Русский Союз

— Уже тринадцать отказников накопилось в анклаве. Не в тюрьму же их сажать. Надо шанс дать.

А куда их? А на выселки.

Не хотят люди работать по тем или иным причинам.

И налоги соответственно не платят — зачем им это? Природа планеты такова, что тут и собирательством с охотой прожить можно, причем даже без ружья, на одних силках да примитивных капканах. Ссылаются на «сложные жизненные обстоятельства», не позволяющие им… бла-бла-бла… Постепенно такие «мудрецы» становятся противниками всего, особенно власти — это самая крепкая база, красивая, начинают внутренне и внешне протестовать: а так не работать совсем уже удобно. Протестуют? Да мало ли… Против засилья и всепроникновения власти, ее же бездействия и невмешательства одновременно, против отсутствия равных прав и в то же время особых финансовых и трибунных льгот для себя лично — против всего, что их окружает. Ни в России, ни в Берлине, ни в Заостровской таких держать не получается. В морду, конечно, накатят, особенно за Волгой, но и пряник протянут: любят у нас сирых да оскорбленных.

Отказникам по-настоящему повезло — в Берне бы таких сразу упекли за колючку, на трудовую перековку с вьетнамской мотыгой, а в Маниле продали бы в рабство одному из многочисленных племен на Ганге.

В Союзе же карательный императив, постепенно все явственней вызревающий у руководства, сменился мягким «шанхайским подходом» — на пятьдесят километров ниже Заостровской отвели место под спецпоселение с названием… сначала хотели увидеть на карте района Выселки, но потом поселение назвали символично: Гайдики.

Новым жителям отводится год на перековку и осознание реалий. Все поставки за деньги. А вот наиболее упрямые и тупые точно сядут — пенитенциарная практика в анклаве есть, как и профессиональные кадры держиморд. Несомненно, это полумера. Но и Главного понять можно: не хочется Сотникову в новом мире гулаги устраивать и деспотизм проявлять, пробует отойти по-мягкому…

По мере того как «Клевер» все дальше отходил от берега, окружающие главную русскую реку дикие горы представали во всей первобытной красоте. Невысокие у воды, они набирали высоту на удалении, а две обросли ледниками и снежными шапками — серьезный массив. Там, кстати, водятся хорошо известные русским гаруды, но в этом месте «птички» пока не хулиганили. А вот чуть дальше по Сене запросто можно нарваться на атакующую стаю. Да и нападать возле Двух Лошадей сложно — узости, берега высокие, расшибешься о скалы к чертям.

Тут такой интересный момент.

Упомянутое нами в отчетах название гигантских крылатых убийц настолько понравилось слушателям, что практически мгновенно вытеснило старое — в анклаве их называли «кондорами». Понять такое было сложно: ведь у местных куда как больший опыт общения с «птичками», казачки Заостровской в рейдах регулярно их сшибают, как простых ворон, приспособились.

Феномен прояснил Костя Лунев по прозвищу Кастет — тот самый невысокий сталкер с острым языком, на мой взгляд, самый интересный в группе:

— Гаруда — это звучит хорошо. Это по-нашему, есть в слове азиатское, былинное. А то кондор, да кондор… франкмасонство сплошное. Голливуд.

«Гугля» на палубе мотобота нет, катер остался на причале Замка: в этот раз решили не катать зря. На бортовой шлюпбалке висит на талях небольшой ялик с «подвесником» в пять лошадок. А вот крутой черный мотоцикл дожидается хозяина в трюме: насколько мне известно, в районе Южного Форта есть где прокатиться.

С левой стороны продолжали громоздиться горные отроги, тянущиеся до самого устья, справа же хребет отодвинулся дальше, постепенно понижающаяся подошва с матерой тайгой спадала к морю многие километры.

Разгрузка в бухте Морского Поста много времени не заняла.

А вот с обработкой грузов аборигенам точно придется повозиться — на берегу лежали три длинные гладкоствольные пушки, выделенные поселку из числа найденных в подвалах Замка. Теперь мужикам предстоит тянуть вверх по склону стволы, лафеты и боеприпас, проводить первичный монтаж батареи в ожидании мастера-оружейника, который прибудет в пятницу.

— Эдгар, ты того… сам не боишься этих чудовищ? — спросил я, с некоторым сомнением глядя на древние орудия разрушения кораблей и береговых фортов.

— А чего мне их бояться, освоим. Наоборот, даже интересно пальнуть будет — я оружие полюбил, нужная вещь! — с энтузиазмом ответил старшина поселка. — Попробую по большой белой засадить согласованной картечью. Не люблю этих холодных тварей: крепко напугали они меня в первые дни…

Я посмотрел на фронтир-хиппана внимательно: а ведь действительно, этот авантюрист попробует — весьма пытливый ум у человека. Может, что и получится: при должной практике канониров такой блок стволов полностью закупорит глубокий срединный канал устья Волги, преградив путь любому судну, если оно не броненосец «Ретвизан».

— Милый, я уверена, что этот чувак пальнет прямо сегодня, — шепотом сообщила мне Zicke по-немецки.

— Согласен, дорогая, валить нам пора, да побыстрее: как бы на отходе от причала Промзоны под «френдли файер» [1] не попасть.

Кроме того, на дощатую пристань мы выгрузили — смотрю по ТТН: [2] запасную военную ламповую радиостанцию, вернувшуюся на родину после починки, огромный кусок старого брезента, три ружья модели «Арсенал-111», детское питание в пестрых банках, комплект подшипников для ветряка, один мягкий диван местного производства, обтянутый кожей, что доступней и дешевле ткани, двенадцать пустых алюминиевых фляг под морепродукты, бочонок из липы, полный душистого меда, три топора, из которых один лесорубный, новый флаг, много канцелярской мелочи, два мешка серой муки и огромную бутыль оливкового масла — его потребление в селении очень велико, — нитрокраску в тубах, отдельно и быстро забрали и унесли зингеровскую швейную машинку.

1

«Дружественный огонь» (англ.).

2

Товарно-транспортная накладная.

Продуктов в составе груза было немного — южная община во многом живет на самоснабжении, что не так уж и сложно: много мяса им не требуется, учитывая постоянные закосы эзотерических людей в разнообразные диеты. Сейчас вот идет «жевательная» — это когда все, что попадает в рот, нужно пережевывать целых тридцать два раза. Основная же — морская, рыба и морепродукты всегда на столе.

Перед отплытием прибежала возбужденная Лилит, вся в разноцветном, принесла гостям самый настоящий лубяной туесок, в котором лежали еще горячие крабоиды, жаренные в оливковом масле со свежим укропом, — такой вот чисто гостинчик в дорогу. В результате мы никуда не поплыли, расселись прямо на причале и тут же вкусили прекрасного. Впечатлившись южноморской кухней, Ленчик так растрогалась, что подарила Лилит бронзовую феньку на вязаном шнурке, еще из базельских запасов, за что и была расцелована с подозрительной нежностью.

На причале Промзоны нас давно ждали.

Когда «Клевер» проплывал мимо, спеша к Эдгару, мне пришлось объясняться по рации с карго-командой и техникой, загодя присланной на берег: объяснять причину задержки.

Причал тут солидный, грузоперевозки идут большие. Сюда часто ходит Чудо Реки — модифицированный милитаристически шуш-понтон фантастического образа со зловещим именем «Густав», похожий на старинный морской монитор, — он возит технику, битую и чиненую. Вот и сделали местные капитальный съезд и широкую аппарель.

Шкиперу очень понравилось здесь разгружаться: нам практически не пришлось ничего делать, дружная команда налетела скопом, все быстро вытащили на терминал-площадку под тентом, откуда груз будет машинами доставляться на склад. В основном мы привезли топливо — шестнадцать бочек выкатили из трюма. Иногда этим запашистым делом занимается обычный автомобильный топливозаправщик, доставляемый сюда на пароме.

Разгружались час. Все, больше грузов для ремонтников нет, осталась лишь партия, предназначенная для Южного Форта. Хотя пока что этот новый объект административно подчиняется Промзоне. Самое интересное в грузе — еще три пушки, их будут ставить в крепости. С этой артиллерией натерпелись все: два совещания коту под хвост, спецы никак не могли решить и договориться о судьбе орудий. Финал, как это часто бывает, поставил Сотников, поделивший стволы так: