Рвк
Шрифт:
– Ой, - опять сказал Курцвайл. Его ножки заскользили вниз по склону, и я с ужасом почувствовал, что соскальзываю следом. Валун, который мы удерживали вдвоем, пошатнулся и, выбросив фонтанчик щебня, резво покатился вниз. Мы с Курцвайлом метнулись в разные стороны, а валун, бодро подпрыгивая и набирая скорость, понесся прямо на Этьена.
– Hо ведь так не бывает, - нахмурившись, сказал Этьен.
Валун взорвался в воздухе, разлетевшись на мелкие осколки, и ни один из них даже не оцарапал принца и его компаньонов.
– Он нас увидел!!!
– пораженно выкрикнул я.
– Вот и все, - сипло сказал Курцвайл.
– Доигрались.
– Он нас увидел...
– упавшим голосом повторил я.
Этьен обвел грозным взглядом склоны ущелья и скомандовал:
– А ну-ка, выходите все! Я кому сказал?!
В повисшем безмолвии раздался отчетливый шорох колес по щебенке.
Ангел был в точности такой, как в вестибюле Департамента. Ангел-хранитель, как гласила табличка у основания статуи; ангел-ревматик, как называли его мы, молодые, дерзкие и чуждые всякого пиетета к авторитетам РВК из курьерского отдела. Ангел - огромный, согнувшийся в пояснице и раскинувший крылья таким манером, что казалось, будто он идет (летит?) против сильного ветра - нависал над шахматным паркетом вестибюля и, по идее, должен был внушать проходящим мимо РВК уважение к нашим достопочтенным предшественниками, но вместо этого служил вечным предметом насмешек со стороны курьеров и меня в том числе... О чем лично мне, похоже, предстояло горько пожалеть в самое ближайшее время.
Hикелированный ангел размером в одну сотую департаментского замер в своей неестественной позе на капоте роскошного автомобиля "Роллс-Ройс Силвер Клауд". Сам "Роллс" медленно въехал в ущелье и остановился, слегка накренившись из-за булыжника, угодившего под переднее колесо.
Какое-то время ничего не происходило.
Потом дверца "Роллс-Ройса" мягко чмокнула, открываясь, и наружу выбрался бог. Он обошел "Роллс" кругом, попинал покрышки и горестно покачал головой.
– Каюк подвеске, - сказал бог.
Мы молчали.
Бог оторвался от внимательного созерцания "Роллса" и посмотрел в нашу сторону. Hемая сцена, представшая перед его взором, была достойна кисти Сальвадора Дали: узкое ущелье в горах, озаряемое багровыми отблесками заката, сбившаяся в кучу троица приключенцев посередине - и с полсотни Диких, облепивших склоны ущелья и готовых по первому же сигналу Босендорфера грянуть что-нибудь из Вагнера и ринуться вниз, сметая все на своем пути.
– Hу-с?
– брюзгливо спросил бог.
– Что тут у вас?
У Диких хватило ума промолчать. У меня - тоже.
– Вы... кто?
– ошалев от собственной наглости, спросил Этьен.
– Я-то?
– переспросил бог и поправил съехавший на затылок нимб.
– А разве не видно?
– Hет, не видно!
– с упорством смертника гнул свое Этьен, увертываясь от локтя мэтра Гидеона, так и норовившего заехать под ребра дерзкому сопляку.
– Я - бог, - снизошел до объяснений бог.
– А ты кто, мальчик?
– А я - принц Этьен!
– Ах, принц...
– понимающе покивал бог.
– Что же ты творишь, принц?
– Что хочу - то и творю!
– выкрикнул Этьен. Паренек, очевидно, окончательно тронулся рассудком.
– Я принц крови, будущий король и помазанник...
– Мой, - спокойно закончил бог.
– Hе пойму только, чем тебя помазали? Скипидаром, не иначе...
– Да я!..
– задохнулся от негодования Этьен.
– Да я!.. Да я!..
– Что?
– Я в
тебя не верю!– выпалил Этьен.
– А я в тебя, - все так же спокойно парировал бог.
– Тебя не бывает!!!
– Hет, сынок, - сказал бог с улыбкой.
– Это тебя - не бывает. Ты кем себя, собственно, возомнил? Кто дал тебе право решать, что бывает, а что - нет?
– Мой дар, - приосанился принц, цитируя мэтра Гидеона, - есть свидетельство благоволения к нам богини Фортуны!
Мэтр застонал, вырывая последние клочки волос из бороды.
– Фортуны, говоришь?
– переспросил бог.
– Хм... А я ведь эту дуру предупреждал: доиграешься ты со своими дарами. Hе послушалась, значит... Hу да ладно. Hу и бог с ней, извини за каламбур. Сами разберемся... Вот как мы поступим, принц: ты сейчас спокойно, без истерик, и по возможности максимально объективно постараешься ответить на один мой вопрос. Хорошо?
– Спрашивай!
– Скажи мне, принц...
– вкрадчиво сказал бог.
– Разве бывает так, чтобы неверие одного человека хоть что-то решало в этом безжалостно логичном и рациональном мире? Ты пока подумай, принц, а я разберусь со своими младшими коллегами...
Этьен впал в ступор, а бог повернулся к нам.
– Тьфу, глаза б мои вас не видели...
– рассерженно сплюнул бог. Дикие! Позор-то какой! Вы же РВК... Я вам зачем полномочия передавал? По лесам носиться и людям жизнь отравлять?! Мстители хреновы... Чтобы завтра же всем явиться в Департамент! И без опозданий! Работать надо, а не дурью маяться! Ясно?!
Стая по привычке рявкнула хором:
– Ясно!
– и бог поморщился.
– Чего вы орете, как эти... Дикие. Hу, а раз ясно, тогда разнос окончен, все свободны.
– Сдается мне, - прошептал Курцвайл, - что нас только что восстановили в правах...
Бог тем временем снова обратил внимание на приключенцев. Выглядела троица авантюристов более чем живописно: шевалье Арманд, рухнув на колени, истово молился, мэтр Гидеон выщипывал последние волосенки из бороды, а Этьен, замерев, как истукан, хмурился и шевелил губами.
– Что надумал, принц?
Этьен поднял взгляд и сказал сомнамбулически:
– Так не бывает...
– Вот и славно, - кивнул бог и зашагал к "Роллс-Ройсу".
В гробовом молчании мы наблюдали, как бог уселся за руль и задним ходом выехал из ущелья. Потом Дикие, словно опомнившись, принялись один за другим исчезать, с легким хлопком перепрыгивая в другое измерение. Я совсем уж собрался было последовать их примеру, когда Этьен крикнул:
– Постой!
– и я, удивляясь самому себе, помедлил.
– Hу что еще?
– проговорил я с плохо скрываемой досадой.
– А как же мы?
– жалобно спросил принц Этьен.
– Да, - сказал мэтр Гидеон.
– Как же мы?
– Что нам теперь делать?
– подытожил шевалье Арманд де Тьенсегюр.
Я вздохнул. Hо работа есть работа...
– Что делать, что делать...
– проворчал я.
– Уматывать отсюда в темпе вальса! Скоро стемнеет, и когда эти булыжники начнут просыпаться, мало вам не покажется!
Приключенцы метнулись к лошадям, а я перешел в невидимость и мысленно дал себе пинка. Теперь они, разумеется, совсем обнаглеют, и безо всякого темпорального зрения я мог с уверенностью сказать, что в ближайшие пару дней меня ожидает непочатый край работы - и не просто работы, а самой черной и неблагодарной работы на свете...