Рыцарь из рода драконов

– Я не могу тебе этого доверить, - Артур постарался, чтоб его слова прозвучали мягко, хотя и понимал, что это горькое лекарство он ни в каком сиропе не растворит.
– Извини, это тайна. Но ты права, не буду спорить. Вечером мы бы не встретились, за два часа до заката я уезжаю из Эленгира. Может быть, и не вернусь, это как получится. Помолишься за меня, ладно?

– Мне за тебя не молиться хочется, - если раньше голос Эльзы звенел острой струной, то теперь он резал хорошо заточенной сталью.
– Мне хочется тебя придушить.

Артур, сам не понимая, что делает, шагнул вперед, выставил перед собой открытые ладони:

– Ну, давай, души, вперед и без страха. Может это даже приятно, в такие игры мы еще не играли, - дурацкая несмешная шутка вырвалась у Артура прежде, чем он успел прикусить язык. Он замер, борясь с отчаянным желанием сказать что-нибудь еще. Что-нибудь такое, чего говорить не следовало.

Эльза рывком поднялась с кресла, оттолкнувшись от подлокотников, подошла к маленькому столику, стоявшему прямо посередине комнаты, разделившему их, как барьер. На столике стояли графин с водой и одинокий бокал. Девушка наклонилась и очень ловко, не хуже, чем заправской аристократ, привыкший обращаться с дорогой посудой, наполнила бокал до краев. Поднесла его ко рту, сделала несколько быстрых, резких глотков - а потом развернулась и впечатала бокал в стену. Брызнули на ковер осколки хрусталя, вода потекла вниз по гобелену темными ручейками. Эльза утерла губы рукавом. Наклонилась, аккуратно сняла графин и поставила его на пол. А потом ударом ноги опрокинула столик.

Артур не шелохнулся.

– Я же знала, с кем связываюсь, - сказала Эльза тихо.
– Герцог Запада, да еще когда война на дворе. Да хоть бы и не было войны, по тебе и так видно, что ты влезешь в любое пекло, да сам этому будешь рад. У меня был один приятель, знаешь, на тебя чем-то похож. Года два назад, черт, да какая разница, когда это было. Наемник, сегодня здесь, завтра там. Говорил, бастард какого-то знатного лорда, врал, наверно. Любил подраться, он даже спал с мечом - представляешь? Укладывал свою чертову железку себе под ноги, говорил, это если враги вдруг ворвутся. Какие враги, откуда враги... Я всегда боялась, когда с ним спала, что однажды порежу себе ступни об эту штуку. А еще он любил пошутить, вот вроде как ты, и посмеяться любил, тоже вроде как ты. Да не будь у него темные волосы да серые глаза, я б решила, что это его твой папаша сделал. Артур Айтверн, как у тебя с незаконными братьями, не слышал про таких? Не слышал, знаю, можешь не отвечать. Ну и вот... Мне он нравился, этот парень, хотя и не пойму, кому в здравом уме такое чудо понравится. Наверно, у меня ум не очень здравый. Правда, Джеймсу, так его звали, Джеймсу нравилось, как я пою. Наверно, потому я его терпела. А может, и нет, не знаю. На худой конец, он был веселым, а я люблю веселых парней. Одна беда, еще веселых парней любит война, вечно мы их с ней никак не поделим. Войны тогда не было, Джеймс совсем уж заскучал, ну что поделать, если иберленские лорды сами не любят междуусобиц... м-да, не любили... и знаменосцев за них по голове не гладят. В общем, собрался мой герой податься в Лумей, тогда как раз король тамошний с сеньорами своих западных графств чего-то не поделил... ох, мнится мне, лумейских сеньоров на мятеж подбил герцог Коллинс, кто, как не он... в общем, собрался Джеймс, но не подался. Сидели мы с ним как-то в таверне, а туда с тракта одна компания завалилась, солдаты какого-то тана. Сильно навеселе были, да и Джеймс тоже порядком набрался. Слово за слово, а потом он меч рванул, стол опрокинул и пошла драка. Только вот он один был, а танских солдат - много. Нескольких зарубил, силен он был драться, а потом его самого на копье подняли. И таверну подожгли. Я через окно выбралась, видела, как зарево до неба колыхалось. В этом огне то, что от моего героя осталось, и сгорело. Так, сжавши меч, сдержав тяжелый стон, окончил жизнь и пал на землю он, - процитировала Эльза какую-то жесту. Она стояла очень ровно и прямо, только лишь пальцы самую малость, едва заметно подрагивали. Артуру захотелось подойти к девушке и обнять ее, но он почему-то не стал этого делать.

– Смотрю на тебя и поражаюсь, до чего вы с Джеймсом похожи, - продолжила Эльза после паузы.
– Нет, сначала мне так не показалось, врать не стану. Сначала ты показался мне обычным придворным хлыщем со слишком длинным языком. Но потом, когда рубил голову тому гонцу, когда сталь свистнула и у тебя лицо все горело, и выглядел, как бесноватый... Нет, вы правда с Джеймсом похожи, как родные братья. Мне потом все время это в голову приходило - мол, встретила парня, совсем как тот, который мне... неважно. Но вот я встретила кого-то, тебя то есть, и ты был как тот, кого я потеряла, понимаешь? А это как если судьба дает второй шанс, судьба же дает иногда вторые шансы, верно? Не очень часто, но дает. Иногда. Нельзя упускать вторые шансы. Нельзя, слышишь? Потому я к тебе и приехала. Потому что вы похожи. Потому что я скучаю по нему. Потому что он - это ты. Потому что ты - это он, или его брат, или просто, не знаю, тень его, может. Отражение. Потому что я хочу его, потому что я хочу тебя, потому что я во всем запуталась, но ты или он мне нужны, ясно тебе? Это как возможность вернуть прошлое, сделать все как было, заново. Только вы похожи куда побольше, чем мне бы хотелось. Джеймс из Чардинга был повенчан с войной, а не с девой, и ты, Артур Айтверн, герцог Малерион, тоже повенчан с войной. Такие, как ты и он, всегда повенчаны с войной. Ты опять куда-то уходишь, и я не знаю, вернешься, не вернешься, кто ж тебя разберет.

Она замолчала.

Артур вновь поймал себя на желании подойти к Эльзе и обнять ее, и вновь подавил это желание. Наверно, подумалось ему вдруг, сейчас и в самом деле не стоило делать ничего подобного. Обнять ее, и, может быть, поцеловать, и, может быть, зарыться лицом в ее волосах - все это было бы хорошо, но это значило ответить на вопрос, произнесенный словами и идущий от рассудка, на языке тела. А это было бы неправильно. Это было бы... унизительно. Это означало уйти от того, о чем его спрашивали, промолчать, спрятаться за лаской, за удовольствием, за сближением плоти - и тем самым струсить, оскорбить Эльзу и оскорбить себя. Ее - своим нежеланием честно встретить ее слова своими. Себя - позорным отступлением, трусостью, ведь это была бы именно трусость и ничего, кроме трусости. Эльза спрашивала его на языке рассудка, значит, и отвечать следовало доводами рассудка, а не удовольствием, даваемым телу. У госпожи Грейс был ум, и она умела им пользоваться. Немногие мужчины или женщины могли похвастаться тем же самым. Ум Эльзы был, возможно, главным ее достоинством, а чужие достоинства следует уважать.

И поэтому Артур не стал заключать Эльзу в кольцо своих рук, хотя и был не прочь это сделать. Вместо этого он подошел к ближайшему креслу и осторожно в него опустился. Потер ладонями лоб и переносицу, словно испытывал головную боль. В известном смысле, так оно и было.

– Не могу сказать тебе, Эльза, вернусь я или нет, это не мне решать, а Богу. Если Господа устраивает то, что я сделаю, значит, я вернусь. Чтобы делать тоже самое и дальше. Если Господь недоволен мной, значит - не судьба, придется умирать. Мне хотелось бы верить, что я делаю именно то, что следует, даже нет, я верю в это, но решать все равно не мне. Я могу лишь пройти до самого конца, а каким он, этот конец, будет, отсюда, с земли, не разглядеть. Я могу сказать вам, миледи, лишь одно. У меня нет права останавливаться. У меня нет права оставаться в стороне. У меня нет права уклоняться. Я пройду до конца, я сделаю то, что должен, даже если погибну, и даже если своей гибелью разобью кому-нибудь сердце. Это - мой долг. Я не могу его не исполнить.

– Да уж понимаю, не совсем дура, хвала Всевышнему. Понимаю про долг, и про ответственность, и про королевство... хоть до вечера это все перечисляй. Я понимаю, Артур, можешь не упражняться в красноречии. Мне просто страшно за тебя, соображаешь, нет? Страшно мне, вот я и боюсь, а что ты никуда не свернешь, даже если я у тебя на шее повисну - невелика тайна. И знаешь что, милый друг... В этом-то вся и беда. Если бы не был таким вот упрямым героическим ослом, с вдохновенным видом прыгающим прямо в пропасть - черта бы с два ты мне так нравился.

Артуру понадобилась секунда или две, чтобы переварить услышанное. А потом он от души расхохотался - громко, звеняще, до боли в сердце и колик в животе, и мало что не до слез. Так смеются, услышав самую немыслимую, самую невероятную, самую сводящую с ума из всех слышанных в жизни острот. Так можно смеяться, осознав всю тщету и бессмысленность мироздания - или же, напротив, постигнув вселенную до конца, во всей ее ослепительной, жестокой и возмутительно прекрасной реальности. Так можно смеяться при рождении или за вздох до смерти.

– Миледи!
– простонал он в совершеннейшем изнеможении, одуревши хлопая себя по бокам.
– Миледи, я просто не могу, я сейчас... сейчас умру просто на этом самом месте! Мне никогда не понять женщин! Так, значит... выходит... получается, вы любите нас ровно за то же самое, за что и пришибить готовы? Нет, просто возмутительно... Немыслимо! Непостижимо...
– Он не совладал с собой и снова расхохотался, умудрившись при этом больно стукнуться головой о спинку кресла.
– Без всякого сомнения, я когда-нибудь уйду в монастырь... в женский монастырь, миледи, в женский, ни в какой другой! Стражником... Нет, силы небесные, это ж надо... Значит, вы, миледи, полагаете вашего непокорного слугу полным безумцем и в изрядной степени этим удручены, но не будь ваш непокорный слуга безумцем, вы бы в его, то есть мою, сторону даже и не посмотрели бы? Нет, эти парадоксы бытия однажды сведут меня с ума...

Артур осекся, лишь заметив, что Эльза ни в малой степени не разделяет его веселья. Напротив, она показалась ему не на шутку разозленной, того и глядишь подойдет и треснет по голове чем-нибудь тяжелым. Айтверн замолчал, правда, ехидная ухмылка так и не смогла покинуть его лицо.

– Да, милорд, вы совершенно правильно угадали, - сказала Эльза совершенно холодным голосом.
– Я люблю вас именно за то, за что была бы не против убить. Чего уставился?!
– огрызнулась девушка, заметив, что лорд Малериона, герцог Западных берегов, маршал королевских войск, и прочая, прочая, прочая, смотрит прямо на нее, являя образец окончательного и полнейшего обалдения.
– Я что, чего-то не того сказала? Или, может, у меня платье само собой расстегнулось? Чего это с тобой?! А, постой-ка... Постой, - повторила она, явно понимая, в чем тут дело - пока Артур прикладывал отчаянные усилия к тому, чтобы хотя бы удержать вываливающуюся из рта нижнюю челюсть.
– Я сказала, что тебя люблю... Ну... Да. Все так и есть. Я люблю тебя, Артур Айтверн, слышишь ты это, или у тебя еще и уши заложило?

– Сударыня...
– выдавил из себя герцог Айтверн, кое-как справившись с потрясением. Ему второй раз в жизни признавались в любви, и как и в первый раз, в тот самый первый раз, думать о котором не хотелось, первый шаг почему-то делала женщина, а не он сам. Не самая утешающая тенденция, правду сказать.
– Сударыня, вы меня... что, любите, говорите?

– Да, - Эльза яростно кивнула, - да, у тебя точно заложило уши! Я тебя люблю, пень высокородный. Еще повторить, или трех раз будет достаточно?