Рыбкин зонтик

— Что ж, делай что хочешь… я умываю руки.

Он развернулся и пошел к выходу из комнаты.

— Тоже мне, Понтий Пилат нашелся! — негромко проговорил Макс, глядя ему в спину.

Затем он повернулся к охраннику Толику и громким, требовательным голосом произнес:

— Я тебе, по-моему, ясно сказал — немедленно принеси инструменты!

Толик послушно удалился в ту низенькую дверь, из которой незадолго до того появился Макс. На секунду задержавшись в дверях, он незаметно для шефа бросил на меня сочувственный взгляд.

За дверью послышался металлический лязг и звяканье. Я представила, какие инструменты подбирает сейчас дисциплинированный Толик, и на меня накатила волна такой дурноты, что я едва не потеряла сознание.

Макс тем временем прохаживался передо мной, в нервном нетерпении потирая руки.

Металлическое звяканье в соседнем помещении затихло, но Толик все не появлялся. Макс удивленно посмотрел на дверь и окликнул своего замешкавшегося подручного:

— Ты что там застрял? Тебя только за смертью посылать!

В ответ из-за двери донеслось нечленораздельное мычание.

Макс сделал несколько шагов в направлении двери, но вдруг настороженно замер, вытащил небольшой блестящий пистолет и оглянулся на меня, удивленно пробормотав:

— Это еще что за фокусы?

Поскольку я понимала не больше, чем он, и ничего не ответила, Макс крадучись двинулся в прежнем направлении, держа перед собой в вытянутой руке пистолет.

Я по вполне понятной причине взволнованно наблюдала за происходящим, хотя ничего не понимала. Правда, жизненный опыт подсказывал мне, что неожиданности редко бывают приятными, но в моем нынешнем положении любые изменения могли быть только к лучшему.

Макс застыл перед самой дверью, внимательно прислушиваясь, и уже собрался шагнуть в соседнюю комнату, как вдруг в подвале погас свет.

Воцарилась полная, кромешная темнота, в которой раздавались звуки ударов, негромкие выкрики. Затем прогремел выстрел, и все затихло.

Я сидела в своем кресле ни жива ни мертва и боялась дышать.

Только теперь я поняла, что такое настоящая, полная тьма, в которой действительно ни зги не видно. По сравнению с ней темная осенняя ночь в густом лесу, где я оказалась когда-то в далеком детстве, была едва ли не белой ночью. Там были тусклые светящиеся гнилушки, просветы между деревьями, там постепенно привыкшие к темноте глаза могли хоть что-то различить, здесь же темнота была полной, глухой, непроницаемой, как будто мои глаза завязали плотной бархатной повязкой.

И вдруг я почувствовала в этой темноте какое-то движение.

Может быть, тьма, лишив меня зрения, обострила все остальные чувства, может быть, я кожей ощутила легкое колебание воздуха, только я без сомнения поняла, что рядом со мной кто-то есть.

Казалось, я уже не могу сильнее испугаться, но теперешний страх превзошел все прежние. Если раньше я боялась вполне конкретных вещей — боялась жестокости Макса, боялась пытки, боялась смерти, то сейчас меня посетил древний, первобытный мистический ужас перед чем-то неизвестным, не имеющим имени и конкретного образа.

Так, наверное, первобытный человек, робко жавшийся к своему костру, в ужасе следил за светящимися глазами, глядящими на него из темноты, за огромными тенями, крадущимися.на границе света и тени, прислушивался к тяжелым мягким шагам древних хищников…

Неизвестный приблизился ко мне; вжавшись в спинку кресла, я почувствовала его легкое прикосновение.

Щелкнула застежка, заскрипел плотный кожаный ремень, и неожиданно я почувствовала, что левая рука свободна. Через секунду точно так же освободилась правая рука.

Я неподвижно сидела, боясь поверить происходящему, боясь пошевелиться, боясь издать хоть какой-то звук.

И тот, кто был в темноте рядом со мной, тоже не издавал ни звука.

Больше того, я уже не была уверена, что рядом со мной кто-то есть, темнота стала глухой и безжизненной.

Секунды шли за секундами, в темноте ничего не происходило. Мне казалось, что я бесконечно долго нахожусь в этой густой, плотной, вязкой тьме, хотя на самом деле вряд ли прошло больше минуты, и вдруг вспыхнул свет.

Загорелась тусклая лампа аварийного освещения, но после полного мрака она показалась такой яркой, что в первое мгновение у меня заболели глаза.

Я огляделась. Сначала показалось, что в подвале никого нет, но потом я увидела на цементном полу возле низкой двери распростертое тело Макса.

Как бы там ни было, мне нужно было воспользоваться моментом и попытаться вернуть себе свободу.

Руки мои были свободны, и отстегнуть ремни на ногах не представило труда.

Я встала, но едва удержалась на ногах: кровообращение, затрудненное тугими ремнями, не сразу восстановилось.

Справившись со своей слабостью, я направилась к той двери, за которой пропал охранник Толик — что-то подсказывало мне, что именно там я смогу найти путь на свободу.

Проходя мимо Макса, я наклонилась и вгляделась в него.

Лицо этого психопата было бледным, на скуле набухал здоровенный кровоподтек, но он был жив — грудная клетка слегка приподнималась в ритме неровного дыхания. Словно почувствовав мой взгляд, Макс издал болезненный стон.

— Ничего, ты живучий! Как-нибудь сам выкарабкаешься! — мстительно прошептала я и прошла в соседнюю комнату.

Комната была куда меньше первой, но обстановка ее была более разнообразной. Возле одной стены стояла низкая медицинская кушетка, возле другой — металлический шкафчик с застекленными дверцами, посреди комнаты — небольшой квадратный столик. На этом столе находился никелированный поднос с набором медицинских инструментов самого устрашающего вида — какие-то щипцы, клещи, скальпели и пилки.

Подумав, что вся эта садистская техника была предназначена мне, я невольно вздрогнула.

Обойдя стол, я увидела на полу скорченное тело охранника.

Судя по изредка раздающимся глухим стонам, он тоже был жив, но, как и Макс, без сознания.

Я обошла Толика и сбоку от шкафа с медицинскими инструментами увидела в стене квадратное темное отверстие. Рядом с ним на полу лежала отвинченная решетка.

Должно быть, это отдушина вентиляционного канала, через которую в подвал проник мой неизвестный избавитель, который разделался с Максом и его подручным и освободил в темноте мои руки, тот, кого я так испугалась… Как часто мы не знаем сами, что для нас хорошо и что плохо, что грозит опасностью и что приносит нам спасение!