Рыцарь света

Глава 9

Милдрэд не ведала, куда ее везли и как долго. Она лежала на шкурах и смотрела на полог носилок. В душе ее было так пусто, как будто из нее выпустили всю кровь и силу, а освобожденное пространство заполнилось холодом и тьмой.

Порой она все же выплывала из своего полузабытья и заходилась плачем, долгим, сухим, перемежающимся стонами. Это длилось до тех пор, пока ее опять не охватывало мрачное оцепенение. И это было спасением, ибо боль потери… гибель Артура… Как можно жить без него? Да и живет ли она, если ей все равно, что ее теперь ждет, что с ней случится, что предстоит вынести.

Порой Милдрэд замечала, как над ней склоняются какие-то незнакомые люди, — их лица казались ей грубыми и неприятными. Она закрывала глаза, чтобы никого не видеть. Но от нее не отставали, ее теребили, чем-то поили. Кажется, молоком. Уговаривали поесть, и, наверное, когда к ней подносили кусок мягкой разваренной курятины, она жевала ее.

Однако в какой-то миг саксонка пришла в себя, ощутив вокруг некое оживление. Приподняв полог носилок, она увидела, что находится среди обширного, огороженного каменной стеной двора.

Светило солнце, всюду сновали какие-то люди, то и дело мелькали яркие ливреи, мимо проходили грумы, ведущие лошадей, между возов куры расклевывали конские каштаны. И все были оживлены и веселы, перебрасывались шуточками, у подвод, играя, бегали дети.

— Где это мы? — впервые за все время спросила саксонка.

— Хедингем, — отозвался один из сопровождавших ее конных охранников.

Милдрэд поняла: Хедингем — один из королевских замков в соседнем с Норфолком графстве Эссекс. Сюда, видимо, ее и отправил принц Юстас.

Возле самого донжона ее позволили выйти из носилок. Какие-то люди в богатой одежде с интересом смотрели на нее, лица некоторых даже показались ей знакомыми, но она все еще была слишком погружена в свое горе, чтобы отвлекаться на окружающих. Поэтому покорно позволила провести себя, долго поднималась по затемненной винтовой лестнице. Ее оставили в небольшом покое, довольно роскошном, но с решеткой на окне.

«Я в узилище», — отметила девушка. Но особо не волновалась. У нее было ощущение, что после того, как она склонилась над неподвижным, окровавленным Артуром, ее ничто не сможет потрясти.

Поэтому она и была так спокойна, когда к ней пришли какие-то женщины, стали спрашивать, не угодно ли чего? Милдрэд попросила, чтобы ее проводили в часовню: ей хотелось преклонить колени перед распятием, воззвать к Всевышнему и молить Его принять душу умершего без покаяния Артура.

— Миледи, сейчас это невозможно, — ответили ей.

— Почему? Разве мы не в христианской стране?

Прислужницы переглянулись. Крепкие, с мужеподобными грубыми лицами, они больше походили на стражей, чем на прислугу. Одетые в добротные одеяния и чистые полотняные вимплы [40] , что отнюдь не делало их миловидными, женщины выглядели настолько хмурыми и несговорчивыми, что девушка подумала: это чудовище Юстас никого иного приставить к ней и не мог. Ибо теперь она его пленница.

40

Вимпл — женский головной убор времен Средневековья, нечто вроде апостольника монахинь: цельный покров с отверстием для лица, ниспадающий на плечи.

Наконец одна из прислужниц сказала, что, возможно, позже они и отведут ее в часовню, но пока леди следует привести себя в порядок после долгой дороги.

Милдрэд позволила снять с себя широкий черный шазюбль [41] , причем содрогнулась, сообразив, что это накидка Юстаса. Со служанками она была покорна и бесчувственна, позволила им раздеть себя, обмыть и переодеть, потом неподвижно сидела, когда ее расчесывали и заплетали волосы в косы. Одна из женщин с неким подобием улыбки показала девушке ее отражение в округлом полированном диске зеркала. Оно несколько искажало изображение, но все же Милдрэд увидела, что на ней одеяние из рыжего бархата, украшенное золотистыми узорами на плечах и широких ниспадающих рукавах; ее аккуратно заплетенные косы покоились на груди, поверх них была надета бежевая шапочка с плоским верхом и с облегающей щеки и подбородок полоской кружевной ленты. Милдрэд так давно не носила ничего светлого, что поглядела на себя с некоторым удивлением.

41

Шазюбль — верхняя накидка вроде плаща, цельнокроеная, с отверстием для головы, спереди не раскрывалась, но для удобства имела разрезы по бокам.

— Вы довольны, миледи? — спросила одна из служанок.

— Что? Довольна ли я? Как я могу быть довольной, если все, чего я хочу, — это умереть!

В ней вдруг проснулась ярость, а с ней пришли силы. И она так ударила по отражению в диске, что служанка выронила его и зеркало упало с громким металлическим звуком. А Милдрэд вдруг стала кричать на них, гнать, выталкивать. Служанки, несмотря на то что были крепкими и высокими, поспешили покорно удалиться, закрыли за собой дверь и переглянулись. Одна сказала:

— Ну что, может, опять дадим ей макового настоя? Чтобы утихомирилась и вновь спала, пока его милость не явится.

Вторая, наблюдая за пленницей в маленькое зарешеченное окошечко в двери, отрицательно покачала головой.

— Не стоит усердствовать с настойкой. Да и угомонилась она, вон хоть и мечется, но не вопит. А начнет шуметь… Кто же знал, что в Хедингем прибыла королева? А принц велел, чтобы саксонка не привлекала к себе внимания. Так что пусть пока посидит, а начнет выть — тогда и опоим ее.

Милдрэд не замечала, что за ней следят. Как и не заметила, что рассеянно ходит туда и обратно вдоль стены, будто зверь в клетке. Сначала в одну сторону, потом, дойдя до толстой колонны в углу, в другую. При этом она неосознанно касалась ладонями деревянных стенных панелей, словно перебирала резьбу на них, опять разворачивалась и шла, так же безразлично трогая стены. И так раз за разом. Не отдавая себе отчета, она посмотрела на стоявшее в стороне богатое ложе с расшитыми складками полога, увидела узкое окно с закругленным верхом, откуда сквозь решетку пробивались солнечные лучи. Но все это было далеко от нее, реальным же оставалось некое удушающее чувство, будто ее что-то переполнило, но так и не нашло выхода. Это было тяжело и заставляло ее отчаянно метаться.

Ее мысли возникали и гасли подобно коротким вспышкам: Артур погиб… Ей надо принять это и как-то с этим жить. Зачем? Ранее, когда-то давно, она уже пыталась внушить себе, что им не быть вместе. Она заставляла себя так думать, однако даже мысль, что он где-то живет в этом мире, приносила ей радость. Потом случилось чудо: вопреки всему они смогли быть вместе. Это было грехом, но она не сомневалась, что готова бороться за свой сладкий грех. И Милдрэд стала счастливой без колебаний, уверенная, что само Небо позволило им любить друг друга. И вот того единственного, кому она готова была вручить себя, не стало… Что ей остается?

Милдрэд опять шагала вдоль стены. Ей казалось, что она движется в какой-то глухой бесконечной пустыне, перед этой не пускающей ее никуда стеной, вновь бессмысленно касаясь ее руками. Постепенно, несмотря на подавляющую ее полубезумную панику, девушка стала осознавать, что она пленница Юстаса. Поначалу это вызывало у нее только безотчетный страх. Потом появилась ненависть. Она ненавидела принца даже не как человека, а как некое темное зло, которое преследует ее, хочет сломить и поработить. Но жившая в ней ненависть давала силы. Она была готова… На что? Она не забыла, что сказал ей Артур: ее родители захвачены этим чудовищем. Милдрэд должна была что-то придумать, что-то сделать, чтобы даже в бездне своего отчаяния решить, как помочь им. Как? Она не знала этого и от напряжения, охваченная горем, ненавистью и отчаянием, входила в некий ступор, почти не осознавая, что делает.