Русский школьный фольклор. От «вызываний Пиковой дамы» до семейных рассказов
Шрифт:
Отвергается то, что было особенно чуждым и враждебным для молодежи в официальной культуре; а это — не только ее гнетущая серьезность, доведенная до предела в «страхах и ужасах», но и стремление стеснить и ограничить человека, подчинить своей власти, запугивая его множеством опасностей и всяческими несчастьями. Осмеивается самое ненавистное для веселых и свободных людей. Любопытно, что и форма осмеяния «страхов и ужасов» достаточно традиционна; вновь гротеск «освобождает мир и всего страшного и пугающего, делает его предельно нестрашным и потому предельно веселым и светлым» [150] . Одна и та же культурная коллизия приводит к общему результату. Возникновению современных «смешных страшилищ» способствовало противостояние официальной культуре, пронизавшее молодежную словесность полемикой с господствующими взглядами, дискредитацией общепринятых ценностей, пародированием стереотипных речевых форм, идеологического и художественного ширпотреба. Энергия противостояния порождает альтернативную словесность, к которой принадлежат и наши «куплеты».
150
Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и
Очевидно, что уже к концу 70-х годов «куплеты» разошлись по всей стране. Одновременно с распространением «куплетов» быстро росло и их количество. Материалы, записанные в самых разных местах бывшего Союза, показывают, что в 80-е годы только среди школьников циркулировало более сотни различных сюжетов. А между тем возникший фольклорный жанр не исчерпывается одними «куплетами», ритмической основой которых служит четырехстопный дактиль (с довольно частыми цезурными усечениями «Вырвал чеку и бросил, в окно» и редкой вариацией анакрузы «Трамвай переехал отряд октябрят»). Есть несколько текстов, где привычный дактиль уступает место двусложным размерам: от частушечного разностопного хорея («На полу лежит мальчишка / Весь от крови розовый...») до медитативного вольного ямба («Мне мама в детстве выколола глазки...»).
Если «частушки» отличаются от «куплетов» только ритмикой, то другие инометрические тексты выделяются и своим смыслом. Видно, что каждый из них высвечивает какую-нибудь важную особенность жанрового содержания. Вошедшее в фольклорный обиход стихотворение Олега Григорьева:
Я спросил электрика Петрова: «Ты зачем надел на шею провод?» Ничего Петров не отвечал, Только тихо тапками качал, —гиперболизацию изображаемых явлений, которая превращает легкомысленного и наивного ребенка в форменного идиота; небылица:
Недолго мучилась старушка В высоковольтных проводах. Ее обугленную тушку Нашли тимуровцы в кустах, —всю условность и фантастику их гротескного мира; монолог жертвы материнской жестокости:
Мне мама в детстве выколола глазки, Чтоб я в шкафу варенья не нашел. Я не хожу в кино и не читаю сказки, Зато я нюхаю и слышу хорошо, —полемически заостренную объективность, нарочитую нейтральность описания «страхов и ужасов»; и, наконец, пародия на советские песни:
Волосы седеют... На головке детской. Хорошо живется всем... Эх, в стране Советской! —диалогическую сущность комического жанра, его альтернативный смысл. Они являются текстами особого, мета- жанрового плана. Инометрические тексты похожи на песенные припевы. Характерно, что некоторые из них действительно использовались как припевы: в одной ленинградской молодежной компании начала 80-х годов «куплеты» перемежались пародией на советские песни «Волосы седые...», в других припевом служила небылица «Недолго мучилась старушка...», созданная на основе известного «крылатого выражения» про старушку, мучившуюся «в злодея опытных руках».
В детской аудитории тексты о «маленьком мальчике» записываются с 1980 года. Общий конструктивный принцип этих текстов, представляющих «ужасное» событие таким образом, что неожиданно оно становится смешным, сближает их с анекдотами, о чем знают и сами дети, которые иногда называют их «анекдотами» или «садистскими анекдотами». Однако чаще всего их именуют здесь «садистскими стишками». Это отражает трансформацию, происходящую с молодежными «куплетами»: из песенных текстов они превращаются в стихотворные. Их уже не поют, а просто декламируют. Изменение формы исполнения не сказывается на самих текстах. Они остаются все той же «альтернативной» словесности. Очевидно, что новые условия бытования, среди реальных «маленьких мальчиков» и «девочек», лишь акцентируют их полемический характер.
Объектом полемики является непрерывный поток родительских поучений и предостережений, когда детям постоянно твердят о том, чем чреваты их злополучные находки, к чему могут привести их безумные игры и что грозит им в том или ином «страшном месте», — сколь вообще опасны детское легкомыслие и неосторожность. Вокруг этого тематического стержня и концентрируются «садистские стишки», дискредитирующие взрослую дидактику, которая отличается назойливым преувеличением как детской глупости, так и ее роковых последствий. Они противостоят запугиванию, высмеивая страх смерти, который владеет взрослыми и от которого свободны наши дети. Веселье, игра и шалость, которыми пронизаны «стишки», их контрпропагандистский смысл обеспечили им популярность и сделали ведущим жанром современного детского фольклора.
Важной вехой в истории «садистских стишков» стал 1990 год, когда впервые в специальном издании, посвященном собиранию и изучению современного детского фольклора, их представили как один из основных его жанров [151] , когда об этих «стишках» была напечатана первая статья [152] и когда, наконец, появляются публикации целых подборок «садистских стишков» [153] . Особо отмечу публикацию М. Ю. Новицкой в журнале «Слово». Отсюда «стишки», которые тогда бытовали только в Москве, стали известны и в других регионах. Мало того. Опубликованные М. Ю. Новицкой тексты просто перепечатывались в некоторых из последующих публикаций «садистских стишков». Отныне распространение этих текстов не ограничивается одной лишь устной передачей при непосредственном общении между людьми. Определенную и все более существенную роль в жизни фольклорного жанра начинает играть письменность.
151
См.: Методические рекомендации для студентов педвузов и фольклорного кружка в школе на тему: «Методика собирания и изучения современного фольклора детей» / Сост. И. Н. Бартюкова. Орехово- Зуево: Орехово-Зуевский пед. ин-т, 1990. С. 34.
152
См.: Тихомиров С. В. «Девочка в поле нашла ананас...» Бредни и откровения детского подпольного фольклора // Детская литература. 1990. № 9. С. 31 - 36.
153
См.: Методические рекомендации для студентов педвузов и фольклорного кружка в школе. С. 35 — 36; ДВР Дальневосточный рокер>. № 11. 1990. С. 70 — 71 (публикатор укрылся под псевдонимом «фольклорист Генри Пушель»); Новицкая М. Ю. «Недетские страшилки» // Слово. 1990. № 11. С. 10.
Это происходит, несмотря на сложности, сопровождающие легализацию «садистских стишков». Альтернативный и противостоящий основам нашей взрослой культуры характер «стишков» делал их совершенно неприемлемыми для доморощенных культуртрегеров. Автор опубликованного осенью 1981 года «Литературной газетой» письма, в котором, кажется, впервые в советской печати указывалось на существование «садистских стишков», не привел ни одного примера «этой пошлости», а то и цинизма [154] . Если спустя десять лет отрицатели «садистских стишков» и решились их публиковать, то с единственной целью: попугать читателей «городским, бездуховным антифольклором». Именно так объяснила свою публикацию «садистских стишков» редакция почвеннического журнала «Слово», противопоставившая им «истинно народное творчество — частушку» [155] (не ведая о том, что когда-то частушка считалась точно таким же «свидетельством вырождения, деградации души», совершавшейся под воздействием фабричной, «трактирной» цивилизации).
154
Белова 3. «Осторожно: яд!» // Литературная газета, 1981. 9 сентября, № 37. С. 6.
155
См.: Слово, 1990. № 11. С. 9.
Однако далеко не все противники «садистских стишков» верили в охранительную силу частушки. Об этом свидетельствует история с вышедшим в 1993 году в Сыктывкаре сборником «Детская садистская поэзия». Возмущение местного учительства было столь велико, что сборником занялась городская прокуратура. Ей, правда, не удалось возбудить уголовное дело по статье 228 УК РСФСР (пропаганда насилия и жестокости) против главного редактора «Вечернего Сыктывкара» В. П. Шахова, выпустившего этот сборник в виде приложения к газете, так как эксперты-специалисты не обнаружили в его действиях признаков преступления. Все же придрались к тому, что приложение не было зарегистрировано, и 23 июля 1993 года сыктывкарский городской суд присудил В. П. Шахова к штрафу в 15 тысяч 480 рублей с конфискацией тиража «Детской садистской поэзии» (который тем не менее был вывезен из Сыктывкара и распродан в Москве) [156] .
156
История с сыктывкарским сборником «Детская садистская поэзия» (Сыктывкар, 1992) известна мне по информации и документам, полученным от составителя сборника Бориса Суранова, за что приношу ему искреннюю признательность.
А между тем конфискация «Детской садистской поэзии» мало что изменила бы в судьбе фольклорного жанра. Вслед за первой волной интереса к «садистским стишкам» последовал «бум» 1992 года; вышло учебное пособие, в котором опубликовано всего около двухсот «стишков» и напечатаны две работы об их жанровых особенностях; [157] «стишки» печатались в газетах [158] , где можно было встретить даже посвященную им статью; [159] наконец, огромным тиражом издана первая «антология черного юмора», почти целиком заполненная «садистскими стишками» (которых там более двухсот) — сборник «Маленький мальчик нашел пулемет...» [160] Однако и появление этого сборника — еще не самое главное событие для «садистских стишков» в 1992 году. Им стал объявленный газетой «Скандалы» конкурс «народного творчества», участники которого соревновались в сочинении «страшилок» (как здесь именовали «садистские стишки»). Фольклорный жанр, цитатами из которого уже орудовали бойкие газетчики [161] , делается жанром современной массовой культуры [162] .
157
См.: «Школьный быт и фольклор». Ч. 1. Учебный материал по русскому фольклору (Таллинн, 1992), в котором напечатаны: подборка «садистских стишков» (с. 138 — 150) и статьи М. Ю. Новицкой «Формы иронической поэзии в современной детской фольклорной традиции» (с. 100 — 123) и К. К. Немировича-Данченко «Наблюдения над структурой „садистских стишков”» (с. 124 — 137).
158
См., например: Садистские стишки / Сост. А. Белоусов // Час пик (С.-Петербург). 1992. 18 мая. № 29. С. 5; Волин Владимир. Голые бабы. (Кое-что о детском «черном фольклоре») // Московский комсомолец. 1992. 15 октября. № 202. С. 4.
159
См.: Мороченко Дмитрий. «Уши гвоздями прибили к затылку». Ненаучный обзор окололитературного явления // СМ — сегодня (Рига). 1992. 7 июля. № 111. С. 4; 8 июля. No 112. С. 4; 15 июля. № 116. С. 4; 17 июля. № 117. С. 4.
160
См.: «Мальчик в овраге нашел пулемет...»: «„Страшилки” — антология черного юмора» / Собр. и сост. А. Р. Ярось и А. И. Наумов. Минск, 1992. Тираж — 100 тысяч экземпляров. В следующем году сборник был переиздан уже тиражом в 200 тысяч экземпляров.
161
См., например, заметку в «Комсомольской правде» за 8 августа 1990 года, озаглавленную «Мальчик на свалке нашел пулемет...».
162
Известность «стишков» позволяет использовать их в качестве фабулы пародийного цикла. См.: Лесин Евгений. Пародии из цикла «Дверью прижало башку мужику» // Вопросы литературы. 1997. Май — июнь. С. 359 — 369 (используется вариант «стишка» № 77).