Рядовой свидетель эпохи.
Шрифт:
Учение на выжидательной позиции юго-западнее Выру было немедленно отменено, танковая бригада была переброшена в какой-то другой выжидательный район, а оттуда, загрузив на борта танков второй боекомплект снарядов в ящиках — на исходную позицию, где танки находятся в состоянии высшей степени готовности к танковой атаке.
Начавшееся было наше учение с боевой стрельбой могло быть отменено и по другой причине командованием 3-го Прибалтфронта или, скорее всего, маршалом А.М. Василевским, так как оно было затеено не очень осмотрительно. Танковый корпус, основная ударная сила 3-го Прибалтфронта, таким учением демаскировал свое место расположения. Противник, чья разведка, наверняка внимательно следила за сосредоточением советских войск в Прибалтике, сразу бы определила и тип танкового соединения, и его структуру, и количество и тип танков. А танки наши были новой модели — Т-34-85, оснащенные новой более мощной танковой пушкой ЗИС-С-53.
После незадачливого учения по сколачиванию взаимодействия частей корпуса нас перебрасывают с одной выжидательной позиции на другую в непосредственной близости от линии соприкосновения с противником, как будто для того, чтобы приучить к фронтовому грохоту артиллерийской канонады, близкому разрыву бомб и звукам
Больше всего с земли приходилось наблюдать и в Прибалтике, и позднее в Восточной Пруссии отважные действия наших штурмовиков. И постоянно так: туда стройными рядами под прикрытием истребителей, обратно всегда сильно потрепанными, не все и без прикрытия истребителей.
Многократная переброска нас с одной исходной позиции на другую, почти каждодневная, изрядно нам осточертела, на каждой позиции надо было в обязательном порядке рыть для танков окопы. Эти, казавшиеся нелепыми действия нашего командования, изрядно изматывали силы. Лишь много лет спустя прочитал в одном из изданий воспоминаний маршала А.М. Василевского строки о том, что таким путем наше командование пыталось ввести противника в заблуждение о месте ввода в прорыв нашего такового корпуса.
Наконец-то под вечер 22 сентября 1944 года с исходной позиции в лесочке под пологим холмом, на которую мы встали пару часов тому назад, мы атакуем противника всей 183-ей танковой бригадой. Это была первая наша танковая атака, многие детали которой помнятся до сих пор. Её я подробно описал ранее, здесь детали опустим. Первая наша танковая атака закончилась для нашего танкового взвода тем, что два танка из трех засели в маленьком незаметном болотце за хутором, из которого мы легко выбили немцев. Правильнее может быть сказать — они, после нашего их обстрела из пушки с коротких остановок, покинули свои траншеи у хутора и отошли в лес. Всю ночь после этого мы вытаскивали свои танки. Для этого ротный выделил после отменной брани всего один танк, дополнительные буксировочные тросы, весом больше пуда, пришлось брать с других танков находящихся метрах в трехстах от нас, потом относить их обратно. Под утро, изрядно измотавшись, мы занял и свое место на новой исходной позиции нашего танкового батальона на опушке леса, вдоль дороги, ведущей к реке, мост через которую немцы разрушили. Там находятся наши автоматчики, а мы будем ждать здесь восстановления моста. Хочется спать, но моя очередь дежурить у танка. Сажусь на башню, свесив ноги в открытый люк внутрь, и сразу задремываю сидя.
Неожиданно по дороге от переправы, закрытой от нас лесом, несутся на большой скорости, явно под наше прикрытие, лодки-амфибии, принадлежащие, наверное, саперам, наводящим новый мост. На вопросы — откуда, куда? — отвечают: немцы атаковали из леса сбоку наших автоматчиков и саперов, начавших восстанавливать мост. Сразу же от танка к танку передается команда: ротой атакуем немцев, вышедших к переправе. Танки вышли из леса на дорогу и в колонне двинулись к переправе. Немцы, увидев танки, выходящие из леса к реке, быстро исчезли без единого выстрела, Танки рассредоточиваются вдоль реки невдалеке от домов. Судя по карте — это мыза Дакста. Слегка маскируемся, за рекой, как сказано, наш небольшой плацдарм, на нем наши автоматчики ведут наблюдение за противником.
Из-за реки, откуда-то с закрытой позиции начинает бить по нам артиллерия одиночными выстрелами, но довольно часто. Чувствуется, она пристреливается к тому месту, где саперы восстанавливают мост. Саперы, не обращая внимания на взрывы снарядов, мужественно делают свое дело. Время от времени снаряды падают в воду, поднимая огромные столбы воды. Прошу разрешения у командира танка сбегать к реке, посмотреть — там же должно быть много глушоной рыбы. Командир не разрешает. К тому же в этот момент налетают немецкие самолеты и сбрасывают бомбы, явно рассчитывая попасть по копошащимся у реки саперам, но мажут. Спустя некоторое время летят наши Ил-2 и бьют реактивными снарядами... тоже по переправе, но тоже мажут. Грозим им кулаками, материмся.
Передали весть, что скоро привезут нам обед, решаем дополнить его чаем — переправу восстановят явно еще не скоро. Надеясь увидеть на воде глушоную рыбу, вызываюсь сбегать к реке за водой, командир неохотно, но разрешает. Дождавшись падения очередного немецкого снаряда, бегу к реке по дороге к восстанавливаемому мосту. Недалеко от берега в этом месте у дороги стоит небольшой одноэтажный дом. В проеме открытой двери стоит женщина — лейтенант, молодая, красивая в хорошей шинели английского сукна, стоит в полный рост, наверное, демонстрирует солидарность с работающими под обстрелом и бомбежками саперами — строителями моста. Не иначе — замполит батальона или комсорг. Загляделся с восхищением на неё: опять где-то недалеко разорвался снаряд, а она демонстративно стоит во весь рост. Разные были женщины в армии, но я видел и таких вот, красивых и отчаянных, из тех, кто «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». Спохватившись, бегу скорее к реке набрать воды. В это время раздался далекий выстрел немецкой пушки, обстреливающей переправу, и сразу же послышался уже хорошо знакомый громкий шелест падающего снаряда. По этому шелесту мы приспособились уже угадывать — далеко или близко упадет снаряд. Чувствую — упадет рядом. Щучкой бросаюсь в межу между грядками и прижимаюсь к земле. Снаряд, действительно, рванул где-то недалеко. Поднимаюсь, иду к воде, зачерпнув воду, осматриваю реку — всплывшей глушоной рыбы не видно. Только тут пришла в голову мысль: рыба-то, наверное, давно ушла от этого проклятого места подальше, напуганная взрывами. На обратном пути, пробегая мимо дома, у дверей которого стояла красивая женщина-офицер, вижу её,
лежащей на пороге с развороченным окровавленным боком, к ней спешат солдаты-саперы... Жгуче жалко стало такую — молодую, красивую, отчаянную, но сознание того, что ты на фронте, и что такое придется теперь наблюдать часто, заставило переключить свои мысли и делать свое дело.Вскоре, действительно, на прицепе за автомашиной прибыла батальонная кухня, встала недалеко в лесу. Двое из экипажа сходили к ней, принесли в двух котелках суп, кашу и по 100 граммов спирта, заправленного жженым сахаром — самодеятельность помпохоза нашего батальона Шапиро. Пообедали, попили чаю, обменялись последними впечатлениями. Курящих в экипаже никого нет, поэтому нет и лишнего трепа. Кто в танке, кто под танком завалились вздремнуть, артобстрел на нас уже не действует...
Приятную дремоту прерывает команда: экипажу приготовиться переправляться первыми по новому мосту — строительство его уже заканчивается. Переправляемся на малой скорости благополучно. На той стороне некоторые дома горят, видимо, от близких разрывов снарядов, наших автоматчиков не видно, у нас на броне их тоже нет. Выходим на опушку леса, осматриваемся. Впереди большое поле, за ним лес. По полю в нашу сторону передвигается группа немцев, похоже, с противотанковыми ружьями и тут же на поле вдруг проваливается, исчезает, наверное, в траншею. Это место мы засекли и начинаем бить по нему из пушки... Появляются и встают левее нас еще два танка на расстоянии метров 50-70. В это время начинается интенсивный обстрел нашей опушки. Немцы поняли, что танки переправились на эту сторону реки. Налетают немецкие самолеты, кругом рвутся бомбы и снаряды, осколки молотят по броне. Пришлось прикрыть люк. Но не запираю его, иначе становится очень душно, включенные вентиляторы не успевают откачивать пороховые газы. Артобстрел нас усиливается. Немцы приберегали снаряды, видно, для нас, или они подтянули еще своей артиллерии. Слева, высунувшийся на поле, наш танк горит. Похоже, из-за выступа леса справа бьют противотанковые пушки. Нам они, однако, не видны. Сзади нас все в огне. Делали переправа? Кругом непрерывный грохот... Проходит какое-то время в такой свистопляске огня, взрывов снарядов и бомб, но, наконец, оттуда обстрел слабеет, с нашей же стороны усиливается, подходят и подходят наши танки. Значит, переправа действует. Пушка у нас работает безотказно, откат орудийного ствола, несмотря на интенсивную стрельбу, нормальный. За этим я слежу внимательно, часто вспоминая наставления преподавателя по танковому орудию лейтенанта Булавы о том, чтобы после каждого выстрела обязательно следить за индикатором отката ствола орудия... Все идет нормально, как по боевому уставу. Мы переносим огонь на опушку леса, там, наверное, немецкие наблюдатели, их пехота, и очередная линия обороны...
Наконец, немцы совсем прекращают стрельбу по нам, и с закрытых позиций, и прямой наводкой. Прекратилась и бомбежка переправившихся танков. С нашей стороны стрельба тоже прекратилась. Становится очевидным — немцы отходят. Не зря мы палили из пушки не только по траншеям на поле, но и по опушке дальнего леса. Наверное, посшибали с деревьев и наблюдателей, и корректировщиков артогня.
Вскоре вся бригада выходит из леса на дорогу и выстраивается в колонну. Значит разведчики уже побывали впереди и установили, что противник отошел. Движемся малым ходом по дороге вперед. Примерно через час лес, по которому мы движемся, слева от дороги переходит в большое поле. Впереди, в конце этого поля виднеется небольшой хутор. Немцев не видно, все спокойно. Выйдя из леса, вся танковая бригада останавливается. Комбаты собирают к своим танкам командиров танков, значительная часть экипажей «спешивается» — кто размяться, кто повидать близких друзей, узнать, все ли целы. Три танка посланы к хутору, разведать, что там. При дальнейшем движении он у нас остается на левом фланге. Устрой там немцы засаду, ударь по первому и последнему танку, и наша колонна понесла бы немалые потери. Сижу, как всегда, на башне, свесив ноги в люк, такое положение — хороший наблюдательный пункт... Неожиданно над нами на бреющем полете, поперек дороги прошел «мессер». Не успели моргнуть глазом, как говорится, он уже скрылся из вида. Он тоже вряд ли что мог рассмотреть на дороге, но явно немцы ищут нас, разведывают, куда подались. В этот момент сзади на дороге послышался какой-то необычный шум, возбужденные голоса, крики, но из-за снующих, спешившихся автоматчиков и танкистов ничего нельзя разобрать. И только когда шум совсем приблизился к нашему танку, с превеликим удивлением вижу немецкого мотоциклиста, виляющего между людьми. Все, у кого при себе оружие, хватаются за него, но стрелять нельзя — кругом свои, а немец, надо отдать ему должное, виляя между людьми, хладнокровно продвигается все вперед и вперед. Так и удрал, объехав всю танковую колонну. Невероятно, но факт.
В это время, посланные к хутору три наших танка, остановились перед ним, наблюдают. Потом вдруг открывают огонь из пушек, строения хутора загораются. К стрельбе тех танков самостоятельно подключаются некоторые танки с дороги, разбивают и сжигают весь хутор. Что там произошло, я так и не узнал — последующие события отвлекли от многого предыдущего.
К этому времени прошли уже сутки, как мы вступили непосредственно в бои. Одни только сутки, а сколько необычных событий, сколько впечатлении, И первая танковая атака, и стояние у разрушенной переправы под артиллерийским обстрелом и бомбами, и прикрытие переправы своих танков под интенсивным артобстрелом и непрерывной бомбежкой, и превращение молодой, красивой женщины-лейтенанта в изуродованное тело с развороченным наполовину боком, и дерзкий немец на мотоцикле, проехавший между людьми и танками всю колонну и безнаказанно удравший. Все смешалось — и трагическое и комическое.
НОЧНОЙ ПРОРЫВ НА ВАЛМИЕРУ
После событий, описанных в предыдущем параграфе, наш танковый взвод выделяется в головную походную заставу — ГПЗ нашего танкового батальона. Темнеет. Выдвигаемся вперед, идем осторожно на малой скорости, осматриваем местность сверху с командиром танка. У нас сверху башни обзор куда шире, чем у механика-водителя через передний люк, или у командира орудия через прицел или перископ. Наступившая быстро ночь безоблачная, тихая, теплая. Впереди по всему горизонту зарево, на его фоне хорошо видна вся панорама силуэтов впереди лежащей местности — лес, отдельные деревья, дома, скирды соломы. Механики-водители ведут танки в темноте. Труднее всего ведущему передний танк, остальным легче — они видят стоп-сигналы впереди идущих машин.