Ружья Авалона

Обычно я не люблю фехтовать с женщинами, как бы хорошо ни владели они оружием, но на этот раз я просто наслаждался боем и собой. С таким искусством и изяществом отражала она атаки и наносила удары, что биться с ней было чистым удовольствием. И я задумался о том разуме, который крылся за этим стилем.

Поначалу мне хотелось побыстрее вымотать ее, а потом закончить бой и выспросить обо всем. Теперь я понял, что хочу продлить поединок.

Особой усталости в ней не было заметно. На это теперь надеяться не приходилось. И пока мы двигались взад-вперед по берегу, звеня клинками, я потерял представление о времени.

Должно быть, его прошло достаточно, когда девушка наконец топнула ногой и в прощальном салюте подняла вверх клинок. Потом сорвала маску с лица и улыбнулась мне.

– Благодарю, – сказала она, тяжело дыша.

Я отсалютовал в ответ и снял с головы чертову корзинку. Отвернулся, принявшись за пряжки жилета, а потом вдруг сообразил, что она рядом и целует меня в щеку. И ей не пришлось для этого вставать на цыпочки. Я слегка смутился, но улыбнулся ей. И прежде чем успел что-нибудь сказать, она взяла меня за руку и повернула лицом назад, туда, где мы только что были.

– Я принесла с собой корзинку с припасами.

– Отлично. Я голоден. И очень хочу знать…

– Я скажу тебе все, что ты хочешь знать, – весело ответила она.

– А как насчет твоего имени? – спросил я.

– Дара. Дара, в честь прабабушки.

Она глянула на меня, словно ожидая определенной реакции. Ужасно неприятно было разочаровывать ее, но я просто кивнул и повторил это имя.

– А почему ты зовешь меня Корвином? – спросил я.

– Потому что это твое имя, – ответила девушка, – я тебя узнала.

– Откуда ты знаешь меня?

Она отпустила мою руку.

– Вот корзинка. – Девушка достала из-за ствола дерева стоявшую там на корнях корзинку. – Надеюсь, муравьи до нее еще не добрались, – сказала она и, выбрав у ручья тенистое место, расстелила там салфетку.

Я повесил фехтовальное снаряжение на ближайший куст.

– И ты всегда носишь с собой столько всего? – удивился я.

– Моя лошадь вон там, – она показала вниз по течению.

А потом снова занялась салфеткой и корзинкой.

– А почему там? – спросил я.

– Естественно, чтобы было удобнее следить за тобой. Услышь ты рядом конскую поступь, ты точно проснулся бы.

– Вероятно, ты права.

Она замолчала, словно бы задумавшись, а потом нарушила молчание смешком:

– Но в первый раз ты не услышал. Все-таки…

– В первый раз? – переспросил я, чувствуя, что она хочет этого.

– Да, сперва я чуть не раздавила тебя. Ты спал беспробудным сном. А когда я узнала тебя, то сразу отправилась за фехтовальным снаряжением и корзинкой.

– Понятно.

– Теперь присаживайся, – пригласила девушка. – Откроешь бутылку?

Она водрузила передо мной бутылку, осторожно развернула два хрустальных бокала и поставила на середину салфетки.

– Парадный сервиз Бенедикта, – заметил я, откупоривая бутылку.

– Да, – согласилась она, – и, пожалуйста, не опрокинь бокалы, когда будешь разливать вино… Вряд ли нам обязательно чокаться.

– Согласен, не будем чокаться, – ответил я, разливая.

Она подняла бокал.

– За наше воссоединение!

– Какое воссоединение?

– Наше.

– Я никогда не встречал тебя.

– Не будь таким нудным.

Я пожал плечами:

– За воссоединение.

Девушка принялась за еду, и я тоже. Она так наслаждалась атмосферой таинственности, что мне не хотелось портить ей удовольствие.

– И где же я мог тебя встречать? – попробовал я все-таки выяснить. – При дворе великого повелителя? В гареме, должно быть…

– Должно быть, в Амбере. Ты был…

– В Амбере? – Я удивился и, вспомнив, что в руке моей бокал из парадного сервиза Бенедикта, постарался ограничить свои эмоции голосом. – Кто ты на самом деле?

– Ты был красив, самодоволен и окружен поклонением дам, – продолжала она, – а я, скромный, тихий мышонок, любовалась тобой издалека. Серенькая мышка… пастельные тона… скромная Дара… тихий ребенок, отдавший тебе свое сердце…

Я пробормотал под нос легкую непристойность, девушка расхохоталась.

– Разве неправда? – спросила она.

– Нет, – отвечал я, проглотив кусок мяса. – Скорее всего дело было в том борделе, где я растянул спину. Той ночью я был пьян…

– Значит, помнишь! – вскричала она. – Я там работаю по совместительству. Люблю разнообразие.

– Сдаюсь, – ответил я, подливая вина.

Меня беспокоило что-то ужасно знакомое в ней. По виду и поведению ей было лет семнадцать. А значит, наши пути едва ли могли пересечься.

– Фехтованию тебя учил Бенедикт? – спросил я.

– Да.

– Кто он тебе?

– Конечно, любовник, – ответила девушка. – Украшает меня драгоценностями и мехами, а потом фехтует со мной.

Она снова рассмеялась.

Я вглядывался в ее лицо. Что ж, такое было возможно.

Наконец я выпалил:

– Я оскорблен.

– Чем? – спросила она.

– Бенедикт не угостил меня сигарой.

– Какой сигарой?

– Ты его дочь, не так ли?

Она покраснела, но качнула головой.

– Нет, – ответила она, – но уже горячо.

– Тогда внучка? – спросил я.

– Ну… что-то вроде того.

– Боюсь, не понял.

– Он любит, когда я зову его дедушкой. На самом деле это не так, он отец моей бабушки…

– Понятно. А кроме тебя, есть еще кто-нибудь?

– Нет, я одна.

– А мать… и твоя бабка?

– Умерли.

– Как?

– Насильственной смертью. И оба раза это случилось, когда Бенедикт гостил в Амбере. Мне кажется, что именно поэтому он так долго не возвращается туда. Боится оставить меня без защиты, даже зная, что я уже способна сама постоять за себя. Ты ведь понимаешь, что мне по силам это, правда?