Русский успех. Очерки о россиянах, добившихся успеха в США

– Это были лучшие полчаса в моей жизни. (В нормальном темпе пьеса длится не более двух минут.)

Хейфец был очень живой и общительный человек, не умевший обходиться без шуток даже в самых обыденных делах. Например, когда концерты в Калифорнии проходили без программок, в его обязанности входило не только исполнять, но и объявлять исполняемые пьесы. Вот как это звучало: Венявский, концерт для скрипки с оркестром в трех частях, часть вторая почему-то следует за первой, и завершается концерт, как это ни странно, третьей частью.

Рядом с Хейфецом жил его друг, главный комедиант планеты Чарльз Чаплин. Не думаю, чтобы эта шутка привела его в восторг. Скорее всего, Хейфец таким образом пародировал некоторых музыковедов с их претенциозной, околонаучной болтовней.

Не следует думать, что игра Хейфеца порождала у всех слушателей только положительные эмоции. Некоторых раздражало само совершенство его игры, ее гладкая безупречность (в этом Хейфец повторял Рахманинова). Вот что писал о его концерте уважаемый музыкальный критик В. Томпсон: «Концерт Хейфеца напомнил мне огромную сумму денег. Если цель музыки выразить непередаваемую роскошь, то эта цель была достигнута. Его знаменитый шелковый звук, его не менее знаменитые удвоенные паузы, этот невыразимо-мастерский музыкальный мармелад нисходил к музыкальному слуху подобно мягчайшему восточному дивану с бесчисленными подушечками… Это как сладкое мяуканий Сарры Бернар. О его Моцарте чем меньше скажешь, тем лучше для него же. Каждая нота у Хейфеца замирает, как будто Моцарт писал музыку только для того, чтобы очаровывать… Если это Моцарт, то я готов съесть свою шляпу». Вот так… Правда, сравнение с Сарой Бернар наводит на мысль об обыкновенном антисемитизме – он и в США не редкость. Нельзя сказать, чтобы такие скандальные рецензии оставляли Хейфеца равнодушным, но потерявшим самообладание его никто не помнит.

Наряду с классическим скрипичным репертуаром, Хейфец включал в концерты много популярных мелодий. В кругу друзей не брезговал аккордеоном. И даже сочинил популярную в свое время песенку «Когда ты занимаешься со мной любовью» – сначала под псевдонимом, но потом не выдержал и раскрыл авторство, к ужасу многих обожающих его филармонических старушек.

23 октября 1972 года Хейфец сыграл в Музыкальном центре в Лос-Анджелесе свой последний концерт. Но и тот показал, что артист умеет давать сдачи судьбе: концерт включал сонату Рихарда Штрауса, за которую его пытался наказать израильский экстремист. В 1975 г. из-за операции на левом плече он был Вынужден навсегда положить скрипку. О его жизни после этого вплоть до смерти в 1987 г. известно очень мало. Видимо жить с тремя своими любимыми скрипками и не играть на них было ему не очень интересно.

Два пришествия Владимира Горовица

...

Фортепиано – это самый легкий инструмент, если на нем начинаешь учиться играть, и самый трудный, если на нем хочешь добиться совершенства.

Владимир Горовиц

Величайший пианист столетия, а такой титул Горовицу присвоили бы многие, родился в Бердичеве в 1903 г. (а не в 1904, как указывается во многих источниках). Но детство его прошло в богатом музыкальными традициями Киеве, в состоятельной музыкальной семье. Его дядя окончил Московскую консерваторию у своего друга Александра Скрябина с серебряной медалью. Ребенок не был вундеркиндом; подобно тысячам других мальчиков, ненавидел Баха, зато обожал оперную музыку и часто играл ее. Его учителем стал Феликс Блуменфельд, ученик Антона Рубинштейна. Но ученичество Горовица было не долгим: с начала 20-х он начал исполнительскую карьеру, и с племянником Блуменфельда Еенрихом Нейгаузом он уже общался на равных, хотя кое-кто и отмечал, что «Володя играет чересчур громко».

Играть приходилось часто в неприспособленных помещениях перед публикой, лузгающей семечки и громко разговаривающей, революция привела в концертные залы нового слушателя. Горовиц любил успех, красивую одежду, любил деньги, приносимые им. Послушал Володя зарубежных знаменитостей – Артура Шнабеля, Эгона Петри, Артура Рубинштейна – и решил, что, как они, он тоже может. Поэтому с первых же гастролей за рубежом в 1925 г. он решил не возвращаться, гастроли в Берлине начались при полупустых залах, тем более что Горовиц играл не очень популярный там 1-й концерт Чайковского, зато берлинская публика очень скоро «распробовала» Горовица. Критики отметили очень высокую октавную технику молодого пианиста. Но в Германии тогда собрал ось просто очень много хороших пианистов, и чтобы выделиться среди них, нужно было их превосходить.

Однажды его в гостинице поймал импресарио Гамбургского филармонического оркестра и сказал, что у него срывается 1-й концерт Чайковского из-за того, что заболел пианист.

– Когда нужно играть?

– Через 45 минут.

Хотя Горовиц уже месяц, как не заглядывал в концерт, он согласился. Смотреть ноты было поздно, времени оставалось только, чтобы побриться. Дирижер Юджин Пабст пытался сначала поговорить о темпах, но потом махнул рукой:

– Следите за моей палочкой.

Имени солиста он до концерта так и не узнал. Но когда Горовиц вступил мощными аккордами, Пабсту ничего не оставалось, как сделать шаг в сторону и следить за руками незнакомого пианиста, чтобы выдержать темп. Когда Горовиц кончил и обрушился шквал аплодисментов, который газеты назвали «неслыханным со времен гастролей Карузо», Пабст так сжал плечо Горовица, что оно болело несколько дней. Гастроли музыкального трио – пианист Горовиц, скрипач Мильштейн и виолончелист Пятигорский стали одной из самых больших сенсаций Европы 20-х годов. Концерт в Парижской опере, где Горовиц исполнил свою недавнюю фантазию на темы оперы «Кармен», завершился тем, что устроителям пришлось вызывать полицию: темпераментные французы, не столь искушенные в музыкальных тонкостях, как немцы, никак не могли утихомириться.

Следующими были гастроли в Соединенных Штатах, где критики назвали Горовица, кстати не знавшего еще ни слова по-английски, «степным смерчем» и «сверхчеловеческим сочетанием Розенталя, Падеревского, Бузони, Рахманинова и Гофмана». В США Горовиц увидел, наконец, своего кумира Сергея Рахманинова. В подвале фирмы Стейнвей он сыграл Рахманинову его 3-й концерт, причем сам Рахманинов на другом рояле играл оркестровую партию. 1-й концерт Чайковского должен был стать двойным дебютом, поскольку это было первое выступление в США и для своенравного дирижера сэра Томаса Бичема. Он был немыслимо богат, и ходили слухи, «купил себе карьеру» за деньги. С самого начала англичанин стал замедлять темпы. Горовицу пришлось наращивать темп и силу звука, «чтобы не пришлось ехать обратно в Россию». В финале, как написал один критик, «клавиатура дымилась». Публика поаплодировала весь антракт. Критик «Нью-Йорк Таймс» на следующий день писал о необузданности толпы дикарей, подогреваемой боевым барабаном или молодым русским, барабанящим по клавиатуре рояля. Но Горовиц был в восторге от происшедшего, он чувствовал себя победителем надменного англичанина. Бичем был хороший дирижер, но при оркестровом аккомпанировании не умел подчиняться солистам.

В последующие пять лет Горовиц давал с неизменным успехом чуть ли не по концерту в день за неслыханную сумму в 1500 долларов, и даже мировой кризис не помешал его успешной карьере. Многие безработные отдавали за подорожавшие билеты на его концерты последние деньги. Он играл со всеми ведущими дирижерами мира, кроме советских и «короля дирижеров» Артуро Тосканини. Наконец, в 1933 году поступило приглашение сыграть 5-й концерт Бетховена с Нью-Йоркским филармоническим оркестром от самого маэстро Тосканини. Тосканини страшились все солисты, включая Шаляпина и Джильи. Да что солисты, если он в присутствии Муссолини отказался играть в Ла Скала фашистский гимн и не участвовал в Байрейтском фестивале, потому что на него не пригласили еврейских музыкантов! За 10 дней до встречи с Тосканини Горовиц выступил с бетховенским концертом в Чикаго, и отзывы критиков были ужасны.

Тосканини только бросил на русского пианиста свой короткий близорукий взгляд и сказал: «Прекрасно! Встретимся на репетиции». Концерт прошел с большим успехом. «Нью-Йорк Таймс» писала, что русский пианист покорил Бетховена и Тосканини. А через два года в перечень покоренных попала и младшая дочь дирижера Ванда – она стала женой пианиста. Брак длился 56 лет. Она изучала пение и фортепьяно, но была посредственностью, и принципиальный папа не скрыл это от нее.

И тут вскрылись неожиданные облака на ясном небе. Во-первых, гениальный дирижер и борец с политической тиранией оказался подлинным семейным тираном, одновременно волочась за каждой юбкой. Во-вторых, Горовиц, хотя И не уступал Тосканини как музыкант, проигрывал ему как личность. Да и в языках он был не силен: даже через пятьдесят лет его английский был ужасен, на итальянском он вообще не говорил. Итогом брака была родившаяся через 10 месяцев дочь Соня и трехлетняя депрессия. Супруги с комфортом провели ее в Швейцарии, где Горовиц общался почти с одним С.Рахманиновым, разумеется, по-русски (Тосканини Рахманинова не ценил абсолютно и никогда не исполнял.) Соня в семейной иерархии занимала несравненно более низкое место, чем отец, Ее жизнь была несчастлива и окончилась в 1957 г, самоубийством.

Манера игры Горовица требовала постоянной интенсивной самоотдачи, и оттого играл он неровно. Биограф Дюбэл приводит гомосексуальное объяснение психической болезни артиста, но у него отсутствуют какие-либо свидетельства, только домыслы. С 1940 по 1953 г. Горовиц, оправившись от депрессии, выступал с концертами, правда, реже, чем раньше, и сделал один и совместно с тестем, ряд замечательных записей. Благосостояние семьи было столь надежно, что он позволял себе делать «некоммерческие» записи (например, «всего» Скрябина).

В 1953 г. Горовиц снова замолк, теперь уже на 12 лет. И только в 62 года вернулся на концертную эстраду, чтобы предстать перед новым поколением слушателей. Да вернулся столь полноправно, что рискнул в 83 года поехать на гастроли в Россию.

Гастроли прошли триумфально – это было в 1986 г., после десятилетнего культурного эмбарго, наложенного Картером, когда гастролеры из-за рубежа были в Москве крайне редки.

После гастролей Горовиц был приглашен в Белый Дом и играл там. Выступивший вслед за тем Рональд Рейган похвалил его игру и связал ее с традицией его учителей, Рубинштейна и Блуменфельда. Дальше случилось неожиданное: Нэнси Рейгэн оступилась и с шумом упала в вазу с цветами, испугав Горовица. Вездесущее Си-Эн-Эн разнесло все это по телевизорам американцев. А находчивый Рейган пошутил: «Я же просил тебя сделать это только, если после моей речи не будет аплодисментов!». На состоявшемся за концертом приеме Дюбэл столкнулся с Рейганом и, чтобы что-то сказать, удивился тому, что он услышал в Белом Доме имена Рубинштейна и Блуменфельда. На это Рейган, уже израсходовавший на Нанси заряд находчивости, смог только побледнеть и промолчать – он уже забыл эти имена в написанной для него речи. Эти события вызвали у Горовица следующие печальные размышления: