Русский сыщик И. Д. Путилин т. 1
Шрифт:
А оглядевшись еще немного, я нашел на дне канавки топор, на обухе которого вместе с кровью приклеился пук волос, и — опять подле камня — дешевую корешковую трубку.
И после этих находок и осмотра мне ясно представилась картина убийства. Чухонец мирно сидел на камне и, может быть, курил трубку, когда к нему подкрался убийца и нанес ему смертельные удары... своим или его топором?
Вероятно, его, решил я, потому что иначе убийца бы унес топор с собою, дорожа все-таки вещью и побоясь улики.
II
После этого я отправился
На дорогу выходил сад, окруженный невысоким забором; вдоль него тянулась дорожка к крыльцу дачи, которая была выстроена в глубине сада, выходя только одним боком на двор.
Я вошел в дачу и вызвал хозяев.
Хозяевами оказались толстый немец и молодая тоненькая немка.
— А, это вы! — заговорил тотчас немец, вынимая изо рта сигару. — Ошень рад! Находите наш вещи!..
— О да! — пропела и тоненькая немка. — Найдите наши вещи!
— Приложу все усилия, — отвечал я. — Будьте добры показать мне теперь, откуда была произведена кража.
— Просим, пожалста! — сказал немец. — Тут, сюда!
Я прошел следом за ними в большую комнату с верандой, выходившей в сад.
— Вот, — объяснил немец, — здесь лежал мой пальто, и ее пальто, и ее зонтик, короший с кружевом зонтик, а тут, — он открыл дверь в маленькую комнату, ведшую в спальную, и показал на диван, — лежал мой теплый пальто и были ее сапожки и мои... понимаете! — Он подмигнул мне и показал на брюки, а его немка стыдливо потупилась.
— И все украл! Сто рублей! Больше! Ее пальто стоил мне 60 рублей, и она носиль его только три года.
— Вы не можете ни на кого указать?
— Нет! У нас честный служанка, честный дворник! Вор входил в окошко. Сюда.
Он снова вернулся в большую комнату и указал на окошко.
Я выглянул из окна. Оно было аршина на два от земли, но доступ к нему облегчался настилкою веранды, которая подходила под самое окошко.
Я перекинул ноги, очутился на веранде и спустился в сад, тщательно осматривая его, причем со мною оказались и хозяева, и дворник, и старая немка-служанка. И поиски мои сразу увенчались успехом.
У самого забора, под кустами, я нашел брошенную серую солдатскую шинель.
Я жадно схватил ее и тотчас стал обыскивать. За обшлагом рукава почти сразу я нашел бумагу.
Это оказался паспорт на имя финляндского уроженца Израеля Кейтонена. Больше я ничего не нашел, но этого для меня оказалось вполне достаточным. Я попросил подробно описать мне украденные вещи, потом распрощался с немцами, сказал, что тотчас извещу их, едва найду вещи, и отправился назад, к убитому, которого уже перевезли по моему указанию в Красное Село.
Приехав туда, я, никому ничего не объясняя, зашел по очереди во все кабаки и постоялые дворы, спрашивая, не видал ли кто Кейтонена.
— Третьего дня он у меня работал, — сказал мне наконец один из зажиточных крестьян, — дрова колол. А тебе на что?
— А вот сейчас узнаешь, — ответил я ему и повел его к трупу.
Крестьянин тотчас признал в убитом Кейтонена, работавшего у него. Я лично и не сомневался
в этом.Первый шаг был сделан: личность убитого выяснена.
Я поехал домой.
Солдатская шинель и в рукаве ее паспорт убитого. Несомненно, хозяин этой шинели овладел паспортом убитого, а следовательно, он и совершил это убийство. Эта шинель очутилась в саду ограбленной дачи.
Несомненно, тот же человек совершил и кражу. Кем же он может быть? Ясно как день, что солдат, и солдат беглый, которому форменная шинель только обуза.
III
И вот, исходя из этих соображений, я тотчас начал свои поиски со справок во всех войсковых частях, находящихся в этом районе, и в тюрьмах, и на другой же день получил сообщение, что в ночь на 12-е число из этапной тюрьмы бежал арестант, рядовой Вологодского пехотного полка Григорий Иванов.
Я немедленно отправился в Красносельскую тюрьму и взял сведения об этом Иванове.
Для меня уже не было сомнения, что это он и убийца и вор.
Оказалось, что он раньше этой тюрьмы содержался в Петербургском тюремном замке под именем временно отпускного рядового Несвижского полка Силы Федотова и был задержан как вор и дезертир.
В тот же день я был уже в тюремном замке, где меня отлично знали все служащие и многие из арестантов.
— С чем пришли? О ком справляться? — радушно спросил меня смотритель.
Я объяснил.
— А, этот гусь! Весьма возможно, что он. Разбойник чистый. Поймали его за кражу, он сказался Силой Федотовым; мы его уже хотели в Варшаву гнать, да один арестант признал за Иванова. Решили гнать в Вологду, а он, оказывается, из тюрьмы бежал, формальный арестант.
В наш разговор вмешался один из помощников смотрителя.
— Ен, ваше благородие, кажись, вчера сюда приходил. Показалось мне так.
Смотритель даже руками развел.
— Врешь ты. Не может быть такого наглеца.
— Я и сам так подумал, а то бы схватил. И был в статском весь.
— А с кем виделся? — спросил я.
— С Федькой Коноваловым. Ему через пять дней выпуск.
Я кивнул головой.
— Отлично. А не можешь ли ты, братец, припомнить, как он был одет?
— В статском, — отвечал помощник, — спинжак это коричневый и брюки словно голубые и в белых полосках.
— Он! — невольно воскликнул я, вспомнив описание брюк, украденных у немца с дачи; потом обратился к смотрителю: — Будьте добры теперь показать мне этого Коновалова, но так, чтобы он этого не видел.
— Ничего не может быть легче, — ответил смотритель и обратился к помощнику: — Петрусенко, приведи сюда Коновалова!
— Слушаю-с! — ответил помощник и вышел.
— А вы, Иван Дмитриевич, — обратился ко мне смотритель, — идите сюда и смотрите в окошечко.
Он открыл дверь с маленьким окошком и ввел меня в маленькую комнатку.
Находясь в ней, я через окошко свободно видел весь кабинет смотрителя.
— Отлично! — сказал я.
Смотритель закрыл дверь; я расположился у окошка, а через минуту вошел Петрусенко с арестантом.