Русский школьный фольклор. От «вызываний Пиковой дамы» до семейных рассказов
Шрифт:
Интересно, что пародии на Маяковского имеют в сознании носителей школьного фольклора двоякий статус: они могут восприниматься и как стихи «под Маяковского», и с равным успехом приписываться перу самого поэта. Эта ситуация аналогична той, какая сложилась в XIX веке с пародиями на В. К. Тредьяковского: им было со временем «присвоено» авторство выдающегося поэта-классициста. «Можно сказать, что в „читательском”, вернее „литературном”, сознании <...>, писал по этому поводу Ю. Н. Тынянов, подлинный или когда-либо существовавший Тредьяковский совершенно подменен ходячими пародиями» [126] . Эти слова можно в полной мере отнести и к Маяковскому, как он обычно воспринимается большинством школьников (чему, вероятно, способствовал в большой мере его собственный литературный имидж): поэт-грубиян, поэт-скабрезник, поэт-циник, для которого не существует иных ценностей, кроме «польза стране»:
126
Тынянов Ю. Предисловие // Мнимая поэзия: Материалы по истории
Другую группу школьных фольклорных стихотворений, которые могут быть сближены с литературной пародией, составляют тексты, имеющие определенную жанрово-стилистическую пародийную ориентацию, но не направленные на пародирование индивидуального стиля поэта. Они, как и пародии на Маяковского, достаточно однотипны и направлены на комическое снижение сентиментально-лирической поэзии. Мощный пародийный эффект достигается путем сочетания в них утрированной эмоциональности поэтических штампов и скабрезного содержания:
Опять весна! Опять грачи! Садись на пень и хуй дрочи!Помимо стихотворений, в которых комическому снижению подвергается поэтический стиль, в репертуаре школьников есть тексты, воспроизводящие в искаженно- сниженном варианте конкретные произведения, и именно такого рода «переделки» стихов и песен составляют основную часть подростковой пародийной поэзии.
Однако сама пародийность их иного характера: этот пласт школьного творчества типологически, а отчасти и генетически соотносим не столько с литературной пародией нового времени, сколько с более древней пародийной традицией, известной еще в античности и достигшей своего апогея в средневековье, — так называемой «профанной поэзией». На первый план выходит не шаржирование жанрово-стилистических особенностей оригинала, а снижение «высокого образца». Как писал М. М. Бахтин, «средневековая пародия ведет совершенно необузданную веселую игру со всем наиболее священным и важным с точки зрения официальной идеологии» [127] . И подобно тому, как излюбленными объектами древнегреческой смеховой поэзии были гимны и героические эпопеи, а средневековой (в том числе и русской) — наиболее важные молитвы («Отче наш», «Символ веры» и т. п.), литургические тексты, проповеди и даже Евангелие, жертвами школьной переделки становятся стихотворения русских и советских поэтов-классиков, а также некоторые советские военные, официозно-патриотические и детские песни. В восприятии современных подростков эти переделки также обретают статус «parodia sacra»: канонизированное культурной традицией, официальным признанием или школьной программой произведение подвергается комической дискредитации за счет искажения текста, его подмены своего рода «антитекстом».
127
Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1965. С. 95.
Как правило, в таких переделках первый, а иногда и второй стих сохраняется полностью или искажается в конце:
Однажды в студеную зимнюю пору Я из лесу вышел поссатъ на мороз... и т. д.Тенденция к минимальному изменению текста оригинала, сохранению его метрико-синтаксической структуры объясняется стремлением «взорвать изнутри» серьезное произведение, сохранив в возможной целости его формальную оболочку. Именно это ведет к достижению нужного такой пародии результата — к созданию профанирующего аналога «священного и важного» текста, а не нового, «карикатурного» произведения, как это обычно делает литературная пародия. «Пародируемый текст искажается. Это как бы „фальшивое” воспроизведение пародируемого памятника — воспроизведение с ошибками, подобное фальшивому пению» [128] , — пишет Д. С. Лихачев о древнерусских пародиях.
128
Лихачев Д. С. Смех как мировоззрение Ц Лихачев Д. С., Панченко А. М., Понырко Н. В. Смех в Древней Руси. Л., 1984. С. 12.
И нас не должно удивлять существование наряду с действительно остроумными (такими, как «У лукоморья дуб срубили...», «Над нами сгущаются темные тучи...», «Я достаю из широких штанин...») известного количества переделок-«дебилок», впечатляющих незамысловатостью своего юмора и произвольностью внесенных в оригинал изменений:
Лес дремучий сметаной покрыт, На посту черт с дубиной стоит. Ночь темна, и кругом тишина — Спит советская бага-яга.Для пародий этого толка достаточно и такой переработки текста, очевидно, производимой по принципу «заменить что попало чем попало», так как от переделки требуется не изощренное издевательство над пародируемым произведением, а лишь создание его уродливого двойника, «псевдоблизнеца».
Впрочем, считать абсолютно случайным характер «корректив» оригинала даже в этой немудреной
и нескладной переделке было бы неправильным. Соотносясь формально с «настоящим» текстом, такая пародия (заметим, что и Бахтин и Лихачев принципиально отказывают данному явлению в этом имени, хотя и не находят последнему никакой замены) содержательно должна противостоять ему, создавая «мир со «спутанной знаковой системой», приводящей к появлению чепухи, небылицы, небывальщины» [129] . И в этом смысле замена снега сметаной, а пограничника, охраняющего советскую страну, — чертом с дубиной, стерегущим бабу-ягу (тем более тоже «советскую») представляется по-своему вполне «логичной».129
Лихачев Д. С. Смех как мировоззрение. С. 47.
Именно этими причинами объясняется относительная тематическая однородность большинства пародийных школьных переделок. Излюбленными приемами переработки текста пародируемого источника являются использование обсценизмов, актуализация сексуальной, скатологической и вакхической тем. В этом случае содержание пародии наиболее резко и дерзко контрастирует с высоким статусом или инфантильным звучанием оригинала.
Однажды в студеную зимнюю пору Лошадка прилипла пиздою к забору. Я, ты, он, она Вместе выебем слона. С голубого ручейка Начинается река, Ну а дружба начинается с бутылки.Так современная школьная parodia sacra проявляет верность традициям своей древней предшественницы: вспомним хотя бы наиболее невинные — «Литургию пьяниц» и «Евангелие пьяниц», русскую «Службу кабаку».
Для наиболее выразительной дискредитации того космического, созидательного — вообще позитивного, что несут в себе «официальные» стихотворения и песни, многие их пародийные переделки основываются на идее деструктивности. Все, что в первых живет, движется, растет и процветает, в последних гибнет, разрушается, уходит безвозвратно:
От улыбки лопнул бегемот, Обезьяна подавила все бананы, Темный лес спалили дикари... Голубой вагон разбился вдребезги, Шапокляк повисла на суку, Дядя Гена улетел в Америку, Чебурашка плавает в пруду. У лукоморья дуб срубили, Кота на мясо зарубили, Русалку в бочке засолили, А леших на огне сожгли.Таким образом содержание этих произведений как бы рифмуется с основной их функцией, которая, по словам Д. С. Лихачева, состоит в «разрушении знаковой системы упорядоченного знаками мира» [130] .
Разумеется, следование пародийного текста «по пятам» за пародируемым не является обязательным, и переделки иногда отдаляются от источника не только текстуально, но и сюжетно. Это происходит, например, в баснях, характеризующихся к тому же такими «опознавательными знаками» жанра, как наличие специфического сюжета и сформулированной «морали» (см., например, «Заяц во хмелю»).
130
Лихачев Д. С. Смех как мировоззрение. С. 13.
В трех переделках (произведений Крылова, Некрасова и Есенина) в финале фигурируют имена авторов пародируемых стихотворений, что только в последнем случае соответствует оригиналу. Этот прием усиливает пародийное звучание переделки, внося в нее оттенок эпиграмматичности: [131]
«Ну, мертвая!» — крикнул малюточка басом, Нажал на курок, и Некрасов упал.В школьном репертуаре есть и произведения бурлескного характера. Это обеденные тексты, бытующие в подростковой среде как поэмы или как песни, в основу которых положены известные сюжеты: путешествие Робинзона Крузо, подвиг Ивана Сусанина, посещение купцом Садко подводного царства. Задача травестийного снижения по принципу «высокое в низком» целиком определяет стилистику и поэтику этих школьных «Aeneadae travestitae», что явственно ощущается уже с самого начала — в намеренно «перелицованных» образах героев и соответствующей тональности экспозиции:
131
Об этом см.: Бегак Б. Пародия и ее приемы // Бегак Б., Кравцов Н., Морозов А. Русская литературная пародия. М.; Л., 1930. С. 51 — 65.