Русское Старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века

1601—1620… 23 издания книг

1621—1630… 45

1631—1640… 71

1641—1650… 74

1651—1660… 62

1661—1670… 45

1671—1680… 33

1681—1690… 63

1691—1700… 69 [55]

Эта небольшая таблица показывает, что русское книгопечатание достигло максимума своего развития по числу изданий в 1631—1650 годах, то есть как раз в годы движения реформаторов, собравшихся вокруг Неронова. Затем оно резко сокращается во время патриаршества Никона и во время руководства церковью сторонниками его богослужебных и обрядовых новшеств. При этом необходимо иметь в виду, что большинство книг, изданных после 1654 года — начала никоновских новшеств, не пополняли книжные запасы русских церквей и школ, но главным образом заменяли прежние издания, объявленные теперь неправильными, которые уничтожались по распоряжению Никона и властей. Таким образом, насыщенность церквей книгами, достигнув значительной высоты в годы движения “реформаторов–возрожденцев”, заметно падает после того, как Никон начал вводить свои перемены в обрядах и книгах.

В списке книг, изданных Наседкой и его сотрудниками, обращают на себя внимание как новые редакции изданий богослужебных книг, так и новые, до сих пор не известные русскому читателю или бывшие ему доступными только в рукописной форме. В свою очередь, новые издания церковных книг показывают, что справщики и руководство Печатного двора вовсе не боялись ни редакторских изменений и исправлений текстов, ни отдельных нововведений, поскольку они не касались духа русской церковной традиции или сущности текстов и обряда. Так, например, в изданиях требников 1638 года, в обрядах крещения и бракосочетания, было изменено число возгласов и молитв; были введены изменения в обрядах освящения воды и миропомазания; напечатаны новые службы Нового года; созданы новые службы перекрещивания выходцев из Западной Руси и сделаны многочисленные текстологические и обрядовые изменения[56]. Кроме того, при издании Требника к нему уже был прибавлен “Номоканон”, составленный Захарием Копыстенским, видным южнорусским богословом того века, предназначенный стать справочником для духовенства по каноническим и богословским вопросам.

Из книг педагогического значения в эти десятилетия были изданы многочисленные учебные псалтыри, по которым тогда учили грамоте русских учеников, а в 1648 году была издана первая напечатанная в Москве русская грамматика Мелетия Смотрицкого. Эта работа стала настольной книгой русских педагогов более чем на целое столетие. Издание “Номоканона” Захария Копыстенского, “Грамматики” Мелетия Смотрицкого и ряда других книг, как, например, “Книга о вере” и “Кирилова книга”, показывало, что московские реформаторы не боялись пользоваться работами православных богословов из Белой и Малой Руси–Украины. Они даже не отвергли произведений таких писателей, как Мелетий Смотрицкий, который незадолго до издания его книги в Москве перешел в католичество и боролся против православия в русских областях Польши. Правда, и “Номоканон” и “Грамматика” подверглись в Москве некоторой переработке, но ввиду разницы, создавшейся к этому времени в восточнорусском, московском, и западнорусском, белорусском и украинском, литературных языках и в церковных обрядах, такая переработка была совершенно неизбежной.

Издание школьных пособий отразилось на росте грамотности и начального образования в Московской Руси, которая, по сохранившимся по тому времени данным, получила значительно большее распространение, чем это думают. По интересным подсчетам Соболевского, во второй половике XVII века белое духовенство было уже поголовно грамотно, хотя за столетие до этого Стоглавый собор еще сетовал на наличие малограмотных и неграмотных священников и дьяконов. Среди монашества число грамотных было ниже, но тоже достигало 75 процентов; близка к ним была грамотность и дворян, колебавшаяся от 65 до 78 процентов на сто душ мужского пола. Среди купечества, наоборот, грамотность была выше и колебалась от 75 до 96 процентов. Среди посадских число грамотных на сто человек мужчин было от 16 до 43, а среди крестьян колебалась около 15 процентов[57]. Новые подсчеты С. К. Богоявленского показывают, что среди низших классов населения в 1670— 1680–х годах грамотность была даже несколько выше и достигала 23—52 процента на сто душ мужского взрослого населения в зависимости от областей и социальных групп[58]. Большие тиражи изданий — так, например, за вторую половину XVII века было издано более 300 000 экземпляров букварей и 150 000 Учительных Псалтырей и Часословов — и дешевизна книг — буквари продавались по одной копейке за книгу, — несомненно, способствовали распространению грамоты. С каким интересом население относилось к книге и учению, видно уже из того, что нередко многотысячные тиражи распродавались в несколько дней[59]. Эта работа Печатного двора, особенно развившаяся во время господства там сторонников движения “церковного возрождения”, лучше всего характеризует их взгляды на просвещение и образование. Конечно, эта работа была еще скромна по своему уровню и масштабам и давала помощь людям лишь на уровне первоначального образования при богослужении, но она все же поднимала подготовку духовенства, облегчала его просветительную работу и помогала внедрению в мысль и совесть народа истин православия. К тому же она была первой попыткой массового, общедоступного распространения грамотности и знаний*.

Помимо богослужебных и предназначенных для педагогических целей книг Печатный двор издает в эти годы ряд богословских трудов, которые очень ясно отражали общее направление мыслей их издателей. В 1640 году вышло первое печатное издание трудов Иоанна Златоуста, столь любимого Дионисием и Нероновым. Это был “Маргарит” (от греческого: Маргарита — “жемчужина”), который Неронов постоянно читал своей пастве, призывая ее “на путь спасения”. Через два года был издан сборник статей самого отца Наседки и других православных богословов, в котором защищалось православное почитание икон и другие обряды и обычаи восточного христианства, на которые часто нападали протестантские рационалисты. В том же году патриарх Иосиф выпустил из печати сборник своих проповедей и поучений. Издание этого сборника трудов, которыми новый глава русской церкви ознаменовал свое вступление на патриарший престол и в котором как бы намечалась программа его будущих действий, было тоже чем-то невиданным в истории русского православия. Патриарх настойчиво советовал в нем внимательно относиться к церковной службе и настаивал на прекращении многогласия, указывая, что не следует служить больше, чем в два голоса. Ввиду того, что издание его сборника совпало с наступлением Великого поста, патриарх Иосиф напоминал, что в эти важные в церковной жизни недели православные люди всегда помнили и всегда должны помнить о спасении своих душ. “Духовные отцы детей своих духовных, и церковников, и всех христиан всегда призывали к покаянию во вся недели и ни одна душа без покаяния не была”, — писал он[60]. Темы патриарха были так близки к темам, затронутым раньше Нероновым и его последователями, что трудно сомневаться в том, что настроения проповедников церковного возрождения начали захватывать и лучших, хотя и немногочисленных представителей епископата.

Для дальнейшего развития русских религиозных настроений и особенно эсхатологических ожиданий очень большую, может быть, даже решающую роль сыграло издание “Сборника” 1644 года, ставшего известным под названием “Кирилловой книги”. Сборник состоял из многочисленных статей западнорусских и московских авторов, написанных в защиту православного учения от католической и протестантской критики. Центральным произведением этого сборника было толкование Стефана Зизания на “Слово” святого Кирилла Иерусалимского, в котором предсказывалось критическое для церкви время. Зизания, в соответствии с Апокалипсисом, напоминал об этапах церковных кризисов, “отпадений”, которые в конце концов могут увенчаться решительной победой Антихриста. Он писал:

По… тысящи лет от воплощения Божия Слова Рим отпаде со всеми западными странами. В лето 1595 жители Малой Руси к Римскому костелу приступили и на всей воли римскому папе заручную грамоту дали, и то второе оторвание христиан от Восточныя Церкви. Оберегая же сие егда исполнится 1666 лет, да не чтобы от прежде бывших вин зло никаково не пострадати и нам, но покаянием Бога умилостивити, милость его к нам привлещи[61].

Тема критических дат — 1000, 1595 — и скоро наступающего 1666 года повторялась неоднократно в этой книге и, в другом месте, получала следующее толкование:

По тысящи лет, егда 595–ое дохождное лето, явственное бысть отступление и прельщение нарицающихся юнитов от св. Восточной Церкви к Западному Костелу. а по истечению 1665 лет не непотребно и нам от сих вин опасение имети, да не некое что зло пострадати по преждевременных, исполнения писания, свидетельств[62].

Эти предсказания нового кризиса, которому должно было подвергнуться православие в 1666 году, конечно, влияли на уже взволнованные души вождей русского православия и придавали их рвениям возродить русскую церковь несколько патетический и трагический оттенок. Конечно, не все верили в рассуждения Кирилла Иерусалимского и Стефана Зизания, но большинство русских книжников, несомненно, считались с предупреждениями этого официального издания, расчеты которого как бы подтверждались событиями 1000 и 1595 годов.

Темы необходимости быть готовым в любое время предстать перед Страшным Судом, проверки собственной совести и обязанностей христианина красной нитью проходили и через “Поучения Ефрема Сирина” — книги, выдержавшей четыре издания от 1647 до 1652 года[63].

Как и многие другие ранние восточные отцы церкви, Ефрем не доказывал необходимость веры и не защищал православное учение, а указывал, как верить и что требуется от христианина для спасения своей души. Вдохновенный, но резкий, напряженный и торжественный призыв этого сирийского богослова–поэта не мог не захватить внимание и воображение его читателей. Трактаты и проповеди–слова Сирина, в которых он с большим лирическим талантом высказывал свои взгляды, и блестящие по форме и содержанию работы, нередко принимавшие форму богословских поэм и поучавшие его паству, несомненно, находили отзвуки в душах и умах уже эсхатологически настроенных русских читателей. В своем 38–ом “Слове на пришествие Господа, на окончание мира и на пришествие антихриста” он предупреждал своих читателей об опасностях предстоявшего соблазна:

В то время когда придет змий,

не будет покоя на земле,

будет же великая скорбь,

смятение и замешательство,

смерти и глады во всех концах…

много молитв и слез нужно нам,

возлюбленные, чтобы кто-либо из нас

оказался твердым в искушениях,

потому что много будет мечтаний совершаемых зверем.

Он сам богоборец и хочет всех погубить.

Ибо такой способ употребит мучитель,

что все должны будут носить на себе печать зверя…

и скоро утвердится царство его,

и в гневе поразит он трех царей великих…

восплачут тогда вся земля и море,

восплачет воздух, и вместе восплачут дикие звери

и птицы небесные,

восплачут горы и холмы, и дерева на равнинах,

восплачут и светила небесные о роде людей…

восплачут земля и море,

потому что в людских устах замолк глас псалма и молитвы;

восплачут великим плачем все церкви Христовы —

потому что не будет священнослужения и приношения.