Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны

Сделали, как велела хозяйка, – зажгли несколько восковых свечей, позвали попа. Даже на смертном одре Софья Аркадьевна оставалась распорядительницей – все предусмотрела, обо всем позаботилась.

И утром умерла. Это утро все перевернуло в жизни обитателей имения. Ася рассказывала Маше, а сама в который раз как наяву переживала случившееся.

В утро похорон внизу послышался шум. Будто кто мебель двигал. Сначала не придали значения, подумали – дворник готовит нижнее помещение к выносу гроба. Но вскоре шум шагов и громкие голоса на лестнице заставили думать иначе. Дверь распахнулась, и в проеме показались незнакомые люди. Это были грабители, Ася сразу определила их этим словом. Во взглядах и лицах, в одежде – небрежной, подобранной случайно, с чужого плеча, – во всем проглядывались разбойники. Все, а их было трое, были вооружены. Не найдя чем поживиться внизу, они поднялись наверх. Это все Ася осознала потом. А тогда вторжение нежданных гостей настолько возмутило ее, что она потребовала объяснений.

– А ты, барынька, не шуми, – предложил ей высоченный детина в распахнутом кафтане и тельняшке. – Цацки давай, золотишко там, и мы уберемся подобру-поздорову.

Сопровождающие его парни бесцеремонно заглядывали в ящики стола, открывали стеклянные дверцы горок. Ссыпали в мешок столовое серебро, снимали со стен старинное оружие.

– Вас даже смерть не смущает? – презрительно поинтересовалась Ася. Она уже слышала от бабушкиных соседей о безнаказанных грабежах и бесчинствах, но оказалась не готова к этому.

– Не смущаеть, – хмыкнул верзила. – Хороните себе, кто ж вам мешаеть? Золотишко-то давай, жду…

– Что ж творите-то, окаянные! – взвилась Саввишна, появившись из холодной с двумя длинными полотенцами (гроб опускать) и не понимая, что происходит. – Посуду не трожь! – вскрикнула она. – Посуда-то парадная, для обеда!

Верзила легонько отодвинул ключницу, толкнул к столу. Маруся тоненько завыла, прижимая к себе младенца. Саввишна ухватилась за обеденный стол, удивленно обернулась на грабителей, взглянула на гроб, где лежала безразличная к разграблению собственного дома, некогда столь грозная хозяйка. Всхлипнула ключница и запричитала.

– Не стыдно так со старой женщиной? – не сдержалась Ася. – Забирайте, что найдете, и уходите. Золота у нас нет – хозяйка все пожертвовала на нужды военного госпиталя, что тут размещался.

– Ну, выносите, выносите покойничка-то, – поторопил один из грабителей. – Некогда тут с вами…

После похорон они вернулись в разоренное гнездо. Обе горки были пусты. В столовой валялись осколки синего с позолотой сливочника из того самого сервиза, который всегда стоял на чайном столе Софьи Аркадьевны. Увидев эти осколки, Ася опустилась на пол и заплакала горько, безутешно. Вместе с сервизом николаевского фарфора пропали ее мечты о красивом доме. В один день она потеряла только что обретенную бабушку и дом, о котором грезила всегда. Оставаться здесь было опасно. Нужно было что-то решать.

Вид разоренного господского дома особенно подействовал на старую Саввишну. Из деятельной, энергичной ключницы она в один миг превратилась в тень. Ася еще копошилась, перетаскивая оставшиеся вещи в домик управляющего, а Саввишна с безразличием двигалась по дому, изредка тяжело вздыхая и качая головой.

Приехал сосед и рассказал, что недалеко от его имения крестьяне подожгли господский дом. Сам он задумал ехать за границу и Асе советовал позаботиться о себе.

С тяжелым сердцем она собирала вещи свои и ребенка. Что ждет их в дороге? Как доберутся они до Любима в смутное время, когда все куда-то едут и бегут? Решено было, что Маруся поедет с ними в качестве няньки Юлиана.

– Ты, Тина, не бросай девку, – просила Саввишна. – Выведи ее в люди. Стара я для нее, да и сил вовсе не осталось.

И только когда сборы были закончены и сторож-дворник привел подводу и стал перетаскивать на нее поклажу, Саввишна поманила Асю в дом и повела за собой в холодную, где за сундуком был устроен тайник.

– Не все барыня госпиталю-то отдала, – сказала ключница и достала небольшую шкатулку резного дерева. Внутри шкатулки лежали несколько золотых вещиц – булавка с зеленым камнем, золотой, на цепочке крестик, несколько колец и брошь из рубинов. – Возьми. Свое-то хозяйка отдала на госпиталь, а бабкино не посмела. Пригодится.

– Не беспокойся, Саввишна, за Марусю. Все будет хорошо. Приедет Алексей, мы вернемся.

– Дай-то Бог…

Ася обняла ключницу, к которой привязалась за эти два года как к родной.

Рано утром они были на станции, где едва втиснулись в поезд, направляющийся на Москву.

Ася не была в Любиме два года, а казалось, что десять лет. В городе появились новые лица, новые настроения. Какие-то иностранные военные, Ася позже узнала, что это солдаты-румыны; фронтовики, многие из которых были теперь инвалидами; незнакомые парни в кожаных тужурках; рабочие, строящие за городом железную дорогу. Над зданиями земства и Думы развевались красные флаги.

Подруги отправились навестить Соню Круглову. На Обноре у мельницы все так же бабы полоскали белье, скрипел под тяжестью подводы наплавной мост. По мосту шла одетая в тряпье нищенка с ребенком на руках. Нищенка ступала по самому краю моста, но натекающая под тяжестью подводы вода мочила ей ноги в лаптях.

– Нищих стало больше, – сказала Маша. – Только вот подают им теперь мало – карточки ввели, голодно. В городе создали ревком, больно грозное название. Так вот этот ревком ходит по домам и забирает все, что найдет, – зерно, оружие.

– У вас были?

– У нас ничего не взяли, а вот у Кругловых – конечно. Тут вообще, Инночка, такое творится… Арестовали кучу народу, все больше из бывших дворян, купцов, офицеров, вернувшихся с фронта. Говорят, этот ревком раскрыл заговор.

– Заговор? Кто же зачинщик?

– По слухам, один из бывших офицеров. Тебе его фамилия ни о чем не скажет, у него якобы нашли список заговорщиков и план мятежа. Так вот среди заговорщиков – купец Карыгин, ну и, конечно, полно офицеров. Есть Володины однокашники.

– Карыгин – в заговоре?

– Не только он, там еще много народу оказалось из бывшего земства, из разных партий – эсеры, кадеты, меньшевики. Ты не представляешь, что тут творилось! В уездной газетке писали, что…

– Гляди-ка, что это там?

Возле чайной толпился народ, двери были распахнуты настежь. Девушки вернулись на площадь, подошли.

– Что тут? – спросила Маша у бабы с коромыслом, в котором плавали поверх воды два ровных деревянных кружка – чтобы вода не расплескалась.

– Дак чайную у Круглова отнимают.

– Кто отнимает?

– Дак ясно кто – большевики.

В распахнутые двери чайной было видно все, что там происходит. Отец Сони, Данила Фролович Круглов, стоял у прилавка своей чайной, сложив на груди тяжелые руки, и исподлобья угрюмо наблюдал за происходящим. Двое парней вытаскивали из подсобных помещений посуду, утварь, продукты.

Мужчина в кожаной куртке диктовал сидящей у стола девушке в красной косынке:

– Миски фаянсовые, двадцать штук. Бочонок вологодского масла, одна штука. Кружки пивные, глиняные, двадцать штук. Столы дубовые, пять штук. Лавки дубовые же, десять штук.