Русское Старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века

В 1734 году судьба, казалось, улыбнулась поповцам и, в частности, ветковцам. Они нашли себе епископа. Это был пятидесятилетний киевлянин — монах, рукоположенный в 1724 году в несколько запутанных и странных обстоятельствах ясским, то есть молдаванским митрополитом Георгием, — немного авантюрный, но искренне верующий и добрый владыка Епифаний[171].

Ветковцам удалось уговорить его возглавить поповскую церковь, но Епифаний, согласившись на предложение ветковцев, едва успел поставить им несколько священников, как был арестован перешедшими границу русскими войсками, увезен в Киев, где в скором времени и умер в общении с церковью[172]. Сто одиннадцать лет пришлось опять ждать старообрядцам–поповцам, пока им удалось снова найти владыку, согласного на восстановление старообрядческой иерархии. В 1846 году боснийский митрополит Амвросий рукоположил двух старообрядческих епископов и с тех пор у поповцев создалась полная иерархия, глава которой и до сих пор пребывает в Москве как архиепископ Московский и всея Руси[173].

Отсутствие в течение почти двухсот лет своего епископата, конечно, привело к тому, что в поповщинском старообрядчестве создалось несколько толков, по–разному подходивших к вопросу приема православных священников, и нередко давало возможность развиться некоторым злоупотреблениям в церковной жизни и неясному истолкованию самых основ старообрядческого учения. Но вместе с тем необходимо отметить их глубокую религиозность, преданность древлим заветам и трезвое, осторожное отношение к канонам церкви. Русское религиозное возрождение конца XIX и начала XX века многим было обязано этому консервативному старообрядческому направлению, сумевшему сохранить в повседневной жизни больше церковной и религиозной строгости, чем это сумела сделать сама русская синодальная православная церковь. Одной из особенностей церковной жизни старообрядчества было постоянное участие мирян и рядового приходского священства в религиозной жизни общин и в общецерковной организации. Даже после восстановления епископата в 1846 году прихожане и приходские иереи продолжали играть большую роль в организации и управлении церкви, не оставляя ее всецело в руках епископата[174].

Примечания

[140] Евфросин. Указ. соч. С. 13—14.

[141] Там же. С. 99, 111.

[142] Там же. С. 105.

[143] Там же. С. 104, 110.

[144] Этот скит назывался Смольяны, так как он был основан игуменом Сергием Салтыковым и иноком Ефремом Потемкиным, выходцами из Бизюковского монастыря, расположенного около Дорогобужа на Смоленщине.

[145] ПСЗ. Т. XI. № 8175; Филиппов И. Указ. соч. С. 129, 315, 371; Евфросин. Указ. соч. С. 99, 100; Мельников П. И. Полн. собр. соч. Т. VII. С. 36.

[146] См. гл. 33 этой книги.

[147] Алексеев И. Указ. соч. С. 505.

[148] Лилеев М. И. Из истории раскола… С. 169; Христианское чтение. 1895. Т. II. С. 541.

[149] При игумене Досифее на Дону был еще другой “черный поп” Феодосий, погибший с ним на Северном Кавказе, см. выше, гл. 37.

[150] ДАИ. Т. XII. С. 128, 205—210.

[151] Алексеев И. Указ. соч. С. 505—506.

[152] Мельников отмечает, что до середины прошлого века на Керженце сохранились следы этих сожженных в XVII веке скитов, в том числе и могила Дионисия Шуйского. См.: Мельников П. И. Указ. соч. Т. VII. С. 35.

[153] Письмо полковника Самойловича своему отцу гетману см.: Лилеев М. И. Новые материалы… С. 40.

[154] Лилеев М. И. Из истории раскола…; Алексеев И. Указ. соч. С. 437; Христианское чтение. 1895. Т. II. С. 395.

[155] СГГД. Т. IV. № 160; ДАИ. Т. X. № 55, 59; ПСЗ. Т. II. № 1002, 1053.

[156] Алексеев И. Указ. соч. С. 437, 442.

[157] Там же. С. 443.

[158] Житие Геннадия, рукопись Публичной библиотеки. О. XVII. Лл. 48, 174, 176; Смирнов П. С. Внутренние вопросы в расколе… С. 169; Дружинин В. Г. Раскол на Дону… С. 239.

[159] Журавлев А. И. Указ. соч. С. 212; Мельников П. И. Указ. соч. С. 76; Лилеев М. И. Из истории раскола… С. 152.

[160] Алексеев И. Указ. соч. С. 433.

[161] Журавлев А. И. Указ. соч. С. 212.

[162] См. гл. 31, 32 этой книги.

[163] Смирнов П. С. Внутренние вопросы в расколе… С. 130.

[164] Это была “Кормчая Книга”, изд. в 1650 году при патриархе Иосифе. См.: Зернова А. С. Указ. соч. С. 222; Zuzek Ivan. Kormcaja Kniga. Roma, 1964. S. 53—55; ср.: Барсов Т. В. О правилах карфагенского собора // Христианское чтение. 1879. Т. I. С. 215.

[165] Аввакум. Сочинения… С. 943.

[166] Есипов Г. В. Указ. соч. Т. I. С. 610—620; Алексеев И. Указ. соч. С. 23; Журавлев А. И. Указ. соч. С. 210—218; Александр Б. Указ. соч. Т. II. С. 180—183, 273, 295, 302.

[167] Иеросхимонаха Иоанна, основателя Саровской пустыни, сказание об обращении раскольников заволжских. М., 1875. С. 108 (“Сказание”, видимо, было составлено на Керженце в середине XVIII века).

[168] Есипов Г. В. Указ. соч. Т. I. С. 50 и cл.; Мельников П. И. Полн. собр. соч. Т. VII. С. 27—28; Православный собеседник. 1877. Т. I. С. 32.

[169] Мельников П. И. Полное собр. соч. Т. VII. С. 29.

[170] Смирнов П. С. Первые попытки раскольников приобрести архиерея // ~Oристианское чтение. 1906. № VII; Христианское чтение. 1909. С. 32.

[171] Журавлев А. И. Указ. соч. С. 182—184; Макарий (Булгаков). История русского раскола. С. 301; Мельников П. И. Полн. собр. соч. Т. VII. С. 50—51.

[172] Смирнов П. С. История русского раскола старообрядства. С. 146; Мельников П. И. Полн. собр. соч. Т. VII. С. 50—81; Курносый Иона. История о бегствующем священстве // Есипов Г. В. Указ. соч. Т. II. С. 182—184.

[173] Старообрядческий церковный календарь на 1967 год. М., 1966. С. 4 [c 1988 г. именуется Митрополитом Московским и всея Руси].

[174] См., напр., старообрядческий журнал “Церковь” за 1907—1914 гг. [затем издавался под названием “Слово Церкви” и “Голос Церкви”].

39. Выделение беспоповщины: федосеевцы

Не прошло и года после того, как инок Евфросин и другие поповцы отмежевались от своих недавних друзей и союзников из радикального беспоповщинского крыла старообрядчества и огласили свои разногласия с ними в “Отразительном писании о новоизобретенном пути самоубийственных смертей”, как и сами беспоповцы выступили с “приговором”, в котором они устанавливали новые положения, отличные не только от “российской” патриаршей церкви, но и от старообрядцев–поповцев. В 1692 году[175] вожди новгородских беспоповцев под водительством дьячка Феодосия Васильева созвали местный собор, чтобы обсудить действия и учение некоего поповца отца Ивана Коломенского, который уже за русским рубежом в принадлежащей в то время шведам Нарве служил литургию, венчал своих прихожан, не перекрещивал переходивших в его общину “никониан”, принимал в нее в сане сущем “никонианских” иереев и даже не мешал своим последователям поддерживать дружеские отношения с православными[176], говоря, что “несть греха в сообщении с неверными никонианами”.

Это первое письменное высказывание беспоповщинских взглядов касалось частных, а не общих вопросов, и не являлось еще общей декларацией их взглядов на мир и на церковь, но и оно уже отчетливо показывало, как далеко от православия уходило радикальное крыло противников патриаршей, “никоновской” церкви. Прежде всего бросается в глаза, что при перечислении участников собора на первом месте были “учителя из простецов”, а не духовные лица, перешедшие в их движение из православной церкви. Этим как бы подчеркивался принцип учительного равенства всех членов беспоповской церкви, учительства мирян и не признавался особый клир церкви. Затем, все решения принимались на соборе от имени всех его участников, включая и простецов не учителей, а не только духовных руководителей согласия. Третьим важным решением, принятым этим первым новгородским собором, было запрещение браков и чадорождения членами беспоповской церкви. По их решению ввиду отсутствия благодати священства и таинств брак был невозможен, а внебрачное сожительство и рождение детей являлось грехом. Четвертой важной чертой этих решений было строгое запрещение общения членов беспоповской церкви с представителями окружающего их мира, будь это никониане, поповцы или иноверные. Кто не повиновался этому постановлению, тех было решено “из чину измотать и отлучать”[177].

Наконец, в этом приговоре совершенно неожиданно новгородские отцы сделали довольно резкий иконоборческий выпад: священники “никонианской” церкви в нем названы “идоложрецами”, а их служение перед иконами сравнивается с приношением жертв самому сатане. Правда, их федосеевские иконы остаются “святыми”, но резкость тона этих замечаний наводит на мысль, что федосеевцы могли пользоваться богословской стилистикой протестантских писателей.

Приговор был составлен Феодосием Васильевым “по совету всея восточные соборныя церкви”, то есть беспоповского движения, и скреплен двадцатью четырьмя подписями, среди которых на первом месте стояли имена Харитона Карпова, Феодосия Васильева и Тимофея Иевлева[178].