РЯВанш! (СИ, с иллюстрациями)
Шрифт:
– Да, подвели нас японцы. На флоте, наверное, вся пропагандистская работа теперь пойдет насмарку.
– Может, и нет. Эскадра вместо Владивостока направлена в залив Америка. Матросы после боя ждут увольнительных на берег, гулянки в портовых кабаках, а их везут в захолустье. Думаю, товарищи из флотской организации сумеют поднять массы. Для поддержки предлагаю направить к эскадре товарища Никифорова. Человек надежный, бывший матрос, политкаторжанин. Участник кронштадтского восстания шестого года...
– Короче!
– Луцкий развернул на столе карту города.
– Распределим окончательно задачи. Товарищ Лазо поднимает военные части на севере, товарищ Сибирцев - на востоке. За мной - центр. Товарищ Краснощеков координирует действие командиров дружин. Товарищу Бородавкину с рабочими железнодорожных мастерских
Уточнив последние детали, Лазо и Сибирцев по очереди покинули кабинет. Краснощеков задержал уже собиравшегося выходить следом Луцкого.
– Товарищ Луцкий, насчет нашего флота.
– Внимательно слушаю.
– На случай, если у товарища Никифорова не получится... Допустим, дредноуты не присоединятся к восстанию. Нельзя, чтобы хотя бы один из них остался в руках контрреволюционеров. Они ведь сюда его приведут. Что могут натворить - страшно представить! Поэтому... У вас есть прямой выход на японцев? Могу и я сам, через американских товарищей, но это займет время, а нужно срочно. Необходимо буквально в течение ближайших двух часов передать японцам сведения о том, что русская эскадра будет в заливе Америка. Ведь какие-то ведь морские силы у японцев остались. Катера там торпедные или подводные лодки... Пусть идут к Америке. Там заграждений нет, охрана слабая. Пусть топят все корабли, если на них не будет красного флага!
– Но, товарищ Краснощеков, зачем же так? Это же наши корабли, наши люди! Сегодня не восстали, завтра восстанут.
Нам для революции не линкоры в море нужны, а матросы на суше. А как еще лучше их из теплых кубриков для революционной борьбы вытрясти? Выплывут, берег близко! У офицеров потери больше будут, станут в благородство играть, не уходить с кораблей до последнего. И еще... Надо японцев как-то поддержать, чтобы они, не дай бог, мира не попросили. Тогда все военные части с фронта сюда, против нас двинут. Поэтому, товарищ Луцкий, связывайтесь с японцами! Лучше с резидентом морской разведкой. Их армейская может флот и не предупредить.
Субботние номера владивостокских газет ожидались с подробными статьями о победе русского оружия в морском сражении. Однако забастовка типографских рабочих оставила город без свежей прессы. Зато за ночь в типографиях отпечатали огромное количество листовок, расклеенных к утру по городу: "Русский флот погублен царскими адмиралами! Спасение Владивостока возлагает на себя исполнительный комитет совета рабочих, солдатских и матросских депутатов!" Утренний рёв гудков ознаменовал начало всеобщей забастовки. Прекратились работы в порту и на судоремонтном заводе. Встали паровозы Уссурийской железной дороги и трамваи городских линий. Остались закрытыми магазины, рынки, кафе. Несмотря на субботний день улицы Владивостока оставались пустынными, пока ближе к полдню на них не хлынули толпы демонстрантов.
Несмотря на приказ военного командования оставить солдат в казармах, многие всё же получили в субботний день увольнительные либо покинули казармы самовольно. К ним обращались выступавшие на митингах ораторы:
– Товарищи! Вас все время держат в неволе! Не позволяют курить на улицах и в общественных местах! Не пускают в рестораны и сады! Запрещают съезжать на берег! Заставляют надрываться на тяжелой, никому не нужной работе! Кормят негодной пищей! Поминутно бьют, всячески унижают ваше человеческое достоинство! И это будет продолжаться, пока существует проклятое самодержавие! Чего вы смотрите? Чего ждете? Только свергнув царя, вы добьетесь равноправия, откроете путь к социализму, равенству, братству и свободе! Долой самодержавие! Долой офицеров! Только в борьбе обретете вы право свое!
Солдаты возвращались в казармы, где шло глухое бурление разговоров, что скоро всё переменится.
В три часа дня к воротам штаба 3-й Сибирской стрелковой дивизии подъехал начальник контрразведки штаба корпуса подполковник Луцкий. Он попросил офицеров "собраться
на десять минут" для сообщения о сложившейся в городе ситуации. В это время в ближайших Шефнеровских казармах солдаты из эсеровских и эсдековских групп, проникнув в оружейные, разбирали винтовки. Вооружившись, они взяли в кольцо здание штаба и ворвались на офицерское собрание. Торжествующему Луцкому осталось объявить:– Господа офицеры! Вы арестованы! Да здравствует революция!
Командир дивизии генерал-майор Круглевский пытался убедить офицеров оказать сопротивление мятежу и был убит на месте. Офицеров обезоружили и отправили на гауптвахту.
На сторону восставших перешел располагавшийся в Шефнеровских казармах 12-й Сибирский стрелковый полк Его Императорского Высочества наследника цесаревича Алексея Николаевича, впрочем, не целиком. Многие солдаты отказывались присоединяться к восставшим и оставались в казармах либо уходили в город. На стороне революционеров оказалось и некоторое количество офицеров, в основном из местных, производства военного времени. Неожиданно о своей решимости бороться с самодержавием заявил начальник штаба дивизии генерал-майор Балтийский. Луцкой тут же решил сделать его формальным главой "Дальневосточной республики", о создании которой известили консульства иностранных держав.
В городе между тем разгорались уличные бои. Полиции и гражданских властей не было видно, а военные первое время пребывали в полной растерянности. Телефонная связь не действовала, посланных вестовых перехватывали по дороге. Контакты с внешним миром поддерживали только через радиостанцию на Русском острове, с которым наладили эстафетную сигнальную связь.
Губернатор Толмачев, объявив город на осадном положении, спешно покинул свой особняк, вскоре обложенный революционерами. Губернаторский дом обороняли уссурийские казаки конвойной полусотни и жандармы крепостной команды. После жестокого боя они были вынуждены сдаться. Ожесточенные сопротивлением дружинники расстреляли их во дворе резиденции. В числе погибших был ротмистр Голявин. Восставшими были заняты Морское собрание, военно-окружной суд, полицейское управление. Между тем губернатор Толмачев сумел прорваться на вокзал, взятый под охрану железнодорожным батальоном. Губернатор заявил, что отбывает в Никольск, чтобы откуда продолжать в спокойной обстановке управлять областью, состоявшей, разумеется, не из одного Владивостока. Однако поезда уже не ходили. Тогда Толмачев потребовал предоставить ему эсминец. Для эвакуации губернатора и семей высших чинов был выделен старый миноносец "Тревожный". В его крошечной кают-компании неожиданно оказались бок о бок Софья Федоровна Колчак и Анна Васильевна Тимирева, вынужденные терпеть совместное, к счастью недолгое путешествие.
На тот же миноносец поднялся и генерал-лейтенант Турбин. Теперь он был даже рад, что не исполняет должности коменданта крепости, а только командующего 5-м Сибирским корпусом. Поскольку две из трех дивизий корпуса находились вне Владивостока, охраняя побережье залива Петра Великого, а с 3-й Сибирской дивизией происходило что-то непонятное, то Турбину, естественно, надлежало выехать туда, где он смог бы наладить управление оставшимися у него войсками. Затем, как объяснил Турбин штабным офицерам, 1-я и 2-я дивизия двинутся усмирять мятежников с севера - от Раздольной и Шкотова через полуостров Муравьева. "Тревожный" переправил обоих генералов вместе с остальными беженцами через Амурский залив в Славянскую бухту, откуда они отправились на автомобилях в Никольск.
Во Владивостоке командование всеми правительственными силами перешло таким образом к коменданту крепости контр-адмиралу Тимиреву. У него, при штабе крепости, было под рукой всего две дежурные полуроты 12-го Сибирского полка, рота морских стрелков, конвойная сотня уссурийских казаков и солдаты железнодорожного батальона. Однако по-настоящему Тимирев мог рассчитывать только на матросов военной флотилии. Еще недавно бухты Владивостока были переполнены кораблями, но сейчас здесь остались лишь слабовооруженные суда минно-тральных отрядов, буксиры, катера, несколько транспортов, да дивизион подлодок АГ. Самыми сильными кораблями были два 1200-тонных эсминца, которые первыми вернулись из боя - "Сокол" и "Самсон".