Ружемант 5
Шрифт:
– Ириска, в мире существуют чипы поведения? – спросил. ИИ-ассистент задумалась, посчитала постановку вопроса некорректной. Пришлось разъяснять: – Если существуют нейрочипы, могут ли быть импланты, влияющие на сознание?
Та лишь покачала головой: будь такие, здесь все уже давно были бы с ними. Станет правительство упускать такую возможность?
Здравая претензия, принимается.
Тогда как объяснить поведение Инны? Уж точно не дрессировкой!
Сколько она пробыла у Вербицких? Две недели, три?
Закусил губу – что, если у
Смерил Инну взглядом: жутко стало от одной лишь мысли об этом.
Остановился у светофора: плетущаяся сзади, не ожидавшая подобного Инна врезалась в спину. И тут же отскочила прочь, что от прокаженного.
Упала какому-то доходяге прямо под ноги, толстяк зло заворчал.
– Смотри, куда прешь, звериное отродье! Из-за тебя пиво пролил!
Хотел схватить хама за грудки, объяснить ему правила поведения с девушкой, но тот конфликт продолжать не желал. Ушел, бубня себе под нос.
– Ты в порядке? – присел на корточки, подал ей руку. Кошка пыталась принять помощь, но вдруг остановила саму себя.
Что ж, ладно. Заскрипел зубами: ну нет, это уже ни в какие ворота!
Она оценила ущерб, склонила голову – извинилась за пятно на своем платье, заверила, что понесет заслуженное наказание…
Не выдержал.
– Инна, что происходит?
Ждал, что скажет с детской непосредственностью: ничего.
Но она ответила…
Лавочка.
Обычная, деревянная, со спинкой. Под шумящим кленом.
Помнила тысячи поцелуев, сотни неумелых признаний в любви, десятки расставаний.
То, что говорила Инна, даже она слышала впервые.
Кошкодевочку со всех сторон давило невесть откуда взявшееся стеснение. Вспомнил, как, разодетая в кружево, разгоряченная и с счастливым румянцем на щеках, она приходила ко мне в комнату перед отправкой на сборочный пункт. Сейчас больше походила на «правильную школьницу», для которой сказать «писька» – предел пошлости.
Боялась касаний, боялась слов. Каждое мое движение воспринимала как будущий удар.
– Он тебя бил? Вербицкий?
Качала головой вместо ответа. Не бил, не уродовал, не насиловал. Трогал.
Тактично не стал спрашивать где.
Трогал, сажал на цепь, давал есть объедки. Не словом, но делом заставлял вести себя, словно животное.
Старый извращенец.
До вчерашнего дня не давал мыться. Смеялся, что кошки делают это языком. Обещал наказания, если учует от нее запах немытого тела. Не говорил какие, но принюхивался каждый раз.
Обнаженная, она должна была слушать каждое его слово, что скажет. Исполнять любую дикость.
– Константа. Она меня мыла. Всю. – Девчонка залилась краской от испытанного унижения. Мяукнула.
– Он ей приказывал?
Инна затрясла головой.
– Нет, хозяин, мяу. Она не хотела, чтобы меня наказали…
Еще одна монетка в копилку странной,
но доброй девочки Константы.Прищурился, попытался вспомнить – а звала ли меня Инна до этого «хозяином»? И если да – почему позволял, не противился?
После того как побывал в самом центре Царената, изменил свое отношение ко всему, что касалась рабства с негативного на крайне негативное…
– Это все? Больше ничего не хочешь мне рассказать?
– Прошу простить, мяу. Я до этого была плохой работницей. Исправлюсь: брошу школу и…
– Стоп-стоп-стоп, нет. Школу ты не бросишь и, что бы ни собиралась сказать только что, тоже не сделаешь. Инна, да что с тобой?
– Я была плохо…
– Ты не была, ты есть! – рявкнул, потеряв терпение. Она осеклась на полуслове. Извернулся, когда попытался ее погладить.
– Почему ты боишься?
– Вы хозяин, а я… всего лишь ваша кошка.
– Даже кошек принято гладить. Прежде ты не избегала моих прикосновений.
– Они… мне больно, когда вы так делаете, хозяин. Мяу.
Часто заморгал глазами – это еще что за новости? И тут же понял – тот самый чип…
Почуял себя параноиком: нет, такого не бывает. Не существует технологии, что способна изменить поведение человека, значит, не существует и той, что обращает дружеские объятия в орудия пытки.
Тогда что?
– Со мной все в порядке, хозяин, мяу. Раньше я была неправильной, но меня теперь научили, какой надо быть. Спасибо господину Вербицкому.
С каждым ее словом в сердце вонзалось по ножу. Земля уходила из-под ног: та, кто была ближе остальных, с улыбкой на лице признавалась в предательстве.
Покачал головой: нет, не в предательстве, хуже – в том, что успешно оболванена.
В мозгу начало кое-что прояснятся. Отряд репортеров, что не дождался добычи, наказ Бейки ни под каким предлогом не соваться домой…
Бейка!
Если кто и знает, что делать с этим, то только она. Ибо у меня опускались руки.
Вербицкий оказался хуже любого змея, бил в самое сердце. Все, что выставил против меня Царенат, можно было безжалостно расстрелять, взять на прицел, спустить курок.
Но что делать с этим?
– Ната, – отправил сообщение инфо-фее по нейросвязи. – Мне нужна Бейка. Срочно.
– Она сейчас…
– Я сказал – срочно!
Ната решила не спорить…
Голос Бейки был насмешлив, как и прежде.
– Повар разочаровался, что ты не отведал борща.
– Бейка, мне сейчас не до шуток.
– Знаю. Уйми панику, Потапов. – Разом ставший строже голос вернул меня в прежнее русло. – Не занимайся мышиной возней.
– Инна, она…
– Изменившаяся, да? Словно побывала на кладбище домашних животных, да?
– Что? При чем здесь…
– При том, рядовой. Вербицкий был дипломатом. Класс у него такой. Ты хорошо из ружбаек гоняешь всякое, он уговаривает так, что боженька готов творить мир за двадцать четыре часа, не за неделю.