Рутгерс

Это было в конце июля 1918 года.

КНИГА ВТОРАЯ 1918 Из Владивостока в Москву

Еще в Иокогаме Себальд узнал из газет, что между Японией и Америкой заключено соглашение, по которому Япония посылает в Сибирь свои войска. В апреле 1918 года первые японские части высадились во Владивостоке. Предлогом для этого было явно спровоцированное убийство двух японцев. Затем через короткие интервалы новые и новые части высаживались во Владивостоке, накапливались и, наконец, хлынули в Сибирь. Началась интервенция.

Следом за японцами к Советской России протянули руки страны Антанты. Владивосток отрезали с моря корабли японцев и англичан.

В это время через Поволжье и Сибирь двигался сорокатысячный чехословацкий корпус. Организованный при правительстве Керенского из военнопленных чехов и словаков, он вместе с русскими воевал против немцев, а после Брестского мира был отпущен на родину с полным вооружением. Он должен был добраться до Владивостока, откуда был открыт путь в Европу. С его командованием договорились агенты Антанты. Вдохновленные союзниками, опираясь на контрреволюционные силы внутри страны, белочехи подняли восстания в центре России и в Сибири. Перед еще не окрепшими Советами оказалась хорошо организованная армия. В несколько месяцев были захвачены Самара, Сызрань, Симбирск, Казань, а в Сибири, сдавая один населенный пункт за другим, большевики вынуждены были отступить до Байкала.

Опираясь на военные успехи белочехов, подняли голову правые эсеры и меньшевики. Они организовали в Иркутске центральное правительство Сибири, которое поддерживали союзники.

Когда Рутгерсы прибыли во Владивосток, Себальд еще не представлял себе, какую крупную игру затеяла Антанта, но одно было ясно: в Сибири гражданская война.

Владивосток был полон самых невероятных слухов об ужасах гражданской войны, запустении, беззаконии, отчаянном голоде, который испытывает население Москвы и Петрограда. Трудно было понять, где правда, где ложь.

Уже три дня Рутгерсы жили в переполненном людьми Владивостоке, с трудом устроившись в плохой гостинице. Надо было получить разрешение на проезд, как-то устроиться с провозом большого багажа.

После дня утомительной беготни Себальд и Барта сидели в своем номере. Мальчики уже спали.

Что делать с ребятами? У них, Себальда и Барты, определенная цель, но вправе ли они при такой обстановке брать с собой Вима и Яна? Не лучше ли отправить их обратно в Иокогаму? Там есть друзья, помогут.

Утро встретило мальчиков неожиданным решением родителей: «Вы едете обратно в Японию».

— Ты уже большой, Ян, тебе четырнадцать лет. Справишься, — спокойно объяснял Себальд, положив руку на плечо сына. — Будет возможность, вернетесь в Голландию к бабушке и дедушке.

— Следи за Вимом, — добавила Барта.

— Я не маленький, — вскинув голову, заявил Вим, — мне уже двенадцать. А когда мы увидимся с вами?

— Я провожу отца в Москву, — ответила Барта, — а потом мы встретимся в Голландии.

— И получится, что мы вместе обогнем земной шар, ты, мама, с востока, а мы с Вимом с запада, — сообразил Ян. — Вот будет здорово!

Они были мужественными ребятами и спокойно стояли на борту парохода, увозившего их обратно в Японию. А Себальд и Барта долго смотрели вслед уходящему судну. В первый раз Барта так надолго расставалась с детьми.

Сыновья уехали, можно продолжать путь. Но Себальд уже встречал людей, отправившихся из Владивостока и вернувшихся обратно. Они утверждали, что проехать невозможно.

— У них просто не хватило воли и мужества, — говорит Себальд своим спутникам. — Есть сведения, что отдельные поезда доходят до пограничной станции Маньчжурия. Надо попытаться до конца использовать железную дорогу. В крайнем случае доедем до Харбина, а оттуда по реке Сунгари до Хабаровска и потом по Амуру.

Но тут возникает дополнительное препятствие для спутников Себальда — Михельсона и Райзмана. Получить разрешение на проезд через Сибирь евреям особенно трудно.

Себальд размышляет.

— Я думаю, что представитель такой колониальной державы, как Голландия, может позволить себе иметь переводчика и секретаря, — серьезно произносит Себальд. — На какой оклад вы претендуете, мой дорогой Михельсон? — с улыбкой добавляет он.

Но хитрость должна выглядеть совершенно правдоподобно. Быстро составляются два контракта:

«Я, Себальд Рутгерс, принимаю к себе на работу…»

Проставлен оклад, срок действия договора. Каждый документ в двух экземплярах — на английском и русском языках.

Теперь к голландскому консулу, который уже накануне обещал свою помощь. Он снабжает мейнхеера Рутгерса рекомендательным письмом к командующему чехословацким корпусом, заверяет контракты с Михельсоном и Райзманом.

Из консульства к представителю меньшевистского правительства. Голландская подпись и печать подкрепляется русской. Теперь сделано все возможное. Все удалось с почти невероятной быстротой.

Утром мальчиков посадили на пароход. А вечером Себальд, Барта и их спутники уже стоят на вокзале возле своих чемоданов. Поезд вот-вот подойдет.

Очень подозрительная группа, решает один из шныряющих по вокзалу полицейских.

— Открыть чемоданы, — требует он.

Себальд спокойно достает документы, Михельсон переводит. Полицейский отводит взгляд от элегантных рубашек и галстуков и в конце концов сам помогает путникам втиснуться в переполненный вагон. Поезд трогается.

А в вагоне Себальд растерянно вглядывается в Барту: куда делись ее длинные волнистые волосы? На Себальда смотрит лицо, помолодевшее от короткой мальчишеской стрижки.

— В дороге так удобнее, — поясняет Барта.

— Я, право, не думал, что стрижка тебе так к лицу, — одобрительно говорит Себальд. Ему очень хочется ободрить Барту, он хорошо понимает, как трудно ей в этот первый вечер без детей.

Невыносимо долго тянется ночь в душном, переполненном вагоне. Но вот наступает утро. Поезд останавливается на пограничной станции между Россией и Китаем,

На перроне солдаты, офицеры, вооруженные патрули. Один за другим проходят воинские поезда. На открытых платформах пушки, пулеметы. Из теплушек доносятся заунывная солдатская песня, стоны раненых из санитарного поезда. Из салон-вагона выглядывают лица штабных офицеров.