Русское стаккато — британской матери

Вскорости пошла по Ладожской земле молва о схимнике, поселившимся на Коловецком острове. И стал народец наезжать, пытаясь попасть на разговор с отцом Филагрием. Схимник не отказывал, давал мирянам мудрые советы и продолжал жить своею жизнью. Вскорости в его келье появились рукописные иконы, заменившие печатные, какой-то местный купчина поставил за скитом генератор, и электричество стало освещать стосвечовой лампочкой жилье отца Филагрия. Тот же купчина одарил стеклянным крестом с многочисленными гранями. «Сваровски», — похвалился имущий и рассказал о чудесном месте в Австрии, где из стекла производят дивные вещи. Колька крест освятил и повесил под образами. Вечерами крест ловил лампадный огонь и, преломляя его своими гранями, превращал свет в разноцветные лучи… Кто-то подарил схимнику японский спиннинг, и вечерами Колька баловался бросками блесны аж на пятьдесят метров. Подсекал щучек и иногда отпускал обратно в озеро, за ненадобностью, так как провизии хватало с избытком. А раз обнаружил в скиту коробку с радиоприемником. Не выдержал и включил. И мир вошел в его уши, разрушая мир его…

В особенности Колька полюбил слушать футбольные трансляции, в которых еще встречались знакомые по молодости фамилии.

Ишь, удивлялся Колька, Шалимов играет еще!..

Через месяц он услышал в новостях, что скончался выдающийся старейший деятель советского и российского спорта…

«Вот и умер старик», — подумал Колька и отчего-то загрустил. Он отслужил по преставившемуся заупокойную и включил старика в список ежедневно поминаемых.

Приехал как-то к Кольке даже депутат. Много говорил и жарко. О детях, о жене, о политике.

— Я в политике, мил человек, ничего не понимаю! — улыбался Колька. — Неведомо мне все это. И про жен и детей мало чего разумею. Монах я… А то, что в молодости было, позабыл!

Потом говорили о душе, как о птице, томящейся в клети человеческих ребер. Говорили о собственной вине, что до такого душу довели. О насаждении порнографии тему затронули, как детские души развращаются и растлеваются.

— Кстати, отец Филагрий, — поинтересовался депутат, — а как вы смотрите на проблему педофилии в православной церкви?

Колька икнул от неожиданности.

— Неведомо мне это. Есть проблема? — спросил.

— Есть.

Напоследок депутат попытался было оставить схимнику мобильный телефон, убеждая, что его душа государственная часто нуждается в правильном совете.

— Разве техника помеха?

— Нет уж, — отказался Колька. — Коли у души проблемы настанут, приезжайте. Как раз за время дороги проблемы и рассосутся.

Депутат был настырный и еще долго пытался убедить отца Филагрия взять мобильник, ссылаясь на то, что в Московской патриархии все с телефонами и не видят в этом священники ничего дурного.

На какое-то мгновение Колька почувствовал раздражение.

— До свидания, — попрощался он.

Депутат уехал, а через два дня, когда Колька выключил лампочку и загасил свечи, готовясь ко сну, в скиту раздался звонок…

Телефон Колька отыскал по звуку. За дровами лежал. Звонил истерически и дребезжал. Колька вышел к озеру, размахнулся было, чтобы закинуть дурной аппарат на глубину, но тот замолчал вдруг, как существо живое, предчувствующее свой скорый конец.

А потом телефон зазвонил снова. Колька нажал на зеленую кнопочку и приставил ухо к трубке.

— Отец Филагрий! — почти кричал депутат. — Отец…

Столько боли содержалось в крике депутата, что схимник не выдержал.

— Алло…

— Дорогой вы мой! — обрадовался депутат. — Мне так плохо, так плохо!

— Что случилось?

— Зарядное устройство для телефона там же, за дровами!..

— Вы для этого мне позвонили?

— Господи, что я говорю!.. Душа моя погибла!

— Что случилось?

— Ах!.. Изменил… Изменил жене!.. Что же делать?

— Первый раз?

В трубке замолчали.

— Вы что же думаете, я вам буду по телефону грехи отпускать по три раза на дню?

— Зачем так утрировать!

— Всего хорошего!

— Подождите!.. Подожди…

Голос депутата прервался, так как Колька нажал на красную кнопку. Пошел, отыскал за дровами зарядное устройство и запустил его в темные ладожские воды. Вслед полетела и трубка.

«Вот, — думал схимник, — будет трезвонить на дне, а там рыба-кит спит…»

Проснулся однажды, и первой его мыслью было то, что «Спартак» сегодня в Лиге Чемпионов играет. Полежал, понежился, попредставлял, как «Спартаку» «Манчестер» настреляет, и подумал о том, что в России еще не скоро в футбол выигрывать начнут, потому что Родину не любят. Как Родину полюбим, так непременно Лигу выиграем… Колька представил себя нападающим «Спартака», как он выходит на ударную позицию и всаживает мяч в самую девятину…

На следующий день проснулся с переживаниями о проигрыше «Спартака», поел рыбы копченой и хотел было закинуть приемник в Ладогу. Но даже не замахивался. Привык к нему, как к родной вещи…

Назавтра пробудился от болей в желудке и почти целый день просидел над сортирнои дыркой, греша на рыбу.

«Вот ведь, если бы сам коптил, а то принесли угощенье», — злился Колька на очередной спазм…

А через неделю проснулся с мыслью, что за последние семь дней, пробуждаясь ото сна, ни разу не застал себя говорящим молитву. Молитвенный ручей пересох… Он тотчас свалился с кровати на колени и несколько часов кряду шептал под образами слова с глубоким смыслом, а потом вторую половину дня сидел как каменный, напуганный до истукана, ждал ночи, а когда она пришла, бухнулся в постель одетым, да не мог заснуть от страха, а потом, когда заснул, то через мгновение проснулся уже утром с осознанием того, что во рту только ужас, а молитвы нет!.. Он опять рухнул на колени перед ликом Всевышнего и закричал:

— Господи! Ответь мне! Господи!..

Но уши его оставались глухими, словно воском залитыми. Тогда он вскочил, схватил приемник и, красный от нервного припадка, кинул его в озеро. Затем утопил японский спиннинг, с легкостью опрокинул в воду генератор, оборвал в скиту электрические провода, а лампочку истоптал до пыли… Все из скита повыкидывал, оставил лишь то, с чем пришел на одиночество семь лет назад… Спросил:

— Слышишь меня, Господи?

А когда ответа не последовало, рухнул схимник на деревянный пол, завертелся ужом, оставляя в расщепленных досках клочья бороды, завыл, будто умирал, и головой об угол до крови бился. И так много времени прошло… А потом он лежал на полу и не двигался. Забывался на несколько часов, потом приходил в сознание и краем его отмечал, что нет в устах молитвы, нет!..

Через десять дней он поднялся на карачки и, обессиленный, повернул голову к Образу:

— Если не хочешь, Господи, признавать меня, если мой подвиг не удался и не заслуживаю я Твоей любви, то дай мне то, что каждому человеку обыкновенному выпадает. Дай, Господи, любви мне простой! Любви человеческой!.. Любви!..

После молитвы он напился воды и покинул скит. Пошел дорогою к монастырю и вскоре прибыл к его воротам. Встреченные послушники и вольнонаемные кидались к нему, прося благословения, но он, потупив взор, прошел мимо страждущих, не смея облегчить их души.

А навстречу схимнику поторопился отец Михаил, и затем они уединились в покоях настоятеля, где отец Филагрий представил иеромонаху просьбу о способствовании сделать заграничный паспорт.

— Зачем? — оторопел отец Михаил.

— В странствие ухожу, — ответил Колька. — На странствие Господь меня сподвиг… — и замолчал.

Более настоятель ни о чем не спрашивал схимника, оставил его жить в своих покоях, а сам отбыл в Санкт-Петербург, где с помощью митрополита не только паспорт выправил, а сделал Кольке шенгенскую визу и еще с пяток других, дабы ничего странствию не мешало…