скиф перевернул фотографию, на обороте только дата: 1986 год. На других снимках себя он не увидел, зато почти везде красовался все тот же командир полка. Настоящая выставка портретов бравого героя-афганца. Вот он с веточкой, вот с девочкой… И девочка какая-то знакомая с виду. Раздвоенный, как у командира, подбородок, ямочки на щеках – дочка. У Павлова, помнится, было две девочки, он не носил фотографии дочерей в бумажнике.