Русский щит. Роман-хроника

Юрий Всеволодович поднялся с кресла, сказал коротко, твердо:

— Город оборонять. Сыновья мои, Всеволод и Мстислав, остаются. Воеводой при них, коего советы слушать надлежит, будет Петр Ослядюкович. Слушайте Всеволода и Мстислава, как меня слушали. Отныне они — граду голова!

Дружинники внесли великокняжеский стяг с царственным зверем-львом, зажавшим меч в поднятых лапах. Юрий Всеволодович передал стяг Всеволоду, еще раз повторил:

— Назначаю в себя место! Володей градом и людьми его!

Бояре и воеводы разом поклонились в пояс. Уже не великому князю поклонились — Всеволоду и Мстиславу…

О самых сокровенных своих намерениях Юрий Всеволодович не рассказал ни сыновьям, ни большому воеводе Петру Ослядюковичу. Только старому Надею, семьи оберегателю, шепнул наедине:

— Сохрани семью, Надей, княгиню и чад моих. Мыслю, не скоро я на помощь с войском приду…

— Суздаль близко, — возразил Надей.

— Если б Суздаль! На суздальском подворье сидеть толку мало, да и опасно. Дальше ехать нужно: к Ростову, к Угличу. Одному тебе признаюсь, слуга мой верный: на Суздаль согласился, чтобы без смуты за ворота выехать, чтоб люди на скорую подмогу имели надежду. Бог простит сие лукавство — на пользу оно…

— Воля твоя, княже! — покорно согласился Надей.

На следующее утро из ворот Детинца выехал княжеский обоз. Конные дружинники оттеснили народ, столпившийся на торговой площади. Сторожа у внутренних Ивановских ворот откинули засовы. Сани, окруженные молчаливыми всадниками, поехали по узкой улице посада к Серебряным воротам.

Об отъезде великого князя в городе уже знали. Кузнецы в кожаных фартуках, бродячие торговцы с коробами на широких ремнях, кожевники, коричневорукие гончары, бородатые мужики-смерды стояли вдоль улицы, смотрели хмуро, боязливо.

В толпе шептались:

— Как же без великого князя-то?

— Всеволод с Мстиславом молоды, неопытны…

— Ох, не к добру это, не к добру…

Рядом с санями великого князя, топча снег багровыми босыми ногами, бежали юродивые, звенели ржавыми цепями, жалобно выли.

Звонарь Воздвиженской церкви, не разобрав, что к чему, ударил в колокол. Печальный звон поплыл над городом, замирая в полях за рекой Клязьмой.

Вереница саней через Серебряные ворота выкатилась на речной лед. Возницы засвистели, взмахнули длинными кнутами. Сытые кони легко несли сани по ледовой дороге. Позади стучала копытами стража.

Великий князь, закутавшись в медвежью шубу, сидел неподвижно, как каменный истукан. Глубокие морщины перерезали лоб, на ресницах не то слезы, не то растаявшие снежинки.

Воевода Дорофей Семенович, которого великий князь взял с собой, вздыхал украдкой, оглядываясь на удаляющиеся купола Владимира.

Ехали долго, весь день, сначала по Клязьме, потом по Нерли. А навстречу шли и шли смерды-ополченцы, скакали на бойких лошаденках мирские старосты и тиуны, торопили людей:

— Поспешай, робятушки, поспешай! Сам великий князь Юрий Всеволодович ожидает во Владимире!

— По-спе-ша-а-а-ем!

Воевода Дорофей просиял улыбкой, повернулся к великому князю:

— Вся земля на подмогу идет! Известное дело — люди русские!

Юрий Всеволодович молчал, до бровей закутавшись в пушистый воротник…

Не задерживаясь, проехали мимо Суздаля. В сумерках перепрягли коней, поднялись с речного льда на левый пологий берег Нерли и двинулись лесами дальше на север, к Ростову. Огромной золотой подвеской-колтом плыла над лесом луна. Черные тени елок пересекали дорогу. Мелькали в чащобе зеленые огоньки волчьих глаз. Дружинники дремали в седлах, покачиваясь от усталости. Спотыкались измученные кони.

Но Юрий Всеволодович приказывал ехать дальше и дальше.

3

Никогда не думал боярин Иван Федорович, воевода великокняжеский, что ему придется начальствовать над посадским ополчением. Зазорным даже показалось. Но так велел большой воевода Петр Ослядюкович, и князь Всеволод властью, отцом данной, скрепил это решение. Две тысячи ополченцев было велено Ивану Федоровичу набрать с посада и обучить воинскому делу.

В десятки собирали и безусых юношей, и старцев — лишь бы могли держать копье или рогатину.

С утра до позднего вечера владимирские ремесленники — кузнецы, кожевники, гончары, седельники, бочары, плотники, ювелиры — вышагивали рядами под оклики воинских умельцев-дружинников. Дружинники заходились криком, глядя на изогнутые дугой ряды. Иные посадские и копья держать не умели, тыкали туда-сюда, как бабы ухватом. Нелегкое это дело — ратное ученье!

Посадский староста Иван Комега сбился с ног: накормить нужно этакую прорву народа, обуть, каждому дать копье и щит, на худой конец — хотя бы рогатину. Хорошо хоть боярина Ивана Федоровича, опытного воеводу, на посад прислали, а то бы совсем пропал староста! А вдвоем — легче.

Круто взялся Иван Федорович за поручение большого воеводы, деловито. Все ополченцы были разбиты на десятки и сотни, каждому десятку указано место на стене, где нести караул и подновлять укрепления. Много времени боярин проводил на площади, где шли ученья. Легко, будто играючи, показывал копейный бой. Подсказывал:

— Если сбоку от тебя конный — нацеливай копье под щит, в живот, где доспеха нет. Если прямо на тебя наезжает татарин и достать его из-за конской головы неможно — упри копье древком в землю, вали вместе с конем. Без коня степняк слаб, бери его голыми руками…

Посадские старались до седьмого пота, к вечеру валились с ног от усталости, одолевая воинское уменье. На глазах сколачивалось войско.

Рассказывая старосте Комеге о воинском ученье, Иван Федорович шутил:

— Через месяц будет у тебя, староста, не посад, а дружина. Так приохочу людей к ратному делу, что с посада сбегут, в воины запишутся. Придется тебе, староста, в воеводы проситься!

Комега пожимал плечами, отвечал неопределенно:

— Дай-то бог… Ратная наука по нынешним тревожным временам всем нужна… Да и будет ли месяц, что тебе надобен?

Иван Федорович помрачнел. Месяца, наверно, татары ему не дадут. А пока далеко еще посадским ополченцам до настоящих дружинников. Сердцем храбры, умереть за Русь готовы, но уменья — мало…

Только из кузнецов — могутных, налитых здоровой силой, сноровистых мужиков — уже сбил Иван Федорович настоящую дружину. Правдами и неправдами достал для них у большого воеводы дружинные доспехи — кольчуги, щиты, островерхие шлемы. Мечи кузнецы отковали сами, кому какой по руке. Старшим над ними Иван Федорович поставил суздальца Глеба, своего доверенного дружинника, опытного и храброго воина. Глеб с утра уводил кузнецов на Раменское поле, устраивал потешные бои. Воеводе рассказывал, что удар у кузнецов злой, тяжелый, ни один доспех такого удара не выдержит. Иван Федорович заранее решил, что в осаде кузнецы будут при нем. В случае чего, две сотни таких молодцов многое смогут сделать!