Рузвельт
Шрифт:
С самого порога я наткнулась ногой на одну из разбросанных повсюду игрушек Китти. Ее роботы-трансформеры, детская посуда и уродливая крыса на пульте управления раскуроченными минами усеяли весь пол.
На кухне меня ожидала удивительная картина. Босая, растрепанная Китти, задорно виляя ногами, чистила за столом вареное яйцо. Мой братец в это время составлял ей компанию, с заинтересованным видом сгорбившись над наполовину-собранным пазлом с изображением сцены из «Холодного сердца».
Едва уловив шорох игрушек, завалы которых мне приходилось отодвигать ногой, чтобы прочистить себе
— Привет, малыш. — я поцеловала ее в щеку. — Привет, Чак.
Связанный Чак снова сидел на табуретке с микроволновкой на коленях и кляпом во рту. Он промычал что-то нечленораздельное мне в ответ.
— Пытаешься стать умнее пятилетки? — спросила я брата.
Джулиан посмотрел на меня с таким осуждением на лице, словно я отвлекла его от величайшей головоломки на свете. И он, на самом деле, решает проблему глобального потепления, а не ищет недостающий кусочек от платья Эльзы.
Хохотнув, я щелкнула брата по носу.
— Где Джек?
— Эм…где-то. — пожал плечами он, отвечая на мой самый глупый вопрос на свете.
Действительно. Это же Джек. Его вечно несет туда, куда дует ветер. Или где раздают бесплатную выпивку.
— А папа?
— Наверху. Отдыхает.
Мы с братом переглянулись. Спустив Китти с рук, я тут же скисла, когда поняла. Чарли снова было плохо.
— Дедушка весь день был моей лошадкой. Он отдыхает в стойле. — счастливо поделилась со мной Китти.
Я потрепала ее по макушке.
— Накорми ее и уложи спать, — сказала я Джулиану. — Пойду проведаю папу.
Неуклюже гремя чашками и тарелками, я все же умудрилась добраться до комнаты Чарли, не обронив на себя поднос.
Папа лежал поверх одеяла на своей половине их с Джеком кровати.
— Привет, детка. — устало проговорил он, с трудом поднимая голову.
Я застыла на пороге.
— Ты ужинал?
— Честно? Не помню. Ну и денёк сегодня выдался, ты бы меня видела.
— Да, Китти мне рассказала. Ты решил занять первое место на следующих лошадиных скачках?
— Через рвы и барьеры, детка. Я достоин первого места хотя бы за выслугу лет. Мои плечи пережили Джулиана, Китти, тебя и даже Мэгги.
— И пьяного Джека. — улыбнулась я.
— И рыдающую в истерике Мойру.
— Ты тот ещё жеребец, пап.
Он посмеялся.
— Что это у тебя там? Печенье с молоком?! Тащи сюда.
Чарли похлопал рукой по краю кровати у своего бедра. Он приподнялся, принимая сидячее положение. Голос у него уже был без усталой хрипотцы, и глаза не слипались от сна. Довольная его преображением, я уселась на кровать рядом с ним.
— И в каких кровавых побоищах ты это для меня достала? — спросил отец, откусывая кусочек печенья.
— В таких кровавых, что у Джулиана больше нет руки.
— Жаль, конечно. Руки-то были, что надо.
Чарли впихнул в себя всего лишь одну печеньку и сделал пару глотков молока. Сколько бы он ни изображал чувство голода, заговаривая мне зубы и вертя в руках шоколадный крекер, я прекрасно понимала, что съесть он его не сможет.
— Как ты, пап?
Чарли устало усмехнулся и
отложил миску с печеньем на прикроватную тумбу.— Пустяки, просто замотался. Я старею, Тэдди, пора это признать.
— Если честно, то я даже не помню, сколько тебе лет.
Папа рассмеялся.
— Это коммерческая тайна.
Для меня никогда не были важны эти условности вроде возраста, социального статуса или материального положения. Чарли — это всегда просто Чарли. Мой Чарли.
В каждый седой волосок на его висках была вмещена какая-нибудь великая мудрость человечества.
— Сверлить кору для кленового сока нужно в футе от земли, детка. И самое время для него — в конце марта.
— Спасибо, пап!
— Оттереть ржавчину с велосипедной цепи можно алюминиевой фольгой, пропитанной уксусом.
— Ты лучший, пап!
— После красных закатов начинаются сильные бури, детка. Надень завтра куртку.
— Хорошо, пап!
Мою вселенскую безграничную любовь к Чарли не описать словами простых смертных. Это что-то вне понимания, вне времени. Отдельное, живущее своей жизнью, обнимающее меня крепкими объятиями и отгоняющее ночные кошмары.
Он привёл меня в этот дом диким зверьком, шугающимся каждого постороннего звука. И посмотрите на меня сейчас. Здороваюсь с Чаком, связанным прямо посреди нашей кухни.
— Если тебе что-то нужно… что угодно— ты только скажи, пап.
— Кое что бы не помешало, ты права.
— Что? — воодушевилась я.
Папа улыбнулся.
— Я бы душу продал, чтобы сейчас послушать дружище Сантану.
Вполне ожидаемо. Плохое самочувствие, дождливая погода, кризис или инопланетное вторжение — отцу только дай повод заслушать до дыр все свои старые пластинки.
— Задай-ка жару, детка. Вон та синяя пластинка, третья слева.
Я похлопала глазами от удивления.
— Я?! Мне включить музыку?
— Не дрейфь, руку тебе там никто не оттяпает. — улыбнулся отец.
Я медленно подошла к комоду, где стоял старый проигрыватель пластинок. Раньше нам с Джулианом нельзя было даже дышать рядом с ним. А теперь Чарли разрешает мне включать на нем музыку. Все эти изменения не внушали мне особого оптимизма.
Предварительно покопошившись у шкафа несколько минут, я взяла с полки нужный виниловый диск.
Включать проигрыватель — это очень ответственное дело, требующее максимальной концентрации, как при операции на открытом сердце. Я так заволновалась, что вспотели ладони. Пришлось вытирать их об джинсы.
— Дави на диск, если плотно идёт по штырю, не бойся. И смотри, чтобы он опустился на мат, иначе винил раздербанится вхлам. — Чарли подсказывал мне, не вставая с кровати.
Следуя четким инструкциям, я закрепила пластинку на металлический стержень и плавным движением руки опустила иглу.