Рыбацкие байки

Целый час я вел мысленный счет, но вместо порядочной рыбы на крючок ко мне попался за все это время один завалящий ершик, но размером еще меньше того, которого вытащил Тази.

Терпение мое лопнуло.

— Надо перекочевывать. Неудачное место!

Никто не стал возражать хозяину лодки. Мы быстро и шумно собрались, вытащили кормушки, подняли якорь и, спустившись по течению метров на двести ниже, облюбовали новое уютное местечко.

Увы, оно оказалось не только таким же неудачным, как и первое, но и опасным. Я еще только разматывал леску, как Тази с ужасающим спокойствием сказал:

— Попался!

— Да ты, наверно, за кормушку зацепил! — бросил ему Мухаметша.

— Ох, если бы за кормушку!

Я поспешил закинуть свои удочки. Между тем Мухаметша стал браниться так, как умеет браниться только он,— смачно, образно и непристойно. Изо всей его полнозвучной тирады я могу здесь воспроизвести лишь три конечных слова:

— Пропади все пропадом!

Неужели у него крючки зацепились за корягу? Тогда придется опять на новое место переходить! Вот не было печали...

Не обращая внимания на обескураженных моих товарищей, делаю заброс и, держа в руке удилище, мысленно считаю: раз... два... три, тридцать три. Вздерг!

И тут я громко повторил те слова, которые только что вылетели из уст Мухаметши! И мой крючок крепко засел!

Мои друзья разом вздохнули с видимым облегчением. Беда стела общей. Мухаметша сказал тоном профессора-медика, который сообщает родственникам больного роковой диагноз:

— В этом месте лежит коряга размером со сказочного дива. Наши крючки в ней!

С тем же ужасным спокойствием Тази добавил:

— Мои там и останутся. Уже оборвались.

— Мои тоже! — сказал Мухаметша.

В этот миг лопнула и моя леска. Да, надо поскорее отсюда убираться.

— Тази, снимайся с якоря! — скомандовал я.

— Погоди, только кормушку подниму.

Но и кормушка тоже оказалась в цепких объятиях «дива». Мешок, прикрепленный к миллиметровой капроновой леске, не вытаскивался и не обрывался. Тази тянул-тянул,— а он ни с места. Попробовал дергать то вправо, то влево — никаких признаков движения. Вдруг он насторожился.

— Братцы, это не коряга, это рыба. Кормушку сглотнула огромная рыбина. И не отдает!

— Может быть, это не рыба, а белый медведь? — сказал Мухаметша.

— Я не шучу. Она трепыхается. На, возьми сам, убедишься!

Тази не успел передать Мухаметше конец капроновой жилки от кормушки, как та сама собой стала подниматься со дна реки.

— Отцепилась!

— А ты говорил — рыба!

— Даю слово, была рыба!

Всплывшая кормушка оказалась наполовину пустой. Но что ее держало на дне, мы так и не могли определить.

Я сказал:

— Будем считать это происшествие нашим коллективным бредом. Выбирайте якорь, и так сколько времени потеряла!

Стали выбирать якорь с того конца, где сидел Тази, а он не выбирается — тоже зацепился!

— Теперь ты, наверное, скажешь, что сом заглотил наш якорь?
– сказал Мухаметша, обращаясь к Тази.

Плохие шутки. Крючок или кормушку можно еще оборвать. А якорь?! Нельзя же так просто, за здорово живешь, оставлять на дне такую дорогую штуку, как якорь, да еще с канатом из капрона! Если не осилим втроем, придется включать мотор и тащить.

К счастью, дело до этого не доимо. Я видел в главах Тази искорку надежды.

— Поддается! — закричал он, весь краснея.— Двигается!

Мухаметша растянул рот в улыбке.

— Сейчас ты вытащишь самого дива! Давай его сюда, негодяя, я ему покажу, где раки зимуют!

— Ты мне не языком помогай, а руками! Стали тащить якорь вдвоем.

— Раз, два... взяли! Еще раз... взяли!

Наконец вытянули! Но не сказочного дива, а вполне реальную длинную сеть! Концы ее остались на дне.

— Она битком набита рыбой!
– воскликнул Тази.- Убей меня гром, тут стерлядки!

Мухаметша выпустил из рук канат, словно он стал сразу горячим, и пересел на середину лодки.

— Отцепи! От греха подальше! Тази продолжал, отдуваясь и пыхтя тянуть на себя зацепившуюся за якорь сеть.

— Нет уж, не буду отцеплять. Это явно браконьерская сеть. Пусть он, негодяй, сначала мне мои крючки вернет! За все наши мученья его рыба станет вашей законной наградой.

Он подтянул сеть к лодке и посмотрел с самого борта трепыхалась запутавшаяся в ячейках большая, с руку, стерлядь.

— Вот кто трепал мою кормушку! Какая красавица! Ну-ка, милая, иди сюда!

Мухаметша посуровел.

— Брось, не связывайся!

— Хочешь либеральничать с браконьером?

— Откуда ты знаешь, что он браконьер? Такой же рыболов как я мы с тобой,

— Если бы он был честным человеком, он бы буек здесь поставил. Тогда мы тут не стали бы забрасывать и сберегли бы свои крючки!

— Если он браконьер, тем хуже для тебя. Он сейчас за тобой наблюдает в бинокль. А потом появится — ну ступай, Варвара, на расправу!

Доставая стерлядку из сети, продолжая отдуваться и пыхтеть, Тази сказала

— Испугал! Как я могу упустить такой случай! Пусть мне за эту стерлядку дадут пятнадцать суток, все равно я ее никому не отдам!

Наконец Тази удалось высвободить стерлядь из сети, и он бросил ее в лодку. Но сеть из рук при этом не выпустил.

— Здесь, братцы, добра на всех хватит! Я заглянул за борт и увидел, что в сети действительно запуталось много рыбы. Отпустить сеть? Но тогда браконьер останется ненаказанным! С другой стороны, рыба-то все-таки не наша! Мы даже морального права не имеем распоряжаться ею по-своему!

ЧЕМ ВЫ ЗАНИМАЕТЕСЬ?

Пока мы разбирались в моральной проблеме, которую «выловили» из Волги вместе с этой явно браконьерской сетью, к нам с вихревой скоростью подлетела большая моторка. Мотор у нее был именно «Вихрь».

В лодке сидели двое. Один — здоровяк, с черными, закрученными кверху усами, другой — совсем мальчик. Тази все еще держал в руках сеть. Эй, чем вы тут занимаетесь? Тази ответил безо всякого смущения:

— А вы что, не видите, чем мы занимаемся?