Русский вор
Шрифт:
Варнаховский имел основания подозревать, что в действительности главным объектом наблюдения являлся он сам и что Феодосия докладывает Рачковскому о всяком его перемещении.
— Что случилось? — спросил Леонид, когда Феодосия прошла в комнату.
— Мне кажется, что Томас уже не вернется.
— Что за новость?.. Почему?
— Накануне вечером он долго готовился к предстоящему дню: пересчитывал деньги, складывал их в портфель… И вообще, вел себя так, словно мы видимся с ним в последний раз.
— И это все? — поднял брови Варнаховский.
— Мне сложно это объяснить, но женщина
Выпуклый лоб Варнаховского прорезала глубокая складка, отчего он стал выглядеть значительно старше.
— Вот оно как… Честно говоря, я тоже предчувствовал нечто подобное, но никак не думал, что это может случиться столь скоро. — Хмыкнув, добавил: — Видно, господин Враницки считает, что заработал столько денег, что вполне может не думать о них в ближайшие пятьдесят лет. Весьма ошибочное мнение… Полиция может объявиться в его доме в любой момент. — Заложив руки за спину, Леонид прошелся по комнате, подошел к окну и, откинув занавеску, посмотрел вниз. Решение давалось нелегко. — Где я живу, он не знает… зато знает, где расположился Христофоров. Сделаем вот что: сейчас вы немедленно идите к Христофорову и сообщите ему об опасности. — Глянув на большие напольные часы, продолжил: — В это время он находится в Оперном театре, у него там своя ложа. А я попробую вывезти печатный станок. Встретимся через два часа здесь же, в квартире. Надеюсь, что вы не привели сюда шпиков? — прищурился Варнаховский.
— Вы забываете, с кем имеете дело, — холодно отвечала барышня.
— Ах, да! Действительно запамятовал, — широко улыбнулся Варнаховский, — вы ведь у нас из «Народной воли»…
— Вот этот дом, — глухо произнес Томас, когда полицейская карета подкатила к большому особняку с остроконечной крышей. — В это время Трезеге всегда дома.
Вольф внимательно посмотрел на посмурневшего арестованного.
— Что ж, милейший, молитесь, чтобы это было действительно так. Не спускайте с него глаз, — предупредил он полицейских, ступая на брусчатку.
Сопровождаемый адъютантом, начальник полиции пересек небольшой сад, заросший яблонями, и, остановившись перед дверью, подождал, когда полицейские обойдут дом, блокировав все выходы. Если фальшивомонетчик действительно в доме, то ему из него никуда не деться.
— Откройте, полиция! — постучал Вольф в дверь чугунным кольцом.
Некоторое время вслушивались в тишину, потом в глубине раздался чей-то голос, приглушенный толщиной двери:
— Какая еще полиция?
— Откройте, господин Трезеге, если не хотите крупных неприятностей.
Минутная пауза растянулась в вечность. Вольфу казалось, что она никогда не закончится. Он уже хотел было отдать приказ, чтобы взломали дверь, как она неожиданно отворилась и в узком проеме, подсвеченном свечами, он увидел немолодого узколицего человека с густой черной бородой.
— Что вам угодно, господин полицейский? — спросил хозяин. —
Может, вы ошиблись дверью?Вольф привык к тому, что практически каждый человек, будь он даже самый честный из людей, испытывает при встрече с полицией некоторое замешательство и невольно начинает перебирать в памяти мнимые и явные прегрешения. Но человек, стоявший перед ним, выглядел совершенно безмятежным, если не сказать, что равнодушным. И это Вольфу не понравилось.
Отодвинув хозяина вовнутрь, Гельмут прошел в глубину комнаты, следом устремилось четверо полицейских. А уже за ними, сцепленный наручниками, в сопровождении двух агентов прошел арестованный Враницки.
— Это он? — показал Вольф на хозяина дома.
Стараясь не смотреть в глаза Христофорову, стоявшему у стены под надзором полиции, Враницки глухо отвечал:
— Он самый.
— Откуда вы его знаете?
— Вместе с этим человеком мы печатали фальшивые деньги, а потом разносили их по лавочникам.
Хмыкнув, Христофоров отвечал:
— Молодой человек, я вас впервые вижу. Вы меня явно с кем-то перепутали.
— Продолжайте, — вновь повернувшись к задержанному, сказал Вольф. — Когда в последний раз печатали деньги?
— Позавчера мы напечатали около тридцати тысяч марок. Сегодня я должен был отнести этому господину половину… — Неожиданно Томас замолчал.
— Что же вы умолкли? — нетерпеливо поторопил Вольф. — Мы вас слушаем. Вы решили этих денег ему не относить, я вас правильно понимаю?
— Именно так, господин начальник полиции, — выдавил из себя Враницки. — Я решил купить на них акции и ценные бумаги, а потом уехать, чтобы никогда больше их не видеть!
— Что вы на это скажете, господин Трезеге… или как вас там еще?
— Я должен комментировать бред всякого проходимца? — поморщился Христофоров. — Я гражданин Франции. Отпустите меня немедленно! — Он попытался вырваться из крепких рук полицейских. — Я намерен связаться с консульством Франции!
— Что-то мне подсказывает, что вы не тот человек, из-за которого Франция захочет ссориться с Германией, — сухо отвечал начальник полиции. — Вижу, что у нас с вами будет долгий разговор… Обыскать дом!
Полицейские, гулко стуча каблуками по паркету, тотчас разошлись по комнатам. Захлопали многочисленные двери, послышался звук отодвигаемой мебели.
— Господин Вольф! — наконец раздался из дальней комнаты торжествующий возглас фельдфебеля. — Кажется, мы нашли.
Не пытаясь скрыть нетерпения, Гельмут быстрым шагом прошел по длинному коридору в дальнюю комнату и увидел агента, стоявшего над открытым чемоданом. Подняв на начальника полиции растерянный взгляд, тот произнес:
— Господин Вольф… Здесь деньги, много денег.
Гельмут заглянул в чемодан и увидел, что тот до самого верха заполнен банкнотами, аккуратно сложенными в пачки. Такое количество денег Вольфу не приходилось видеть за всю свою жизнь. Он даже не мог точно сказать, сколько в чемодане было купюр: может, сто тысяч, может, двести… А то и целый миллион!
— Приведите сюда господина Трезеге, — торжествуя, распорядился начальник полиции.
Привели хозяина дома, выглядевшего невозмутимым.
— И что вы на это скажете, господин Трезеге?..