Рыцарь в сверкающих доспехах

Арабелла, если это было возможно, выглядела еще лучше, чем во дворе, и практически пожирала Николаса своими прекрасными глазами.

– А, вот и ты, – обронил Николас с таким видом, словно она поглощала весь воздух в комнате, не давая дышать остальным. – Мой секретарь всегда рядом со мной.

– С вами? – удивилась Арабелла, надменно взирая на Даглесс. В эту минуту девушка отчетливо поняла, что должен чувствовать виноград, превращаясь в изюм.

– Ей нужно приготовить комнату, – пояснил Николас, улыбаясь.

– Думаю, мы найдем ей место, – пообещала Арабелла.

– Где? В уплотнителе отходов? – буркнула Даглесс себе под нос.

Николас больно сжал ее плечо.

– Американка, – пожал он плечами, словно это все объясняло. – Мы будем к чаю.

И не успела Даглесс опомниться, как он вытолкнул ее за дверь. Похоже, он точно знал, где находятся конюшни, потому что направился прямо туда. Даглесс почти бежала, чтобы не отстать. Ничего не скажешь, в росте пять футов три дюйма было нечто крайне невыгодное.

– Что ты наделал? – допытывалась она. – Мы остаемся здесь на уик-энд? Надеюсь, ты не сказал им, что явился из шестнадцатого века? И как ты посмел говорить обо мне в третьем лице, да еще подобным тоном?!

Николас наконец остановился.

– У тебя есть что надеть к ужину? Они переодеваются в вечерние платья.

– А что неприличного в моей нынешней одежде? – злорадно ухмыльнулась она.

Николас, не ответив, снова зашагал к конюшням.

– Думаешь, Арабелла переоденется? Бьюсь об заклад, во что-то с вырезом до самого пола.

Николас с улыбкой оглянулся:

– Что такое «уплотнитель от…»?

– Отходов, – докончила она, прежде чем объяснить, что это такое. До нее донесся его смех.

Пока Николас седлал Сахара, конюхи держались на расстоянии.

– Будь у меня в конюхах такие трусы, я велел бы их высечь, – проворчал Николас.

Они поехали обратно, и с ними отправился главный конюх, но, поскольку мужчины всю дорогу непрестанно говорили о лошадях, Даглесс не смогла выспросить, что узнал Николас.

Когда они вернулись, в отеле уже подавали ленч, и Николас, как был, потный и разгоряченный, отправился в ресторан, где заказал три горячих блюда и бутылку вина.

Только когда вино было разлито, он соизволил заговорить.

– Что ты хотела узнать? – осведомился он, блестя глазами и, очевидно, понимая, что она сгорает от любопытства.

Сначала она решила, что не доставит ему такого удовольствия и вместо расспросов хорошенько выругает за столь бессовестное обращение. Но любопытство все же победило.

– Кто? Как? Когда? Где?

Николас рассмеялся:

– Ничего не скажешь, прямолинейная, бесхитростная женщина.

Пока ждали заказ, он рассказал ей, что Дики Хейрвуд ничуть не изменился: все такой же, не слишком умный, помешанный на охоте и уходе за садом.

– Но его сады и вполовину не так хороши, как мои, – похвастался Николас.

– Прекрати хвастать и объясни, как идут дела, – велела она, принимаясь за ростбиф. Английская говядина была одним из величайших чудес на земле: нежная, сочная, идеально приготовленная.

Оказалось, что два месяца назад рабочие чинили крышу дома и, похоже, так усердно стучали молотками, что обрушили часть стены.

– Сегодня уже не строят на века, – добавил Николас. – Вот в моих домах…

Но Даглесс взглядом заставила его осечься.

Судя по всему, в стену был замурован сундук с бумагами, которые оказались письмами леди Маргарет Стаффорд.

Даглесс откинулась на спинку стула:

– Чудесно! И теперь нас приглашают в дом и дадут прочитать письма! О, Колин, ты прекрасен!

Николас слегка поднял брови, услышав, как она его назвала, но ничего не сказал.

– Есть кое-какие проблемы.

– Что за проблемы? Нет, я сама угадаю. Леди Арабелла хочет, чтобы за это тебя каждое утро подавали ей на блюде вместе с апельсиновым соком.

Николас едва не поперхнулся вином.

– Что за язык, мадам, – чопорно заметил он.

– Так я права?

– Нет. Леди Арабелла пишет книгу про…

Николас поспешно отвернулся, и Даглесс показалось, что он слегка покраснел.

– Про тебя? – ахнула она.

Николас уставился в тарелку.

– Скорее про человека, которого она считает моим предком. Она… э… слышала рассказ о…

– О вас обоих на столе, – поморщилась Даглесс. – Поразительно, как ей хочется повторить историю! Так она позволит тебе увидеть документы или нет?

– Она не может. Подписала контракт с врачом.

Даглесс непонимающе воззрилась на него. Врачом? Так она больна? Да нет же, он хотел сказать «с доктором»!

– Тем, который упоминался в журнале? Как его звали? Доктор-такой-то-Хамилтон. Нет, Хамилтон-такой-то. Словом, тот парень!

Николас кивнул:

– Он приехал только вчера. Надеется получить что-то, обелив мое имя, только не знаю, что именно. Арабелла говорит, что работа над книгой займет годы. Вряд ли я смогу ждать так долго. Жизнь в твоем мире слишком дорога.

Даглесс, хорошо знавшая подробности карьеры отца, знала, какое огромное значение имеют публикации. Для всего остального мира было не важно, будет ли решена еще одна тайна елизаветинской эпохи. Но для историка, особенно молодого человека, только что начинающего свой путь, книга, изобилующая новыми сведениями, может помочь получить постоянную штатную должность, и не в каком-нибудь крошечном провинциальном колледже, а в университете крупного города.

– Значит, этот доктор уже здесь и взял с Арабеллы клятву хранить тайну. Поэтому ты не получишь доступа к письмам. И все же нас пригласили в дом, – заметила она.

Николас загадочно улыбнулся:

– Я убедил Арабеллу рассказать все, что она знает обо мне. И думаю, она ничего не скроет. А ты… – он пронзил Даглесс строгим взглядом, – ты должна потолковать с этим врачом.

– Не врач, а доктор философии, и… что? Погоди минуту! Что я должна, по-твоему, сделать? Я ни при каких обстоятельствах не собираюсь обольщать какого-то исторического болвана, чтобы тебя выручить. Я соглашалась быть секретарем, а не… что это ты делаешь?