Русский
Шрифт:
— А когда она будет доступна, Шерил?
Женщина фыркнула:
— Думаю, что никогда. У вас нет допуска, дорогой мой.
Уистлеру надоело, что его гоняют туда-сюда. Блэкберн бросил ему вызов. А как, действительно, будет он оправдываться перед начальством, если выяснится, что в рассказе солдата что-то есть? Как он будет чувствовать себя в случае, если окажется виноватым в трагедии? Он часто думал о тех людях, которые решили не проверять подозрительных пассажиров, направивших потом самолеты в небоскребы. Неужели он поступил бы так же на их месте? И как они живут после этого?
Поэтому Уистлер совершил поступок, за который ему предстояло получить выговор. Он позвонил в офис Джозефа Дуглиса и попросил к телефону сенатора. К его изумлению, его сразу
— Сэр, я тот агент, которому поручили разобраться в деле сержанта Блэкберна.
— Очень рад вас слышать, агент Уистлер. Чем я могу вам помочь?
Уистлер кратко рассказал о своих затруднениях, и сенатор пообещал немедленно все уладить. Три минуты спустя запищал телефон. Это был заместитель главы министерства внутренней безопасности, человек, которого Уистлер даже никогда не видел.
— Уистлер, чего вы добиваетесь — чтобы вас уволили?
— Сэр, я предпочитаю быть уволенным за то, что пытался найти ответ, чем за то, что не стал задавать вопросов.
Прошло полчаса. Уистлер принес Блэкберну кофе:
— Я хочу, чтобы ты знал: из-за тебя я поставил под угрозу свою карьеру.
Блэкберн не ответил. Он был поглощен своей первой чашкой кофе после ареста в Ираке.
Прошло еще полчаса, и в помещении появились три незнакомых Уистлеру человека в сопровождении его непосредственного начальника Дамфри, красного от ярости, в костюме для гольфа. На лицах троих агентов застыло одинаковое угрюмое выражение. Невысокий лысый человек нес альбом с фотографиями.
— Ладно. Давайте.
— Молитесь, чтобы из этого что-нибудь вышло, Уистлер, иначе вам конец, — прошептал Дамфри.
90
Париж
— Ладно, хорошо, хорошо. Погодите минутку, господа.
Булганов оказался в таком унизительном положении, в котором ему еще никогда не приходилось бывать.
— Господа, я прошу прощения. Мы русские. Мы люди возбудимые. Когда мы ссоримся — это бывает ужасно. Слава богу, никто не был вооружен — благодаря превосходной охране аэропорта. Если хотите, я сам позвоню министру внутренних дел и принесу извинения прямо сейчас.
Намек на наличие связей в верхах оказал действие на охранников. Но офицер Жиро, начальник службы безопасности аэропорта имени Шарля де Голля, не собирался уступать какому-то русскому олигарху, сыпавшему деньгами направо и налево.
Жиро отвернулся от Булганова и внимательно присмотрелся к Диме. Этот человек выглядел подозрительно. В волосах у него виднелась цементная пыль. От него слабо пахло мочой. Жиро просмотрел иранский паспорт, слушая сбивчивые объяснения Булганова о том, что его «телохранитель» — беженец, противник режима. Но это его не убедило. А кроме того, ему все казалось, что он где-то видел это лицо. Нужно проверить.
Дима мысленно проклинал себя за дурацкое нападение на Соломона. Еще одна ошибка. Он стареет, теряет форму. Но последние слова Соломона совершенно лишили его способности нормально соображать.
Этот человек никогда бы не отказался от попытки взорвать Биржу из-за усиленной охраны. Соломон никогда не отступал. Либо он установил бомбу еще до получения сигнала тревоги, либо проник туда под видом охранника.
Булганов все еще пытался вызволить Диму:
— Послушайте меня, если вы сейчас сделаете исключение для моего человека и выпустите его, я буду перед вами в неоплатном долгу…
Но Жиро не слушал. Он смотрел на фотоснимок, появившийся на экране его айфона. Внезапно он приподнял брови:
— Дмитрий Маяковский. Вы пройдете с нами.
91
Нью-Йорк
Человека, отвечавшего за сохранность папки с фотографиями, звали Гордон, он работал в нью-йоркском офисе ЦРУ. Он был ниже ростом и плотнее Уистлера, но прямо-таки излучал превосходство — типичный бюрократ из Лэнгли.
— Джентльмены, прошу вас
отойти от стола, когда я открою папку, спасибо. Это совершенно секретные материалы. Мне нет необходимости вам напоминать, что, показывая фото тайных агентов ЦРУ уголовному преступнику, мы оказались в совершенно беспрецедентной ситуации.Уистлер услышал, как его босс, прежде чем повиноваться, негодующе фыркнул.
Гордон положил папку на стол перед Блэкберном. Все смотрели, как он переворачивает страницы. В папке было пятьдесят снимков. Блэкберн не спешил. Несмотря на кофе, он еще не окончательно пришел в себя после сильнодействующего снотворного, и веки его все время опускались. Он вспоминал человека в тюрбане, обезглавившего Харкера. Он вспоминал лицо на экране в подвале банка. Соломон, имя, которое произнес умирающий Аль-Башир. Блэк переворачивал страницы, рассматривая лица.
Один из агентов министерства вздохнул и посмотрел на часы. Но Блэкберн не собирался торопиться. Он обязан был докопаться до правды, даже если это окажется его последним полезным поступком в этой жизни.
92
Париж
Девять тридцать. Они надели на Диму наручники и посадили его на заднее сиденье «рено», между двумя сотрудниками охраны аэропорта. Третий офицер сел впереди, рядом с водителем. Солнце уже взошло. В сторону города тянулась вереница машин. Спешащие на работу люди неохотно уступали дорогу при звуке сирены. Дима закрыл глаза — это помогало ему сконцентрироваться. Осталось меньше часа. Соломон все-таки пронес в здание бомбу — или это сделали его люди. Она могла находиться где угодно. Наверняка ее замаскировали под… подо что? Под какую-то посылку — контейнер, коробку. Что-то такое, что приносят туда каждый день.
Может быть, Россену известно больше? Если так, Кролль это выяснит. А этот фургон «Карготрак», — может, на нем бомбу доставили на Биржу? Бернар, Сико, Рамон. Что им известно?
Они направлялись к центру города. Показалась Эйфелева башня, затем машина обогнула Триумфальную арку, петляя между автомобилями. Водитель явно развлекался. Один из охранников, сидевших рядом с Димой, велел ему сбавить скорость, но тот не обратил внимания. Дима сидел неподвижно, не жаловался, не протестовал. Трудно оставаться настороже, когда пленник не сопротивляется. Он собирал силы для броска, ждал подходящего момента. Никто из пассажиров не пристегивал ремни. Это хорошо. Дима заметил у водителя пистолет в наплечной кобуре. Взглянул на дорогу — они приближались к очередной машине. Ему необходимо столкновение. Перед ними ехал грузовик со строительными материалами. Дима сделал глубокий вдох и постарался вложить все силы в удар. Он оттолкнулся ногами, скованными руками обхватил водителя за горло и, упершись коленом в спинку сиденья, принялся душить человека цепью, соединявшей наручники. Голова водителя запрокинулась, он выпустил руль. Двое сидевших по сторонам охранников вцепились в Диму, но было поздно: «рено» врезался в грузовик.
Скрежет металла заглушил хлопок — надулись подушки безопасности, намертво припечатавшие водителя и офицера к сиденьям. Диму от удара защитила спинка водительского кресла. Когда несколько секунд спустя подушки сдулись, водитель, обмякнув, повалился вперед. Но могучим охранникам, которые к тому же не были пристегнуты, не повезло. Того, что сидел справа от Димы, швырнуло вперед, и, подмяв под себя офицера, он проломил головой лобовое стекло. Дима выпустил горло водителя, выхватил из его кобуры пистолет, одновременно сняв предохранитель, и выстрелил ему в бок. Охранник слева от него был в сознании и уже готовился стрелять. Выхода не было. Дима выпустил пулю ему в висок, и кровь забрызгала салон. Дима ощупал его карманы, нашел ключи от наручников и удостоверение охранника — полезная вещь. Он перегнулся через труп, открыл дверцу, выпихнул мертвого на асфальт и выкарабкался сам. Какой-то пешеход с разинутым ртом смотрел на эту сцену. Дима махнул пистолетом, зажатым в одной руке, и ключами.