Русский школьный фольклор. От «вызываний Пиковой дамы» до семейных рассказов

В настоящем издании перепечатываются две статьи Г. С. Виноградова: «Детская сатирическая лирика» [226] и «Детские тайные языки» [227] , опубликованные в 1929-е годы в Сибири и с тех пор практически не переиздававшиеся [228] . Отметим, что лишь в последнее время стали появляться работы, продолжающие научную разработку как жанра дразнилки, так и форм детских тайных языков [229] .

226

Детская сатирическая лирика // Сибирская живая старина. 1925. Вып. III — IV. С. 65 — 106. Отд. издание: Детская сатирическая лирика. Иркутск, 1925.

227

Детские тайные языки // Сибирская живая старина. 1926. Вып. II (VI). С. 89 — 112. Отд. издание: Детские тайные языки. Иркутск, 1926.

228

В 1995 году работа Г. С. Виноградова «Детские тайные языки» почти в десятикратном сокращении была опубликована в журнале «Народное творчество» (№ 5. С. 13 — 15).

229

Имеются в виду работы: Осорина М. В. О некоторых традиционных формах коммуникативного поведения детей // Этнические стереотипы поведения. Л., 1985. С. 45 — 64; Головин В. В. Детское обычное право // Studies in Slavic Folklore and Folk Culture. Oakland, 1997. P. 7 — 36; Бондалетов В. Д. Социальная лингвистика. М., 1987. С. 72 — 73.

А. Ф. Некрылова и В. В. Головин

Г. С. Виноградов

Детская сатирическая лирика

I. Заметки и наблюдения

Детский фольклор не пользуется особым вниманием собирателей и исследователей. В этой области мы имеем только случайные записи да несколько больших этнографических сборников, где среди прочего материала нашли приют и разнообразные детские песенки, присловья, прибаутки и проч. Таковы собрания Чубинского, Шейна, Соколовых; из сибирских собирателей можно назвать Арефьева, Станиловского, Молотилова.

Поскольку можно судить, опираясь на эти немногие материалы, детский фольклор не является чем-то односоставным или однородным. Термином детский фольклор можно обозначить всю совокупность словесных произведений, известных детям и не входящих в репертуар взрослых [230] .

К детскому фольклору мы относим жеребьевки и считалки, некоторые скороговорки и прибаутки, многие песенки, рацейки {1} и тексты рождественского славления, потешки, песенки заговорного характера и т. д.

230

Интерес к произведениям детского словесного творчества утрачивается довольно рано: участие в детских забавах и, в частности, в исполнении детских песенок двенадцати-, тринадцатилетних ребят расценивается в деревне как явление не совсем привычное. Не говоря уже о том, что взрослые забывают тексты песенок, распеваемых ими в детстве, они утрачивают вкус к детским мелодиям и не сохраняют их ни в одном из видов песенного творчества. В то время как для детей их песни, прибаутки, присказки наполнены неисчерпаемо богатым содержанием и порождают у них «ряды страстных ассоциаций», для взрослых почти все эти произведения — бессмысленный набор слов, а мелодии — едва терпимые однообразные и резкие звуки, уже не вызывающие работы воображения. Видимо, здесь и надо искать объяснение того явления, что детский фольклор в целом и его отдельные виды для этнографов и народнословесников остаются едва видимыми и редко упоминаемыми фактами.

1

Рацейка — рождественское поздравление, произносимое или выкрикиваемое нараспев колядовщиками, обходившими дома односельчан.

В этих видах словесных произведений нетрудно заподозрить не только связь с общим фольклором, но и прямое влияние творчества взрослых. Благодаря такой связи иногда стираются и не всегда улавливаются границы между общим фольклором и детским словесным творчеством. Отсюда — отсутствие договоренности во взглядах на детское словесное искусство. Так, одну из разновидностей, обычно относимую к детскому фольклору — именно песенки о разных домашних животных, насекомых и зверях, — Шейн отказывается включить в «разряд детских песен». Песни о животных «в значительной степени потеряли интерес в среде народа для людей старших поколений». Если они сохраняются, то лишь потому, что являются «самым желанным, самым удобным и подходящим средством занимать и забавлять приятным образом своих и чужих малюток... Если эти малютки, выросши и возросши до отроческих лет, сами с удовольствием начинают часто употреблять эти самые песенки и прибаутки, то это обстоятельство никоим образом не дает еще нам права выдавать их за такой памятник народного творчества, по которому будто можно изучать язык, быт и психическую жизнь крестьянских детей» [231] .

231

Шейн П. В. Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т. п. СПб., 1898. Т. 1. Вып. 1. С. VIII.

Считая это замечание не лишенным оснований, невозможно все же принять его целиком. Не говоря уж о том, что дети перенимают от взрослых только доступное им, близкое, отвечающее их настроению, нельзя не иметь в виду, что названный вид фольклора, идущий в детскую среду от взрослых, в отношении темы, образов, языка, мелодии очень близок детскому миру. Поэтому мы имеем право говорить о нем именно как о детском фольклоре.

Эти замечания относятся и к так называемым потешкам, т. е. словесным произведениям, определяемым Шейном [232] как «песенные прибаутки и приговоры, которыми дети, вышедшие из младенческого возраста, уже начинают сами себя тешить и забавлять».

232

Там же. С. 26.

Влияние взрослых — посредственное в одних случаях и непосредственное в других — здесь несомненно. Безошибочно распознать в напеваемых или присказываемых детьми стихотворениях самобытное и усвоенное от взрослых не всегда удается; однако внимательные наблюдения во многих случаях обнаруживают в них следы творческой обработки, принадлежащей детям, или приурочение их к тем или иным потребностям, выполненное детьми.

То же надо сказать и о колыбельных песнях. Безоговорочно их нельзя относить к детскому фольклору: поскольку они хранятся главным образом детьми и поскольку дети отчасти являются и творцами в этой области, это — детский фольклор; но происхождение их, как и потешек, — не здесь, не в творчестве детей; этот вид словесных произведений создан если не целиком, то в значительной своей части взрослыми и только спустился в детскую среду и усвоен ею [233] {2} .

233

Подобный процесс совершается с некоторыми видами устнонародной словесности на наших глазах. Наблюдения, относящиеся к Тулунскому уезду Иркутской губернии, показывают, что, например, народная драма, спускаясь в детскую среду, выпадает из репертуара взрослых. «Царя Максимьяна» теперь нужно искать в числе сезонных игр, сохраняемых детьми-школьниками.

2

Г. С. Виноградов в 1914 г. в с. Тулун Иркутской губернии записал одну из разбойничьих драм, ошибочно назвав ее «Царем Максимильяном» (см.: Виноградов Г. С. Материалы для народного календаря русского старожилого населения Сибири. Иркутск, 1918. С. 46.).

Если во всех этих произведениях перед нами не во всем самобытный плод детского творчества, все-таки в них мы имеем произведения словесного творчества в детском исполнении, в детской редакции.

Вопрос о происхождении той или другой разновидности, о влияниях и проч. нас может занимать в данном случае меньше всего. Всякому известно, что лук (самострел) — не детское изобретение, но никто не возразит против отнесения его к числу детских игрушек. То же в словесном творчестве. Подобно тому, как, например, в области сказки позаимствования у разных народов и из разных источников не мешают нам нашу сказку считать русской и народной, так и влияния и позаимствования не могут мешать отнесению словесных произведений, хранимых детьми и не входящих в репертуар взрослых, к детскому фольклору.

Имеющиеся в научном обиходе материалы не являются результатом систематических сборов; это только «попутные отложения» в общефольклорной собирательской работе. Поэтому мы напрасно стали бы искать в существующих сборниках как установившуюся классификацию детского фольклора, так и относящуюся сюда определенную терминологию. А между тем, в целях упорядочения накопленных материалов и некоторого урегулирования дальнейшей работы в этой области, было бы полезно стать в строго определенные отношения к введенному до сих пор и продолжающему входить в научное обращение материалу: сделать попытку выделить основные группы и дать им соответствующие обозначения:

* * *

В общем составе детского фольклора наибольшее количество произведений, обращающих на себя внимание, относится к виду словесного творчества, называемому Шейном «передразниваниями» [234] и «прибаутками, которыми шаловливые ребятишки потешаются и друг над дружкою, и над взрослыми, издеваясь то над их именами от крещения, над их сословными, даже телесными недостатками, то над их принадлежностью к иной, не русской национальности и т. п., часто без всякого даже повода, ради одной только словесной забавы» [235] .

234

Шейн П. В. Указ. соч. С. XIV.

235

Там же. С. 29. Шейн приводит 63 текста такого рода произведений, записанных в разных губерниях России: с. 29 — 37.

На этот вид словесных произведений обратили внимание и другие собиратели, например Чубинский [236] ; заметили его и сибирские фольклористы. Четверть века назад Потанин указывал на необходимость записывания «насмешливых присказок к собственным именам» [237] . Арефьев, Станиловский дали небольшой материал из этой области.

Более других записал Молотилов [238] , который называет эти произведения складнями [239] .

236

Труды статистическо-этнографической экспедиции в Западно-Русский край. СПб., 1877. Т. 4. С. 36.

237

Программа для собирания сведения о деревенском быте // Отчет Вост.-Сиб. Отд. РГО за 1901 г. С. 14.

238

Молотилов А. Говор русского старожилого населения северной Барабы // Труды Томского Общ-ва изучения Сибири. 1913. Т. 2. Вып. 1. С. 89 - 92.

239

Там же. С. 87.

Эти случайно брошенные обозначения не могут быть приняты в качестве терминов-названий. Они не дают общего, родового или видового, названия, не определяют строго и входящих сюда элементов. «Складень» Молотилова может обозначать и обозначает не только то, что у Шейна названо «словесной забавой»; этим словом с тем же правом можно назвать и четкую рифмованную поговорку, и стихотворное («складное») самое доброе пожелание, и мн. др. «Передразнивания» могут быть и в иной словесной форме, не той, которую мы сейчас имеем в виду, а «прибаутки» бывают, как известно, не только издевочного и насмешливого характера. Самое слово указывает на декоративное, во всяком случае, не самостоятельное, значение прибаутки. А между тем в разбираемых стихотворениях мы имеем дело с словесными произведениями, живущими самостоятельной жизнью, несущими самостоятельную функцию. Разбираемые стихотворения содержат элемент язвительности, издевчивости; прибаутка говорится только «для красного словца». Поэтому использование этого термина в данном случае не является обоснованным. «Насмешливые присказки к собственным именам» исчерпывают только часть, и притом не самую значительную, словесных произведений, которые нас интересуют.