Рыбалка в тихом омуте
Шрифт:
– Я такого позора не испытывал за всю свою жизнь! – горячо зашептал Броня.
– Догадываюсь, – ответила Лаура.
– Первый звоночек прозвенел, когда тетю Зину понесло, другого слова я просто не нахожу. Как Дед Мороз сломал посохом ребра Оленю, а она столкнулась со спутником…
– Ты же ее сам напоил для расслабления, – отметила Лаура.
– Твоя правда! Но я же для расслабления, а не для сумасшествия! Все это еще могло обернуться шуткой или неудачной постановкой… Но окровавленный труп вместо подарков детям! Это какой-то кошмар, Лаура! О происшествии в нашем театре уже сказали в новостях и еще напечатают в «Вечерке». Про Интернет я вообще молчу. Наша репутация разрушена до основания!
– Стоп! Ты обещал мне
– Молчу, молчу, – вздохнул режиссер и присел на кровать к Лауре, воровато озираясь. – Выпьем?
– Ты с ума сошел?! – Лаура аж подпрыгнула. – У тебя сердечный приступ! Какое – выпьем?! – изумилась она.
– Вот если не выпьем, будет плохо! Сердце вообще готово остановиться! – не согласился с ней Бронислав Витальевич, доставая из кармана фляжечку и опрокидывая в себя ее содержимое. – Тебе повезло, ты сразу так раз… и отбросила рога и копыта, а я как идиот еще долго пребывал в полном уме и твердой памяти. И я видел лица детей и слышал их жуткие крики и плач! Хороший подарок они от меня получили, ничего не скажешь. А теперь я еще жду судебные иски от их родителей за колоссальный моральный ущерб, нанесенный их детям!
– Они должны понять, что наш театр ни при чем, мы этого не хотели…
– Тебя бы это остановило, если бы твой маленький ребенок такое увидел? – спросил Бронислав Витальевич.
– Думаю, что нет…
– Вот именно! Ты бы видела их лица! Это – конец! И когда я про это подумал, я сразу же ощутил острую боль в сердце! Ну и когда подогнали «скорую помощь», врач посмотрел на меня и сказал, что я немедленно должен проехать в больницу!
– Предынфарктное состояние, – кивнула она.
– Все обошлось! Пока… – вытер выступивший пот со лба Бронислав Витальевич и воровато оглянулся по сторонам. – А вот следователь, который уже говорил со мной, точно мне жизни не даст. Знаешь, что он предположил? Что мы это все специально сделали, чтобы поразить воображение зрителей, что мы такие вот авангардисты… Чтобы нас заметили, написали в прессе, естественно, чтобы привлечь внимание зрителей! Ну еще бы! Такой креатив! Дед Мороз выносит вместо подарков почти расчлененный труп. Такого точно еще не было!
– Очень странное представление о том, как можно привлечь зрителя! – сказала Лаура. – Так скорее не зрителя привлечешь, а маньяков, которые жаждут крови.
– Сейчас маньяков больше, чем нормальных людей, – отметил Бронислав Витальевич.
– Тогда у нашего театра есть шанс, – ответила Лаура и тут же исправилась: – Шучу-шучу. Я даже вспомнить об этом боюсь, не то что говорить. Кто этот мужчина? Я имею в виду труп? Ты его знаешь?
– Ну как знаю?! – как-то нервно передернул плечами Бронислав Витальевич. – Я видел его, говорил один раз… Этот человек приходил за вещами Стефании, потому что ее наследница продала ему все за символическую сумму. Так она решила хоть что-то выиграть от наследства, да и возиться с этими вещами не хотела. Это как раз по его специализации… Да! Именно так! Борис Ефимович пришел ко мне днем после звонка Веселины и забрал все вещи Стефании…
– И больше ты его не видел? – спросила Лаура.
– Нет… То есть последний раз я его увидел вот в новогоднем мешке… Нет, я не сразу узнал, конечно! Это потом уже… Когда меня попросили внимательно посмотреть… Я тогда и воскликнул: «Боже! Это же антиквар, который забрал вещи Стефании!» И уже потом выяснилось, что убили его ударом по голове, когда Борис Ефимович грузил вещи Стефании в свою машину. Он припарковался возле черного хода. Там его и убили. А потом отволокли обратно в театр и не нашли ничего лучшего, как спрятать тело в мешок… Может, убийца и не знал, что этот мешок вытащат на сцену во время спектакля. Там все в крови! Это ужас… Она везде – и на линолеуме, и на ступеньках, и на земле… Везде! Там работает следственная группа, все перевязали какими-то лентами…
И это в самый сезон!– Спектакли будут? – спросила Лаура.
– Ты что? Какие спектакли?! Нет, конечно… Все запретили, пока… Подозревают ведь кого-то из нас. Ты-то, когда тянула мешок, не почувствовала ничего?
– Нет… Если честно, мне было так плохо, что я еле-еле держалась, чтобы не потерять сознание в шкуре этого оленя, ни на что особенно внимания не обращала… Мешок как мешок, тяжелый… но он же на колесиках был. И потом, мне и в голову не могло прийти, что там может быть труп, – нервно дернула плечами Лаура.
– Вот и накрыли нам новогодние спектакли, – вздохнул Бугров. – А чего я должен переживать за какого-то антиквара? Я его знать не знал! Вот и все! Детей жалко, что шок испытали, свое сердце жалко, тебя жалко… А его не особо…
– А за что его грохнули?
– Кто же знает… Но вещей Стефании не обнаружили. Стоит его брошенная машина с распахнутыми дверцами и ни одной коробки с антикварными вещами.
– Ты думаешь, его убили из-за наследства Стефании? – округлились глаза у Лауры.
– Выходит, что так… Там вроде ничего особо ценного и не было… Хотя сейчас и за пенсию убить могут. – И Бронислав Витальевич схватился за сердце.
– Или там было что-то ценное, просто мы не специалисты, – задумалась Лаура.
– Может и такое быть, – согласился Броня, – только теперь мы этого никогда не узнаем. Потому что наследница Стефании обратилась для оценки доставшегося ей имущества именно к Борису Ефимовичу, и он ей сказал, что там ничего ценного нет… А если он ее обманул, специально так сказал, чтобы все скупить за символическую цену?
– Да уж, предполагать можно что угодно. Единственный человек, который смог бы ответить на этот вопрос, мертв. А мы теперь по любому будем чувствовать себя неуютно, потому что нельзя порочить умершего человека. Тем более, если он и не обманывал… Могло же быть такое? – предположила Лаура и сама же ответила: – Могло, но маловероятно, потому что… Что-то он утаил, а кто-то узнал, и за это Борис Ефимович и поплатился.
– Пусть об этом голова у полицейских болит. Мы-то при чем? Мы – люди искусства! Быстрее оставили бы нас в покое и разрешили снова играть, – гнул свою линию режиссер. – А меня пусть хоть на детекторе лжи проверяют, я ничего не знаю. Такая хорошая женщина была эта Стефания, никогда не думал, что после ее смерти будет столько неприятностей. Ей бы и самой это не понравилось. Стефания не любила стеснять и хоть чем-то напрягать людей. А теперь я даже жалею, что предоставил помещение своего театра для ее вещей. Кто же мог предположить, чем может все закончиться! – ахнул он. – Ладно, пойду я, прилягу. А то как начинаю думать о театре и об этом диком случае, так мне плохо становится.
– Иди, конечно… И возьми себя в руки! Все образуется! А вот нервы не восстановятся. Успокойся! – посоветовала ему Лаура.
Сама она чувствовала себя вроде неплохо, только ощущала дикую слабость – то ли от снотворных таблеток, то ли от того, что ей резко сбили температуру. А может, из-за сильного нервного потрясения. Еле-еле Лаура дошла до раковины и умылась. Внешний вид ее тоже не порадовал, особенно прилипшая ко лбу челочка и какая-то сыпь, проступившая на щеках.
В это время дверь в палату открылась, и Лаура с удивлением увидела Юрия. Его визит порадовал ее еще меньше.
– Ты как здесь?
– Мимо проходил… Гляжу, женщина вроде знакомая! – ответил он и ввалился в палату, не спрашивая разрешения.
– Все шутишь? – спросила Лаура, потуже запахивая больничный халатик.
– Ага! Обсмеялся! Жалко, меня на вашей премьере не было, когда ты вместо подарков детям труп вытащила…
– Знаешь уже, – отвела глаза Лаура.
– Все знаю. Поговорил с кем надо и с кем не надо тоже. – Юрий сел на кровать, ставя пакет с чем-то на тумбочку. – Ты присаживайся! – пригласил он Лауру, показывая на место рядом с собой.